Дьявол в музыке

Вечером к гостям виллы, собравшимся на террасе за кофе и ликёрами, присоединились новые знакомые Джулиана – Флетчер и Сент-Карр. Вилла в сумерках, беломраморная терраса и балконы в золотом свете произвели на Флетчера огромное впечатление. Сент-Карр казался равнодушным к пейзажам и архитектуре, но одна улыбка от маркезы превращала его в косноязычного дурака.

Оба молодых англичанина были представлены остальным, и маркеза приложила все усилия, чтобы разговорить их. Это позволило Флетчеру немного говорить по-милански, хотя у него был чудовищный акцент. Сент-Карр полагался на своего наставника, как на переводчика, но Джулиан заметил, что тот мог следить за любой беседой, если она его интересовала. Тем не менее, более всего он засыпал вопросами Кестреля – в основном, об одежде.

- Местные молодые люди выставляют себя на посмешище, - жаловался он, - своими длинными волосами и галстуками, что завязаны в банты. Мне было бы стыдно выглядеть этакой мисс Молли.

- Мужчине требуется немалая уверенность в своей отваге, чтобы так одеваться, – весело заметил Джулиан.

- Вы так считаете? – казалось, Сент-Карр поражен. – Я никогда не думал об этом с такой стороны, - он с сомнением посмотрел на свой, набитый подкладками у плеч наряд. – Конечно, никто бы не хотел выглядеть так, будто ему нужно что-то доказывать…

Джулиан побился об заклад сам с собой, что когда он в следующий раз увидит Сент-Карра, у того будут завитые волосы и кольца, надетые поверх перчаток. Беверли уже спрашивал, как завязывать галстук в сентиментальном стиле, когда на выручку пришёл Карло и занял внимание гостя.

К освободившемуся Джулиану подошли Флетчер и МакГрегор.

- Удивительно, что вы терпите эти расспросы Беверли, - сказал Флетчер.

Джулиан пожал плечами.

- Когда кто-то борется с бурей, лучше наслаждаться представлением, чем проклинать дождь.

- И один Господь ведает, что никто не любит устраивать представления больше, чем Беверли! – сказал Флетчер и мрачно добавил. – Для меня большое облегчение увезти его подальше от Милана. Мы здесь всего пару недель, а мне уже пришлось вытаскивать его из мошеннического игорного дома, выловить из канала, в который он рухнул после того, как кутил с солдатами, и спасать от ареста за то, что он ел арбуз на улице.

- Почему, Бога ради, за это могут арестовать? – спросил МакГрегор.

- Потому что он красный, белый и зелёный, - объяснил Джулиан, - как триколор, что был у королевства Италия Бонапарта.

- Что же, из всех нелепых законов… - МакГрегор покачал головой в отвращении. – Можно подумать, у полиции нет других дел, кроме как ловить людей, что едят фрукты!

- Они напуганы, - объяснил Джулиан, - они уничтожили явное инакомыслие, и теперь не знают, где их враги. Так что они бьют наугад, почти в истерике, любого, кто покажется подозрительным.

- Будьте благодарны, что вы англичане, - заявил доктор.

- Я об этом не знал, - задумчиво произнёс Флетчер. – Мой мать – ирландка, а для ирландцев англичане и австрийцы одинаковые чужаки.

- Очень проницательно, мистер Флетчер, - к ним незаметно подошёл Карло в сопровождении Сент-Карра и де ла Марка, - в тирании есть утомительное однообразие… - он замер на полуслове. Как из ниоткуда появился комиссарио Гримани со своим верным Занетти. Карло сменил тему. – Я надеюсь, вы придёте на наш праздник. В эту субботу – день святой Пелагии, покровительницы Соладжио.

- Святой Пелагии? – Сент-Карр уцепился за имя. – Кто она?

- Дева из Антиохии, - пояснил Карло. – Когда ей было пятнадцать, солдаты пришли в её дом и обвинили её в том, что она христианка. Пелагия сбросилась с крыши, чтобы спастись от изнасилования.

Де ла Марк расхохотался.

- Как вы смеете, месье? – рявкнул Гримани. – Я мог ожидать, что английские схизматики будут смеяться над святыми, но вы католик. От вас подобное возмутительно.

- Тысяча извинений, мой дорогой комиссарио, - учтиво отозвался де ла Марк, - но кто-нибудь из вас хоть когда-нибудь встречал девушку, что скорее разбила бы себе голову, чем дала задрать юбку?

- Я верю, что встречал, - сурово отозвался МакГрегор.

- Я хочу сказать – не в книгах Вальтера Скотта? – возразил де ла Марк.

- Я полагаюсь на ваш большой опыт, - ответил ему Джулиан, – но я никогда не предлагал женщине такой выбор.

Все рассмеялись. Глаза де ла Марка сверкнули – он признавал этот удар и сулил ответный.

- Ничто из этого не позволяет вам кощунствовать против святой, - сказал французу Гримани.

- Уверяю вас, синьор комиссарио, я не хотел выражать неуважения святой Пелагии. Я лишь указан на её неповторимость. Если я когда-либо встречу молодую даму, что готова броситься с крыши, чтобы сберечь свою добродетель, клянусь вам здесь и сейчас, что поставлю сотню свечей на алтарь святой Пелагии. А теперь, если вы извините меня, джентльмены, я обещал переписать кое-какие французские стихи для маркезы Мальвецци в обмен на цветок, что она носит в волосах, и я хочу закончить с этим, пока он не завял.

Де ла Марк поклонился и удалился. Все посмотрели на Джулиана, ожидая его реакции на эту прощальную выходку. Его вражда с де ла Марком за маркезу стала слишком известной. Но это было неравное состязание – де ла Марк мог ухаживать за ней открыто и деятельно, а Кестрелю приходилось сохранять подобие беспристрастности до тех пор, пока убийство, в котором она была подозреваемой, не будет раскрыто.

Он остался беседовать на террасе, пока Флетчер и Сент-Карр не покинули виллу, а остальные не отправились внутрь. Джулиан и МакГрегор покинули террасу последними. Когда они поднимались по величественной двойной лестнице ко входу, со стороны двери для слуг появилась неясная мужская фигура. Джулиан заметил блеск золотых серег и прикосновением руки удержал МакГрегора.

- Гвидо! – мягко позвал Кестрель.

Гвидо резко повернулся и сунул руку в правый карман штанов – нет сомнений, что там он носил нож. Неаполитанец уставился на Джулиана и доктора, его лицо сполна освящала лампа, стоявшая у подножья лестницы.

- Синьор?

- Homicidae linguam Latinam intellegunt? – ясно и чётко спросил Джулиан.

Гвидо вздрогнул и перекрестился. В его широко раскрытых глазах плескались непонимание и тревога.

- Си-синьор? – повторил он.

- Это была шутка, - ответил Джулиан.

Гвидо медленно отошёл прочь. За мгновение до того, как исчезнуть во тьме, он выставил указательный палец и мизинец вперед в сторону Джулиана и сделал движение рукой, будто наносил колющий удар.

- Что он делает? – спросил МакГрегор.

- Показал знак рогоносца, - пояснил Джулиан. – Он сулит несчастье.

- Вот наглец! – возмутился доктор. – Так расскажешь ты мне, что это была за пьеска? Почему ты спрашивал его, понимают ли убийцы латынь – да ещё на латыни?

- По очевидным причинам, мой дорогой друг – чтобы увидеть, поймёт ли он меня.

- И что ты хотел узнать?

- Я хотел понять, насколько он образован. Брокер узнал, что Гвидо умеет читать и писать, что очень странно для слуги-неаполитанца. Теперь мы узнали, что владеет и латынью.

- Не мог ли он просто догадаться, о чём ты говоришь, благодаря сходству латыни с итальянским?

- Быть может, и мог, но не догадался. Он ни секунды не гадал над значением моих слов, а понял их сразу.

- И он скривился, когда ты спросил его, – нетерпеливо заметил МакГрегор.

- Да. Но я не думаю, что из этого можно делать выводы. Мой вопрос звучал как обвинение, а обвинения пугают даже невинных. Итак, он хорошо образован и предпочитает, чтобы об этом никто не знал – это очевидно. Убийца ли он – это совсем другое дело.

Глава 19

В четверг зарядил дождь, и озеро стало невыразимо тоскливым. Горы укутались во все оттенки серого – тёмные леса, голые куски гранита, туманные вершины. Слуги ежились и бормотали «Brutt temp!»[55], а рыбаки поспешили к берегу, оставив озеро крикливым, пикирующим чайкам.