Страница 1 из 11
Чужой портрет
Глава 1
— Ты зачем приехала, Марусь? — голос Ланки полон усталости и раздражения.
Я молчу.
Переминаюсь на пороге, стискиваю дорожную сумку сильнее.
Да уж… Не на такую встречу я рассчитывала, конечно… Хотя, с другой стороны, чего ожидала-то, свалившись на голову дальней родни, внезапно и без предупреждения? Но все же, наверно, другого, да.
Мы с Ланкой были двоюродными сестрами, в детстве каждое лето проводили вместе. Она с мамой к нам приезжала на все три месяца, оздоравливаться, дышать морским воздухом…
И мы дружили…
И переписывались даже. Правда, последние пять лет общения не было, тетка моя умерла, а Ланка вышла замуж и сменила место жительства, только один раз в соцсетях написав свой адрес и телефон.
Я звонила по этому номеру и писала ей сообщения, но ответа больше не было. А сама соцсеть говорила, что Ланка уже три года туда не заходила… Так что ничего я особенного не ждала от встречи, пожалуй… Наудачу приехала…
И вот теперь стою, словно бедная родственница, переминаюсь с ноги на ногу… И обтекаю.
Ланка смотрит с напряжением, периодически оглядывась назад, в полумрак коридора, нервничает.
— Я… В гости… — растерянно отвечаю я, понимая, что все зря. И приехала зря, и воскресить наше общение тоже зря пытаюсь.
Нет уже больше той веселой, солнечной Ланы, Светланы, Светы, что бегала со мной по кромке прибоя, задыхаясь от смеха. Передо мной стоит усталая женщина, с серым от недосыпа лицом, в растянутой футболке такого же серого оттенка. И видно по ней, что явно я не к месту…
И я бы ушла, правда ушла бы… Но некуда.
Последние деньги я потратила, чтоб добраться сюда, в этот город, и теперь только на вокзале ночевать.
— О гостях предупреждают, Марусь, — устало отвечает Ланка, и, поколебавшись, отходит в сторону, давая мне возможность пройти, — заходи.
— Спасибо… — я пользуюсь приглашением, разуваюсь в прихожей, оставляю сумку и иду в комнату.
Оглядываюсь по сторонам. Двухкомнатная хрущевка, ничем не отличающаяся от миллионов других таких же, телевизор, диван, стенка. И дверь в другую комнату, закрыта.
— Садись, — кивает Ланка на диван, — чаю хочешь? Ты прости меня, я что-то… По телефону сейчас говорила, разговор неприятный, а тут ты… Прости…
Последнее слово она произносит с легким выдохом и улыбается, на мгновение становясь чуть-чуть похожей на ту прежнюю Ланку, что освещала своей улыбкой все вокруг.
Что с ней случилось? Почему она погасла?
— Ничего, Лан, я понимаю, что я… Не вовремя… Просто ты не отвечала по телефону, и в соцсетях, вот я и…
— Ой, да я сто лет назад пароль потеряла ото всего, — машет Ланка, — когда телефон посеяла… И номер сменила тогда же… Ну ладно, ты-то как? Чего сюда?
— Я… Понимаешь, у меня тут обучение… — я начинаю путанно объяснять причины своего приезда именно сюда, в город, где родилась и выросла моя мама, но Ланка слушает невнимательно, постоянно оглядывась на закрытую дверь.
И я умолкаю, тоже глядя в том направлении.
Потому что дверь чуть открывается, и на пороге появляется маленький, лет четырех примерно, мальчик…
Он смотрит на меня, щурясь удивленно, и неожиданно улыбается.
И я с восторгом изучаю такие знакомые ямочки на щеках, озорную прореху в передних зубах и веселый прищур.
— Вальчик, — зовет его Ланка, — иди, познакомься с тетей Марусей.
И я вижу, как мальчик идет ко мне, медленно переставляя странно искривленные ножки и покачивась неуверенно при ходьбе.
На последних шагах он не удерживается и падает. Прямо мне на руки.
Ловлю, тяну к себе, сажаю на колени, аккуратно, постоянно посматривая на Ланку. Но она не возражает, а значит, я не наврежу, если посажу и обниму.
— Привет, — говорю я, придерживая тонкокостную фигурку Вальчика, — а ты у нас Валентин, да?
— Да, — кивает он серьезно, — а ты кто?
— Я — сестра твоей мамы, тетя Маруся.
Он смотрит на меня, внимательно, серьезно, совсем не по-детстки, и я теряюсь под этим пронзительным взглядом.
Вальчик проводит ладошкой по моей щеке и сообщает:
— Ты красивая.
— Ты тоже, — улыбаюсь я.
Я смотрю на него, перевожу взгляд на Ланку, и она пожимает плечами:
— Вот, как-то так, Марусь…
Глава 2
— По диагнозу — врожденная патология… Но я уверена, что родовая травма, — Ланка крутит ниточку от пакетика с чаем, самым простым, самым дешевым, резко пахнущим отдушкой манго.
Мама обычно сама делала чайные сборы. И после ее смерти их так много осталось, лет на десять хватит… Хватило бы.
Мы сидим на маленькой кухоньке, с чистеньким, но очень старым гарнитуром, сбоку тарахтит ветхий холодильник, периодически принимается биться в припадке стиральная машинка… Короче говоря, обычный быт небогатой семьи.
Мой до недавнего времени мало чем отличался, хотя… Хотя у меня был дом. И в этом доме — большая, двадцатиметровая кухня, в которой мы с той же Ланкой, было дело, танцевали даже когда-то…
Я вспоминаю, какая она тогда была: веселая, летящая, искрилась буквально. Я каждый год с нетерпением ждала их с тетей Мариной приезда, точно зная, что именно тогда начнется настоящая жизнь…
Ланка тяжело вздыхает и двигает мне вазочку с печеньем:
— Вот… Извини, магазинное… У меня совсем нет времени печь… А помнишь, как мы с тобой пекли торт?
— Ага… — улыбаюсь я, с готовностью подхватывая легкую тему про наше общее счастливое прошлое, — и сожгли его… Мама ругалась…
И замолкаю, осекаясь.
Ланка опять вздыхает, видно, тоже вспомнив мою маму.
— Долго лежала она? — спрашивает тихо.
— Полгода, — говорю я, — врачи говорили, это мне повезло… Могла и дольше лежать…
— Твари, — отворачивается Ланка, — все твари вокруг…
Встает, подходит к окну, смотрит на серую весну, особенно неуютную в этом регионе, мокрую и с противными, пронизывающими ветрами.
— Ты прости, что я так… Пропала… — глухо говорит она, — просто сначала мама… Я как-то потерялась после… А потом встретила Сергея… И показалось, что нашлась… Замуж вышла, квартиру взяли в ипотеку… Забеременела, родился Валька… Жизнь, знаешь, шла как-то и шла… А потом взяла и кончилась.
Я смотрю на ее худые плечи, обтянутые серой футболкой, и смаргиваю непрошенные слезы, пока их не стало заметно.
Ланка всегда была очень сильной, и сейчас моя жалость и сочувствие ей явно не нужны.
— И что? Никаких вариантов? — аккуратно спрашиваю я, — он же… Ходит…
— Понимаешь, если бы сразу заметили… — тихо и безжизненно отвечает она, — но у таких маленьких вывихи диагностируются не всегда, а я же ничего не понимаю в этом!
Голос ее срывается, плечи вздрагивают, и я тянусь непроизвольно вперед, чтоб обнять.
Но Ланка передергивает плечами, и моя рука опадает, так и не успев дотянуться.
— Сложные роды, — говорит она, — сутки почти… Я орала, просила прокесарить, но они твердили все, что сама рожу… Я плохо помню, понимаешь? И никого рядом из родных… Сергей, он… Не важно. Короче говоря, я в себя только пришла на третьи сутки… В реанимации, живота нет, шрам есть… Когда начала спрашивать, сказали, что с ребенком все нормально… Принесли, когда в палату перевели… Знаешь… Он не плакал даже. Смотрел на меня, серьезно так… Словно уже все-все про меня знает…
Ее голос теплеет, а я улыбаюсь.
Племянник в самом деле очень серьезный парень. И да, взгляд такой, пронзительный, словно реально все знает…
— Когда выписали, все как обычно… Патронаж, осмотры… Никто ничего, понимаешь? Никто! Ничего! Это сейчас я все по этой теме знаю, а тогда… Тогда я замотанная была. Вальчик болел, плакал все время, то животик, то сопли, то зубы, то питание не подходит, весь коркой покрывается… Короче, ни одного дня из этого первого года я не помню. Сергей, он… Работал… И тоже уставал. А я дома. Типа отдыхала.