Страница 22 из 23
– Осознал, не дурак, – тихо отозвался Шарамышкин и вернулся на свою табуретку…
Варвара Похмелкина от долгого ожидания резко встала и подошла к окну: «Ага, а вон и наши топают от ларька, с железной трубой, что рядом с общежитием, откуда теперь стал постоянно «извергается» дым, отравляя нашу атмосфэру!»
– А тебе-то что? Не тебя же травят, – отреагировал Клячкин.
– Дура ты, Варвара, ничего не смыслишь в наших мужских делах, сиди и не каркай! – урезонил её Кроваткин Фидер Карлович, завхоз общежития, – туда они не давно, на выгодных условиях, пристроили наш «Семейный шедевр»!..
Через пару минут появились двое бритоголовых с двумя трёхлитровыми банками, «заряженными» самогоном. Публика, хмурая после вчерашнего, сразу оживились и оторвавшись от теле-линзы, встретила бритоголовых «целителей», Квашкина и Гуаношвилли, радостными репликами.
– Вот и «прописка» Клячкиных «приехала»! – обобщила радостные возгласы собравшихся Варвара Похмелкина – давняя приятельница бритоголовых.
– А почему же вы, наши кормильцы, без банок с водой, чтоб «зарядиться»? – заинтересовалась Варвара, укоризненно покачивая своей маленькой головкой с редкими завитушками, но с развитым бюстом.
– А мы вот сейчас из этих баночек первачком зарядимся и приободримся! – отреагировал Квашкин.
– Верно квасишь, друган Кваша, – Гуаношвилли Зураб Загребалыч поставил банки на стол и достав гранёные стаканы, стал «заряжать» их самогоном из трёхлитровой банки…
Присутствующие молчали, пристально наблюдая за «расфасовкой» живительной влаги.
– А вот совсем не давно ещё более «модное» лечение обнаружилось, – сообщил Гуаношвилли, после первого стакана. – Верно, я говорю, учёный выкидыш?
– Я Петр Маргалович Карапузов – профессор института Марксизма, не выкидыш, а уволенный по недоразумению, в связи с отсутствием финансирования в главке! Уловил разницу?
– Полностью не уловил, но твой кончик уже нащупал.
– Если не секрет, то прошу обнародовать этот новейший рецептик, – попросил Мусик Каземирович – только диктуйте не спеша, я попробую записать, а потом распространить среди членов нашего сообщества.
– Вот сейчас, Каземирыч, всем налью, а после закуси, когда второй заряд первача упадёт в нужное место, я тебе и продиктую этот «тайный модерновый рецепт» …
– Значица так!.. Запысывай, Каземирыч… Берёшь газеты с заряженными портретами Кашпо и Чумы долго их мнёшь и тщательно подтираешь… жопу! Извините за скромный словарный запас.
– Доходчиво… А дальше? – спросила Клячкина.
– А дальше что-то не пускает!..
– Зачем же так грубо всё опошлять! – отреагировала Клёпа.
– А конечный, конечный результат каков? – заинтересованно спросила Варвара Черкизоновна, рано познавшая радость матершинства.
– У деда пропал геморрой, – а у меня на душе немного полегчало.
– Но это не педагогично! – возмутилась Клёпа.
– А кто же автор этого рецепта? – снова поинтересовалась Варвара Черкизоновна, не уловившая суть «рецепта».
– Автор не известен, затерялся где-то в клозете… Спросите у Главсана – он наверняка знает.
Квашкин снова налил себе и Гуаношвилли по стакану. Чокнулись:
– За «прописку» Клячкиных! – произнёс Зураб. – Дай Бог не последнюю.
– И за приятную голодовку Клячкина, – добавил Квашкин, – Ну будь, Мусик – Пусик, наш болвасик! Но эту дозу, Гуано, пьём не чокаясь, как договаривались!
– Он верно говорит, Каземирыч? – поинтересовался Гуано.
– Да, да, верно, – промямлил Клячкин, – а почему не чокаясь?
– Сам догадаешься с трёх раз или подсказать за «бабки»?
– Сам, сам, – поспешно отреагировал Клячкин, – и вам не хворать, но поскольку не ем и не пью даже супа я, то позвольте вас покинуть, век свободы вам не видать, мои глупые.
– Ну ты, поэт! Поменьше шлёпай губами в невпопад, а приступай к шевелению своими «костылями», – и Квашенный, плеснув ещё в свой стакан из трёхлитровой банки, сквозь зубы «процедил», – ладно, ковыляй сморчок, пока я добрый.
– Так и быть, я тоже готов, ради экономии «жидкости» в нашу пользу, отпустить тебя на все четыре стороны. А с этим, – Гуаношвилли указал на банки с самогоном, – без тебя постараемся справиться! Но запомни – у бессмертия только одна дата – рождение. Так что, Каземирыч, не забудь пригласить и не боись, если что… в этом вопросе – поможем. Верно я говорю, Квашенный?
– Ход мысли, пока в нужном нам направлении, братан, – отозвался Квашенный, – учти, Мусик, твоё здоровье – это скоропортящийся продукт с нашими поправками.
– Давай, корректируй нашу «батарею», братан!
– Первое, нам больше достанется, – начал перечислять Квашенный, – а за худое слово ответишь с процентами!
– Я также прошу добавить к этому стоимость лампочки в тубзике, геройски перегоревшую, от его отходов производства средств производства. Кстати, эти сведения получены от него добровольно при осознании им содеенного, – добавила Бякова Попилена Культырбекова – «разводящая» клуба «Шанс».
– Ну «мать» за-авернула ты. Тебе уже пора по-подаваться в следователи! – заплетающимся языком произнёс Квашенный и, ещё немного плеснув в стакан «заряженного» напитка, ощутил сполна на себе воздействие, прозвучавшей по телеку знаменитой фразы Кашпо: «Даю установку» – всем СПАТЬ!..
В последующие дни Клячкину становилось всё хуже и хуже от запахов жаренного мяса, картошки с луком, солёных огурчиков и квашеной капусты, перемешанных с парами самогона, вино-водочных изделий, и табачного дыма, проникавших к нему, через не защищённые пространства его «ячейки».
– Вот уже и газы из меня попёрли, скоро помру, – радостно сообщил жене этим ранним утром Клячкин.
– Ты не можешь умереть, – заявила Клёпа, но подумав, вдруг в слух продолжила, терзавшую её, мысль, – раньше, чем поднимутся котировки наших акций.
– Если ты уйдёшь я всё равно умру, – пафосно произнёс Клячкин, подняв бледную руку, а затем тут же безжизненно уронив её, продолжил, – но для тебя, любовь моя, и рекордных котировок ради, пожалуй что пока повременю!..
Глядя на мужа, Клячкина разволновалась: «Что это с ним? Он заговорил стихами! Ему и правда плохо…»
Она до сих пор продолжала работать в «Контре погребальных услуг», а там лишних кадров и длительных перерывов на обед не бывает, но в душевном порыве выдавила из себя: «Ладно, сегодня придётся остаться с тобой и поддержать тебя в эту трудную для нас минуту!»
– А как же работа? – произнёс упавшим голосом Мусик, надеясь в её отсутствие «заморить червячка». Он с трудом сдерживал «слюну», которая точно знала, что Клёпа сварила борщ с мясом на мозговой косточке, а кастрюлю спрятала в холодильник, что в «Красном уголке».
– Нет!.. Клёпа, не щади меня! Ты обязана пойти на работу ради усопших! Ты там не заменима! – он был уверен, что она хоть на время уйдёт на работу, в тайне надеясь в её отсутствие всё-таки перекусить.
– Усопших много, а ты у меня один! – торжественно произнесла Клёпа.
Клячкину эти слова легли как бальзам на его, оголодавшую по женскому телу, душу. Он радостно посмотрел на жену глазами, полными слёз счастья, и на свою мохнатую, как старое демисезонное пальто, впалую грудь. В эту секунду Мусик гордился собой и был готов временно подарить ей часть акций «Три Ку-Ку» …
К полудню в «Красный уголок» пришел доктор и уголок сразу ожил, как изголодавшийся муравейник. Из «ячеек», некогда большой квартиры, послышались женские голоса: «Мужик пришёл!»
– Подумаешь, мужик…
– Да ты что?! Редкость-то какая! Ведь настоящий мужик пришёл!? Такие на дороге не валяются и просто так по ячейкам не ходят!
К доктору в белом халате, выстроилась женская очередь с «горящими» глазами.
– Доктор, – спросила одна из девушек, – а есть ли мечты у врачей?
– Есть, – чтобы бедные никогда не болели, а наши богатые никогда не выздоравливали.
Доктор, отставной военный, строго взглянув на женскую очередь, приказал привычным голосом: «Призвать ко мне этого больного Клячкина!»