Журналюга

Помогать подшефным хозяйствам с уборкой традиционно отправляли студентов второго курса, однако на сей раз решили привлечь и мальчиков с первого — требовалась грубая мужская сила. Нежные девочки с журфака не были приучены к ежедневному и крайне тяжелому физическому труду, к тому же, как правило, не отличались особо крепким здоровьем (не то что местные деревенские тетки), поэтому быстро выбывали — буквально одна за другой: простужались, заболевали, начинали натужно кашлять и срочно возвращались обратно в Москву под теплое мамино крылышко.

А оставшихся в строю бойцов явно не хватало, чтобы справиться с рекордным урожаем картошки и прочих сельхозкультур. Поэтому руководстве университета приняло решение послать в подшефные колхозы парней с первого курса (причем со всех факультетов сразу). Разумеется, эта отправка была делом добровольно-принудительным, и отвертеться от нее не представлялось возможным (только при наличии определенной медицинской справки). Однако в качестве некой компенсации ребятам обещали дать кое-какие поблажки во время первой сессии: преподаватели примут во внимание, что они учились не весь семестр и не будут слишком уж строгими и придирчивыми на экзаменах.

Лично Пашу это вполне устраивало: он хорошо помнил, как сдавал первую в своей жизни сессию: буквально ночи напролет просиживал над книгами и учебниками. Экзаменов было всего четыре, но зато какие! Одна история античной литературы чего стоила! Попробуйте-ка прочитать всех этих занудных греческих и римских писателей с их классическими мифологическими сюжетами и совершенно невменяемыми именами главных и второстепенных героев! А на экзамене придирчивые преподы требовали не только подробно изложить сюжет (таким образом проверяли, читал ли студент произведение), но еще и хорошо знать историю и обстоятельства его создания. Не говоря уже о необходимости помнить (хотя бы в общих чертах) биографии всех главных античных авторов… А тут ошибка могла быть не на два года, как вышло у Паши с Тургеневым, а гораздо больше — на два-три столетия, что сразу же вело к снижению оценки на балл. Хорошо, если жалкую «удочку» поставят, а не постыдную двойку влепят…

Список же обязательных к прочтению произведений, как хорошо помнил Паша, был весьма и весьма внушительным, и в него входили чрезвычайно объемные произведения: поэмы, трагедии, комедии, речи известных ораторов, философские трактаты… Один только Гомер чего стоил! Его бессмертные поэмы «Илиада» и «Одиссея» просто убивали своей толщиной, да еще и написаны были гекзаметром, что крайне затрудняло прочтение. А вдобавок к этому были еще Демосфен, Овидий, Вергилий, Сенека, Цицерон, Тацит и другие великие античные писатели, вкупе с историками, мыслителями, политиками и философами… С ума сойти можно!

Даже комедии Аристофана усваивались с большим трудом (хотя считались относительно простыми и легкими для запоминания), что тогда уж говорить про трагедии Эсхила, Софокла, Еврепида? Да в них сам черт ногу сломит! Единственное, что более-менее произвело впечатление на Пашу и читалось с некоторым интересом, — это знаменитый «Золотой осел» Апулея (очень игривый и вольный сюжет), а также, разумеется, бесподобный «Сатирикон» (который вообще мог сойти за современный эротический роман) Петрония. Тогда-то Паша и понял по-настоящему строчки «нашего всего» Пушкина, описавшего в «Евгении Онегине» свое царскосельское обучение: «В те дни, когда в садах Лицея я безмятежно расцветал, читал охотно Апулея, а Цицерона не читал…»

Паша и сам бы на месте юного Александра Сергеевича откровенно манкировал всеми этими занудными цицероновскими речами и трудно воспринимаемыми греческими трагедиями, зато с удовольствием бы листал веселые, забавные страницы «Золотого осла». Как говорится, дело это было со всех сторон нужное и полезное: классика мировой литературы (надо знать!), в то же время — чтение весьма завлекательное (местами — даже очень).

Но таких произведений, как у Апулея и Петрония, в программе по античной литературе было всего два, все же остальные — скука скучная. Однако, тем не менее, знать их было необходимо, в том числе — и особенности их композиции, сюжета, имена и роли главных героев. В общем, намучился тогда Паша с этой античкой изрядно, и был безмерно рад, когда преподаватель после двадцати минут тотальной проверки знаний (спрашивал не только по билету, но и практически по всему курсу) нехотя поставил ему в зачетку «хор». О большем Паша просто и не мечтал. Вылетел, как пробка, из аудитории и долго еще приходил в себя в коридоре — с трудом верил, что уже отмучился…

И вот теперь ему предстояло снова пройти тот же самый путь. Но он надеялся, что во второй раз будет немного легче (все-таки кое-какие знания и представления об античной литературе у него еще оставались), к тому же появилась возможность в самый критический момент сослаться на свой ударный (и незапланированный) труд на картошке и попросить за это у экзаменатора снисхождения. Может быть, и прокатит в крайней ситуации…

В группе Паши было двадцать пять человек, из них — пятнадцать девчонок и всего десять парней (так уж получилось). И всех молодых людей практически принудительно отправили на картошку: ранним сентябрьским утром собрали у входа на факультет, загнали в старенький автобус и повезли в Можайский район Московской области, где и располагался подшефный колхоз. Вместе с его группой, само собой, ехали и другие ребята с факультета (всего около сорока человек). Самые опытные (в том числе и Паша) были одеты в теплые телогрейки и свитера, а ноги — в плотных брезентовых брюках и высоких сапогах, но некоторые «домашние» мальчики (их было сразу видно) отправились на картошку, как к себе на дачу: прямо в легких курточках и ботиночках. Паша тяжело вздохнул: эти мамины сыночки заболеют в первую же неделю и, скорее всего, отправятся домой лечиться. Значит, им придется работать вдвойне — вместо выбывших. В этом можно было даже не сомневаться — опыт «картошки» уже имелся.

Среди ребят большинство составляли вчерашние школьники, но имелось и несколько парней постарше, уже после армии. Они щеголяли в зеленом х/б — и удобно, и практично, и все равно потом выбрасывать (не будешь же в военной форме на лекции и семинары ходить!). В группе Паши такой был один — некий Сергей Кравец. Он поступил на факультет, как выяснилось, с подготовительного отделения (так теперь назывались бывшие рабфаки). Туда зачисляли ребят, отслуживших два года «срочки» в армии (или же имеющих два года рабочего стажа), учили девять месяцев, готовили к поступлению. Экзамены они сдавали раньше всех остальных — уже в конце июня, и для зачисления на первый курс им было достаточно получить по всем предметам «удовл».

Такие особые льготы для уволенных в запас военнослужащих и рабочих имелись во всех советских высших учебных заведениях, и ими охотно пользовались те, кто по какой-либо причине не смог поступить в вуз сразу же после школы, однако мысль получить хорошее высшее образование не оставил. Подготовительное отделение (рабфак) можно было назвать советским социальным лифтом для части молодежи.

Сергей Кравец держался особняком и всем своим видом показывал, что он не ровня каким-то там зеленым школярам. И сразу же дал понять, что будет делать не только журналистскую карьеру, но, скорее всего, и комсомольско-партийную: ему удалось еще в армии стать кандидатом в члены КПСС, теперь он надеялся скоро получить партийный билет¸ а потом — занять какую-нибудь должность в комсомольском бюро факультета. Возможно, через год-другой он мог возглавить уже всю комсомольскую организацию журфака, задатки лидера у него имелись…

После окончания учебы это стало бы для амбициозного Кравца отличным стартом в движении наверх. Все на журфаке прекрасно знали: на ответственные должности главных редакторов (даже в маленьких, малотиражных газетах) назначали только тех людей, кто уже имел в кармане заветную красную книжицу. Значит, Кравец, как молодой и весьма активный член КПСС, мог рассчитывать на хорошее распределение и быструю карьеру: от простого корреспондента — к спецкору, потом — к ответсеку, а дальше — к главреду. Или же был вариант пойти другим путем — сразу по партийной линии: начав работать в райкоме или даже обкоме комсомола.