Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 119

Доктор пытливо посмотрел на своего друга. Джулиан с трудом заставил себя откинуться на спинку стула и выглядеть непринуждённо.

- Она ещё не вышла замуж второй раз? – спросил МакГрегор.

- Нет. И, насколько я знаю, у неё нет любовника.

- Откуда тебе об этом знать?

- О, любовные дела в Милане не скрывают – по крайней мере, в кругу таких как Мальвецци. И джентльмены позволяют своим жёнам те же вольности, что и себе – по крайней мере, это честнее, чем вынуждать их терпеть неверность мужей или заводить любовников тайно, рискуя процессов по «уголовному» делу и вечным позором.

- Кажется, миланцы борются с пороком, погружаясь в него вдвое глубже!

- Я понимаю, что мы не сойдёмся во мнениях по этому вопросу. Почему мы мне не рассказать вам об убийстве?

К ужину подали телячью голень, рис с шафраном и трюфелями («Опять рис! – проворчал МакГрегор. – Миланцы вообще едят что-то ещё?») и спаржу в сливочном масле. Также были лакомство из лепестков шиповника, который здесь из-за шипов называли grattacuu – «царапающий зад». Закончили ужин сыром из Горгонзолы, что была совсем рядом, и фруктами с панерой – густыми местными сливками. МакГрегор жаловался, что все блюда очень пряные и тяжёлые, но Джулиан заметил, что доктор всё равно съел много.

Он кратко пересказал МакГрегору всё, что узнал о Мальвецци. Доктор слишком плотно поужинал, чтобы ходить взад и вперёд, как он делал, когда они обсуждали убийство, так что ограничился тем, что откинулся на спинку стула и нахмурил брови. Наконец, он сказал:

- Орфео всё ещё главный подозреваемый. Но я понимаю, почему тебя беспокоит эта семья. Ринальдо после смерти отца получил титул и состояние, а в придачу освободился от его влияния. Маркеза унаследовала виллу… хотя сложно поверить, что она убила мужа только из-за этого. А если она влюбилась в кого-то другого… ну, как ты сказал, в этой отсталой стране наставленные рога мужчине не страшнее блошиного укуса.

- Я не хочу сказать, что миланцам неведома страсть или отвага, когда речь идёт о сердечных делах. Они просто не ревнуют женщин, которых не любят, и потому спускают жёнам неверность, но жестоко обходятся с любовницами, стоит тем взглянуть на другого мужчину. Если Лодовико любил свою жену, он бы не потерпел рядом с ней cavalier servente[36].

- И он определённо был взбешён, когда его невестка нашла себе такого.

- Франческа открыто оставила своего мужа – это против правил. К тому же она сбежала к человеку нижайшего происхождения. Вероятно, мать Валериано была венецианской проституткой, а его отцом мог оказаться, кто угодно.

- Ты сказал, что он певец. Тогда не может он быть знаком с Орфео?

- Я обязательно его об этом спрошу. Но Орфео был неизвестен, а Валериано – один из самых прославленных певцов своего поколения. Лодовико Мальвецци изгнал его со сцены, но пять или шесть лет назад, он бы единственным мужским сопрано, кроме Веллути, что получал главные роли и большие деньги.

- Мужским сопрано..? – начал МакГрегор, а потом скорбно покачал головой. – Я и не знал, что он был одним из этих несчастных созданий.

- Эти несчастные создания, как вы изволили их назвать, были величайшими певцами в истории.





- Не хочешь ли ты сказать – ты, гуманный человек и, я надеюсь, христианин – что одобряешь уродование человеческого тела лишь для того, чтобы создать голос?

- Я не сказал, что одобряю. Но кастраты заслуживают, чтобы мы говорили о них не только, как о жертвах или калеках. Они бесспорные мастера своего искусства – их учат с детства, а их голоса не знают равных по силе и диапазону, - помолчав, он добавил. – Если вас это утешит, теперь даже в Италии к ним испытывают отвращение. Когда Веллути уйдёт, занять его место будет некому.

- И это к лучшему, - объявил МакГрегор. – А что ты скажешь насчёт Карло Мальвецци? Он ничего не выиграл от смерти брата, но имел все причины затаить на него вражду. Они были политическими противниками, и сторона Лодовико победила. Лодовико был богат, а Карло беден. И венец всему – Лодовико завладел виллой, которой так гордился Карло. Карло был в Милане в день убийства, всего в паре часов пути от озера Комо. Не мог ли он убить брата из обиды и злобы?

- Я не могу представить его идущим на риск и убивающим из чистой злобы. Он практичен, несмотря на идеализм. Связать свою судьбу с французами было альтруистично, но ещё и очень проницательно. В Милане восходила французская звезда – и Карло восходил вместе с ней.

Джулиан рассказал доктору о своей беседе с Раверси.

- Должен признать, - печально закончил он, - я не знаю, как проверить гипотезу о том, что Лодовико убили карбонарии. Тайного общества может вовсе не существовать, а если оно всё же есть – как найти его членов? Я вижу лишь один путь – разобраться, чем маркез мог быть опасен для этого общества. Нужно будет изучить его близких и понять, кто мог намеренно или случайно передавать ему сведения. Но эту часть расследования я буду обсуждать лишь с вами и Брокером. Раверси прав в одном: я сражаюсь с незримым врагом. Вы и Брокер – единственные, кто не может оказаться карбонарием.

МакГрегор объявил, что он не в том настроении, чтобы его тащили в оперу, из чего Джулиан заключил, что его друг устал и хочет лечь спать. Они договорились встретиться за завтраком ещё до отбытия на виллу. МакГрегор потрогал пациенту лоб, проверил пульс и неохотно признал, что признаков лихорадки нет. Джулиан скрылся прежде, чем доктор успел бы надругаться над его вечерним костюмом, обернув вокруг горла пациента фланель.

Поскольку это был последний вечер в Милане, Кестрель был обязан обойти все ложи, где бывал принят, чтобы объявить о своём congé[37]. Из одной такой он мог прекрасно рассмотреть ложу маркезы, что была напротив. Место рядом с ней безобидно занимал деверь, а позади сидел Гастон де ла Марк, француз с хитрой подзорной трубой. Он наклонялся к маркезе, и через весь театр Джулиан мог различить желание в его глазах и движениях.

Кестрель почувствовал, как него встают дыбом волосы на загривке. Он попытался убедить себя, что между маркезой и французом нет ничего, похожего на любовную интригу. Однажды он уже испытывал… не любовь, но некую нежность – к подозреваемой в убийстве, и последствия были катастрофическими. Он не будет, не должен повторять этот эксперимент.

Тем не менее, было то, устоять перед чем Джулиан он мог. Он покинул эту ложу и, обойдя театр, вошёл к маркезе. Конечно, его появление вынудило гостя, что сидел впереди, покинуть ложу. Де ла Марк увидел, кто выгнал его, и по его лицу расползлась улыбка. Они с Джулианом раскланялись с чрезвычайной любезностью. Потом француз попрощался с маркезой, целуя её руки так долго, как того позволяли приличия.

Когда де ла Марк ушёл, другие гости сдвинулись вперёд и продолжили сплетничать, флиртовать и изредка отпускать замечания о происходящем на сцене. В ложе появлялись новые лица, и Джулиан, наконец, оказался в кресле позади маркезы.

Сегодня она отвергла свой любимый белый цвет в пользу чёрного атласного платья из рукавами из прозрачного чёрного тюля, перехваченного у запястий браслетами. Джулиан уже заметил, что она любит браслеты. На левой руке бывали разные, но на правой маркеза всегда носила один и тот же – из нитей крошечного жемчуга с тяжёлой золотой застёжкой, украшенной крупным рубином.

Хозяйка и Карло тепло поприветствовали Джулиана и поздравили с прошедшей простудой. Кестрель рассказал о неожиданном появлении своего друга, что оказал неоценимую помощь в решении двух убийств. Маркеза немедленно пригласила доктора присоединиться к поездке на виллу. Джулиан сделал несколько вежливых возражений и принял это предложение.

- Маэстро Донати также едет, - сообщил Карло.

Джулиан нахмурился.

- Вы думаете, это мудро? Он выглядит очень хрупким, а его убийство подвергло его серьёзному испытанию.