Страница 47 из 63
— Ректор собрал всех в актовом зале, — доносится до меня щебетание помощницы ректора, — Сначала вам нужно будет сказать пару слов студентам, а затем уже будет собрание с педагогами и учредителями.
— Речь? Но я не готовила! — впадаю в ступор я, — В плане мероприятий не было никакого выступления перед студентами! — быстро достаю из сумки ежедневник. Смотрю расписание. Собрание — есть. Осмотр университета — есть. А вот выступление — …
О Дьявол — есть. В самом низу ежедневника сделана пометка: выступление — Камчатка. Наверно, записала в последний момент, а потом с этим благотворительным вечером и перелётом совсем забыла.
Виновато поднимаю глаза на Фишера, он смотрит внимательно и на секунду его уголки губ слегка приподнимаются, словно в усмешке. И мне сейчас безумно стыдно, за то что я впервые за всё время, не до конца выполнила свою работу.
— Ну, если речи нет, наверно выступление можно отменить, — как бы невзначай произносит блондинка, но у неё на лбу «ярким неоном» светится надпись: ну ты и облажалась.
— Всё в порядке, — комментирует Ростислав, — Пойдёмте, не будем заставлять студентов ждать.
Я красна, как рак, но благодарна за то, что он не сделал мне выговор при этой помощнице ректора.
Мы заходим в зал, где сидит просто неимоверное количество студентов, некоторые даже стоят на лестнице. Мужчина на сцене что-то вещает и, когда видит нас, с улыбкой и каким-то облегчением начинает представлять генерального директора «Веларус». Фишер уверенно поднимается и проходит на сцену, я торможу у кулис. Терпеть не могла выступать перед публикой и даже сейчас стоя не совсем на сцене, ноги всё равно подгибаются от страха и мандража.
Ростислав подходит к выступающему мужчине, они пожимают друг другу руки и мой босс, когда аплодисменты становятся тише, начинает говорить.
Я снова поражаюсь этим мужчиной. Насколько он мужественен, уверен в себе и безумно красив. Его ораторскому искусству можно позавидовать. Даже удивительно, что не он стал публичным человеком, а Астахов. Кстати, а почему именно Фишер решил поехать, а не Илья? Осматриваю зал — ни вспышек фотокамер, ни телефонов. Странно, неужели журналистов тоже не будет. Если Ростислав Алексеевич всё продумал, зачем тогда ему я?
Речь босса заканчивается, студенты подскакивают и взрываются аплодисментами, и я за кулисами тоже хлопаю. Потому что мужчина смог подобрать настолько правильные и нужные слова, что мне кажется даже я лучше бы не написала речь. Неужели готовился? Или всё от чистого сердца и искренне? Тогда он точно истинный руководитель и лидер.
Смотрю на студентов и мой взгляд падает на поднятый плакат с надписью: «Вершинина, я готова спасти тебя! Твоя М».
Боже Мила! Закрываю глаза, сдерживая улыбку. Я вся просто горю от стыда, возмущения и радости. Выглядываю за кулисы и кручу пальцем у виска подруге, она весело машет мне и выбегает из зала. Босс вместе с ведущим оборачивается ко мне. Пожимаю плечами, делая вид, что вообще ничего не понимаю.
И пока ректор говорит заключительную речь, Рост подходит ко мне за кулисы.
— Это была твоя подруга? — спрашивает он, становясь рядом.
— Да, — с улыбкой отвечаю я. Чувствую прилетит мне за эту выходку, но с другой стороны, я же не виновата!
— У тебя есть час, — констатирует босс, — И держи телефон рядом.
— Что? — удивлённо восклицаю я, не веря, что Сатана меня отпускает, — Нет, у нас с вами расписание…
— Николь, ты обещала подчиняться вчера, помнишь?
— Но как я оставлю вас…
— Так, опять но и не подчинение?! — строго смотрит мужчина на меня.
— Ладно, я поняла, — расплываюсь в улыбке, — Буду неподалёку — обязательно звоните.
И от переполняющих эмоций, не сдержавшись, обнимаю Фишера, но быстро отстраняюсь и линяю.
Когда выхожу из актового зала на меня тут же, вереща, нападает ураган в виде Людмилы.
— Стой, задушишь, — хохочу, тоже сильно обнимая подругу, как же я скучала по ней.
Это так здорово обнять близкого и родного тебе человека. Глаза тут же наполняются слезами, потому что у меня никого нет ближе Милы и Никиты. А если учесть, что брат не тактильный ребёнок, то это мои первые за четыре года теплые объятия.
— Эй, подруга ты чего? — почувствовав, что я на грани рыданий, Людмила быстро берёт меня за плечи и куда-то ведёт.
Я подчиняюсь ей, пусть делает, что хочет, лишь бы продолжала «спасать меня» своими объятиями. Однако, когда мы выходим из университета — я останавливаюсь.
— Стой, мы куда? — всхлипывая, спрашиваю я.
— Тут рядом есть кофейня, посидим там. Сколько кстати у нас времени?
— Час, но наверно уже чуть меньше.
— Отлично.
Так же в обнимку мы доходим до кофейни, садимся за столик, делаем заказ и как только официант уходит, в подруге просыпается адвокат.
— Итак, я хочу знать, какие отношения у вас боссом?
— Ой, Мила давай не будем, — отмахиваюсь я.
— Нет, ты не говорила, что он тааааакой красавчик. Хочу знать подробности сейчас. Ведь ты скоро уедешь в Израиль и кто знает, когда мы в следующий раз увидимся.
— Ты наверно хотела сказать «если я уеду», есть ещё вариант стать женой Градова или сесть в тюрьму, — с грустной усмешкой говорю я.
— Нет, слышишь! — подруга берёт меня за руку, — Ты уедешь в Израиль с братом и сделаешь для этого всё возможное и невозможное. Даже если у тебя не получится сделать, то что просит твой отчим, то ты всегда можешь обратиться ко мне, и я обязательно постараюсь помочь.
Слёзы опять начинают застилать глаза. Встаю и крепко обнимаю подругу, снова.
— Спасибо Мил, я рада, что ты появилась в моей жизни, не знаю, как бы я выжила эти годы без моральной поддержки.
— Знаешь, говно в жизни случается на каждом шагу и есть только два выхода: либо тонуть в нём, либо разгребать лопатой. Я предпочитаю второй вариант.
— Мне бы столько уверенности и оптимизма, — улыбаюсь я, — Расскажи лучше, как у тебя дела?
— Ну, мне ещё два года терпеть эту неадекватную шлюху-мачеху. И монстра-сводного. Не понимаю, как отец вообще мог жениться на ней. А ещё он меня считал исчадием Ада, — сокрушается Людмила, — Если бы не ночные смены в больнице, то я бы сошла с ума с ними двумя.
Да, подруга как-то говорила, что, когда у них была практика в больнице, ей разрешили устроиться на полставки младшей медицинской сестрой.
— Слушай, почему ты не съедешь просто?
— Неееет, пока я учусь и живу с ними, мне перепадает часть денег, это так же прописано в условиях завещания. Что пока я учусь на медика и живу в доме, мачеха обязана ежедневно давать мне определённую сумму на расходы. Папин адвокат это всё строго контролирует. Ни копейки не оставлю этой мрази и её сыночку, — зло выплёвывает девушка.
— Сводный до сих пор ведёт себя мерзко?
— Он перешёл на новый уровень, теперь, когда я дома, каждую ночь мне приходится слушать, как он трахает своих шлюх.
Людмила когда-то была влюблена в своего сводного брата, я его не видела ни разу, но шкале от нуля до десяти подруга оценила парня на одиннадцать. Красивый подонок — называла его Мила. Кстати из-за поцелуя с ним её и отправили в институт благородных девиц, а его на год в армию. После чего у них и случилась глубокая и затяжная ненависть друг к другу. Ведь инициатором поцелуя стала девушка.
— И что ты чувствуешь к нему сейчас? — осторожно спрашиваю я.
— Если ты хочешь спросить люблю ли я его, Ник, то нет. Я его ненавижу и желаю ему смерти. Вот так! — подруга разводит руками.
Тяжело вздыхаю. Я прекрасно понимаю чувства Милы, потому что мои по отношению к отчиму абсолютно такие же.
— Так, ладно, обо мне мы поговорили, теперь жду подробности от тебя, — Мила снова улыбается и начинает играть бровями. Вот эта её способность — быстро переключаться, меня всегда поражала. Я даже ни разу не видела, чтобы она плакала. Всегда ходячий энерджайзер. Погрустит немного и дальше «разгребать лопатой».
Тяжело вздыхаю, но выдаю подруге всё. Про то, как заболела, как босс приехал лечить меня, про укол, поцелуй и непонятное свидание в планетарии. Так же рассказала про благотворительный вечер, подарок в виде платья и картины. Поезду в Китай, а в заключении добавляю про Таю, разговор с ней о том, что если он не признается мне во всём, то она в нём разочаруется, как в мужчине, и что я теперь в полнейшей жопе, так как кажется влюблена в своего несвободного начальника и это значительно ухудшает мои шансы улететь в Израиль вместе с братом.