Дьявол в музыке

- У тебя не сохранилось этих заметок?

- Нет, синьор. Я подумал, что хранить их незачем. Господин всегда просто выбрасывал, а я, если находил, делал то же.

Джулиан ненадолго задумался.

- А что стало с его произведениями после смерти? Их не нашлось среди бумаг маркеза?

- Я не знаю, синьор. Бумаги – это было не моё дело.

- Кто их разбирал?

- Я думаю, это граф Карло, синьор. Он был душеприказчиком у моего господина.

Это показалось Джулиану любопытным.

- Я думал, маркез Лодовико и его брат не ладили.

- Они ссорились из-за политики, синьор. Но мой господин доверял графу Карло в денежных и семейных делах. И всегда говорил, что у графа Карло ясный ум, который он обращает к дурным делам.

- Стало быть, они ладили, несмотря на политические разногласия?

- Я бы не сказал «ладили», синьор. Но… вы понимаете, кровь не водица.

Джулиан подумал, что кровь Мальвецци, возможно, похожа на водицу больше чем у иных. Семейные узы не мешали Лодовико тиранить своего сына или отнять детей у Франчески. Если он доверил своему брату и давнему политическому противнику быть своим душеприказчиком, то лишь из упомянутой Эрнесто «гордости» – маркез не верил, что кто-то осмелится навредить ему. А человек, что считает себя неуязвимым, на самом деле очень уязвим.

- Вы играете в таро? – спросил Карло, наливая Джулиану стакан вальтеллинского вина.

- Да. Благодарю вас. – Со стаканом в руках Джулиан подошёл к одному из высоких, узких окон, что пропускали скудные порции света в маленький кабинет со стенами, обшитыми деревянными панелями. Солнца сегодня не было, но даже скупое освещение создавало отблески в красной глубине вина.

Карло поднял свой стакан.

- За ваше здоровье, мистер Кестрель – боюсь, сейчас это не пустые слова. Вы не возражаете, если мы будем говорить по-английски? У меня мало возможностей практиковать его.

- Нисколько. Но не думаю, что вам требуется практика, синьор граф.

Карло поклонился. Он и правда говорил очень бегло, хотя не без акцента.

Джулиан попробовал вино.

- Очень хорошее.

- Рад, что вам нравится. Красное вальтеллинское – лучшее из местных вин. Прошу, садитесь. – Карло пригласил его к паре прямых деревянных стульев, чьи кожаные спинки были усеяны железными заклёпками. – Мой вопрос о таро не был праздным. Карта «Колесо Фортуны» сполна отражает мою жизнь… и, в немало степени, говорит о наших отношениях с Лодовико.

- Я хотел бы послушать об этом.

- Не секрет, что наши взгляды на политику расходились. Он с юности говорил, что я перешёл на сторону черни – потому что я верил в необходимость парламента и научного прогресса. Конечно, пока Миланом правили австрийцы, требовать этого было бесполезно. Но когда пришли французы… О, это были бурные дни, мистер Кестрель! Я понимаю, восхвалять Наполеона в присутствии англичанина – пустая трата времени. Но вы, англичане, уже столетиями избираете представителей в своё правительство и не можете представить, каково было нам вкусить подобное. У нас был сенат и совет, созванные из наших сограждан – чего нельзя сказать о нынешних законодателях – и государственные дела оказались в наших руках. У нас были писаные законы, люди имели права и понимали их. У нас появились школы, общественные сады, расцвели искусство и наука. Если бы не война, что вытягивала наши деньги и убивала молодёжь, мы бы решили, что наступил Золотой век.

- А потом Колесо Фортуны повернулось вниз?

- Именно так. Долгие годы мне казалось, что я выбрал не только правильную, но и победоносную сторону. Я занял высокий пост, женился, завёл семью. Лодовико никак мне не препятствовал. Должен признаться, что ожидал иного.

Джулиан чихнул в носовой платок.

- Чего же?

- Я приобрёл виллу… ту, где его потом убьют. Лодовико хотел заполучить её себе. Ей владела семья Дельборго – наши давние соперники. Лодовико всегда говорил, что та вилла по праву входит в древние феодальные владения Мальвецци, и долгие тяжбы смогли разорить Дельборго. Они обязались продать виллу, но я думаю, что Оттавио Дельборго скорее сжёг бы её, чем позволил попасть в руки Лодовико. Он продал её мне, просто назло моему брату.

Джулиан откинулся на спинку, вытянул ноги и положил лодыжки одну на другую. Увы, ни эта, ни какая-либо другая поза не могли сделать пребывание на таком стуле удобным – он словно был создан ненавистником долгих бесед.

- Мне интереснее не то, почему Дельборго продал виллу вам, а почему вы её купили. Вы не могли не понимать, что это приведёт вашего брата в ярость.

- Наши отношения вряд ли могли стать хуже. Но на деле я не заботился о том, что может чувствовать или желать Лодовико. Я родился на берегах этого озера и вырос здесь. Мои первые воспоминания – это солнце, встающее из-за этих холмов и мои попытки научиться ходить в лодке по его водам. Была ли за городом другая недвижимость, которую я хотел бы купить? Конечно. Но когда я узнал, что эту виллу выставили на продажу, моё сердце было отдано ей.

Я годами перестраивал и обновлял её, превращая жалкую оболочку в жемчужину классического искусства. Я переделал сады в английском стиле. Нужно будет показать их вам – Беатриче сказала, что они остались такими же, как были. Я часто бывал там – сперва смотрел, как идут работы, потом наслаждался результатами. Лодовико дулся на меня – я не могу подобрать другого слова – в своём замке на утёсе. Вот такая живописная картина – два брата живут в двух шагах друг от друга, но и словом не перемолвятся.

Остальное вам известно. Колесо Фортуны сделало оборот. Французов изгнали, австрийцы вернулись, и все надежды на единую Италию обернулись во прах. Австрийцы особенно взъелись на меня, почему-то решив, что я прячу оружие, - Карло загадочно улыбнулся, - Как вы понимаете, я не стану уточнять, были ли их подозрения верны.

Джулиан наклонил голову.

- Мне пришлось покинуть Милан, - подытожил Карло, - я нашёл убежище в Парме, где моя жена стала фрейлиной при эрцгерцогине. Мы жили как придворные, хотя были бедны, как церковные мыши. Мне пришлось продать виллу и миланский дом. Лодовико твёрдо решил не дать вилле утечь у него сквозь пальцы второй раз. Он дал намного лучшую цену, и завладел ей.

«И там его нашла смерть», – подумал Джулиан. Думал ли об этом Карло? Чувствовал ли он удовлетворение, сознавая, что вилла – его творение, которое он так любил и которым так гордился – погубила брата, что отнял её у него? Понять невозможно – на лице Карло была лишь грусть.

- И каковы были ваши отношения после того, как маркез купил виллу? – спросил Джулиан.

- О, они значительно потеплели, - Карло иронично улыбнулся, - Лодовико всегда стремился победить, а победив, не таил обид. Мы не были близки и редко виделись. Но приезжая в Милан, я останавливался в Каза-Мальвецци – там мы встречались и общались как цивилизованные люди.

Когда Франческа ушла от Ринальдо, я предложил себя в посредники. Я сочувствовал юноше – уход жены и презрение отца наполняли его жизнь несчастьем. Лодовико предпочёл по-своему решить это дело, но мы с Ринальдо успели подружиться. Совсем недавно я пытался убедить его с умом распорядиться наследными богатствами. Он может многое улучшить в жизни своих арендаторов и осовременить методы сельского хозяйства.

- Я полагаю, он больше всех выиграл от смерти отца, - задумчиво сказал Джулиан.

Карло надел маску вежливой, патрицианской сдержанности.

- Он унаследовал собственность. Да, это принесло ему преимущества.

- И немалые, я думаю. В Англии наследник большого поместья при жизни отца обычно получает твёрдо установленное содержание. Здесь же молодые люди, вроде маркеза Ринальдо, зависят от отцов до самой их смерти.

- Это не значит, что Ринальдо убил своего отца из-за денег!

- Да, это маловероятно. Я никого не обвиняю, синьор граф. Я лишь пытаюсь понять, как смерть маркеза Лодовико повлияла на близких ему людей.