Страница 32 из 98
Глава седьмая
Наследство во всей красе
В кабинет генерала она вошла без всякого волнения – никогда в жизни не приходилось испытывать перед князем не только страх, но и робость. К некоторому ее удивлению, кроме князя в кабинете присутствовал и граф Биллевич, давно успевший переодеться с дороги – в жемчужно-сером фраке, с безукоризненно повязанным галстуком, заколотым булавкой с крупным брильянтом, а также при трех орденских звездах. Ольга не узнала ни одной, так что все это, определенно, были заграничные ордена. Вспоминая все, что говорила Бригадирша, она мысленно зачислила беседу все же на счет старческого маразма: граф нисколько не походил на долгоживущего чернокнижника, демонического в нем не усматривалось ни капли – просто-напросто светский, элегантный молодой человек, как уже отмечалось, довольно симпатичный.
Князь, Ольга моментально подметила, выглядел чуточку сконфуженным, что при его всегдашней невозмутимости было даже странно. Повинуясь гостеприимному жесту генерала, она опустилась на изящный венский стул, после этого уселся и хозяин кабинета, а вот граф остался стоять у стола, старательно отводя взгляд.
Генерал, и верно, был смущен. Без нужды перебирал бронзовые безделушки на столе, выстраивая собак, медвежат и прочую живность (он был охотник до таких фигурок) в некое подобие воинского строя. Похоже было, что он стремится оттянуть разговор. Граф, наоборот, нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Оленька… – произнес наконец князь. – Дело для меня несколько неожиданное, а для тебя, сдается, и подавно… Но что уж тут… Как говорится, житейский сюрприз… Одним словом, господин граф только что просил у меня твоей руки. Я, как человек передовых взглядов, не могу, разумеется, навязывать свое мнение, но, думаю, ты все же должна выслушать господина Биллевича… Житейское дело…
Ольга испытала безмернейшее удивление. Вскинула глаза на графа – тот, словно только этого и ждал, шагнул вперед, остановился перед ее стулом и грациозно склонил голову.
– Именно так и обстоит, Ольга Ивановна. Андрей Дмитриевич – ваш опекун, и потому естественным было обратиться к нему согласно правилам… Я прошу вашей руки. Честно признаться, я не мастер говорить красивые слова, придется прибегнуть к избитым фразам, но что поделать, если они крайне точно выражают мои чувства… Только вы можете составить мое счастье. Я не самый лучший человек на свете, но, льщу себя надеждою, и не самый худший, и я сделаю все, чтобы вы были счастливы…
Ольга чувствовала, что краснеет, жарко и обильно. Можно носиться по лесам на полудиком жеребце наподобие легендарных амазонок, палить из пистолета в разбойников, пускаться ночной порой на рискованные гаданья к колдуновой мельнице и совершать еще множество шальных поступков – однако бывают ситуации, когда любая девушка, какая бы она ни была отчаянная, пунцовеет в смущении…
Генерал, чуть растерянно улыбаясь, произнес:
– От себя могу добавить, Олюшка, что господина графа самым превосходным образом аттестовал мой родной брат, а это, согласись, кое-что да значит… Скажу по совести, я и Татьяне не желал бы лучшего жениха… Говоря попросту, мне представляется, что это превосходная партия – я человек военный и дипломатничать не приучен. Ты, конечно же, вправе решать сама, взвесь хорошенько и подумай…
Ольга наконец-то справилась со смущением. Шуткой здесь, разумеется, и не пахло, но настолько все это неожиданно…
Она подняла глаза и спросила почти обычным голосом:
– Господин граф, неужели за те короткие минуты, что вы меня здесь видели, я успела внушить вам такие чувства?
Биллевич ответил без малейшей запинки:
– Ольга Ивановна, вы изволите ошибаться. Я, конечно, человек чуточку легкомысленный, но все же не такой вертопрах, чтобы терять голову после мимолетного знакомства. В прошлом году в Санкт-Петербурге я имел счастье наблюдать вас трижды: на балах у Воротынских и Шпильгагенов и на обеде у Путятина. Выражаясь высокопарно, вы ранили мне сердце еще у Воротынских. Вы, конечно же, меня не помните, не обращали внимания – мудрено ли такой красавице, пользовавшейся большим успехом и окруженной самыми блестящими кавалерами… Мы даже не были друг другу представлены, но вы остались в моем сердце. Я наводил о вас справки, искал встречи, и вот представился случай… Вы вольны, конечно, меня отвергнуть…
Он говорил что-то еще, гладко, убедительно и горячо, но Ольга не слушала, вновь охваченная нешуточным изумлением, но уже по совершенно другому поводу…
От лица графа, от его шевелящихся губ, от рук, когда он делал мягкие, плавные жесты, исходило нечто странное – синие полупрозрачные ленты наподобие тумана или цветного фейерверочного дыма. Сохраняя постоянные очертания, эти туманные цветные струи сплетались причудливыми гирляндами наподобие тех, что мастерски вырезал из бумаги на Рождество лакей Филипп, складывались в обширные фестоны, тянулись к Ольге, прямо к ней, смыкались вокруг уже почти непроницаемым синим куполом, заслоняя от взора кабинет и обоих мужчин. Касались обнаженных рук, плеч, лица, висков, лба – и всякий раз следовал легонький укол, не болезненный, но досадный. Сама не в силах объяснить, что она делает, Ольга каким-то непостижимым образом напряглась – и острые кончики загадочных лент отшатнулись, словно под порывом ветра, уже не прикасались к коже, беспомощно повисали на некотором отдалении, а потом вся окружившая ее синяя паутина стала истаивать, истончаться, проглянули лица князя и его гостя, обстановка кабинета. Ольга тем же непонятным ей самой образом наперла – и воздух совершенно очистился от синих полупрозрачных струй.
Судя по безмятежному лицу князя, для него это зрелище так и осталось незамеченным. А вот на лице графа проглянуло неприкрытое удивление, словно он ожидал чего-то другого. Он произнес еще несколько высокопарных, банальных, гладких фраз – а потом замолчал.
– Убедительно звучит, право! – воскликнул князь преувеличенно бодрым тоном, пытаясь снять возникшую неловкость. – Сразу видно, Олюшка, что сердце ты растревожила нашему гостю всерьез… Что скажешь, душа моя?