Развод. Я не вернусь

Господи, кажется, он искренне верил в то, что говорил!

— И из дома нас с Викой ты выгнал из-за Снежаны, да? Она ведь стояла с ножом у горла, когда ты нас вышвыривал! — скривилась я. — А потом буквально резала тебе вены, заставляя при каждой встрече оскорблять меня, поливать грязью, дочку забыть и не вспоминать. Ах да! — разошлась я. — Она ведь ещё и маму твою вынудила приходить к нам и оскорблять меня самыми последними словами!

— Лад, наверное, в твоих глаза все это выглядит неправдиво, но я совершенно искренен с тобой сейчас: я тебя люблю, а со Снежаной... Она меня взяла в тиски и...

— Я тебе объясню, как все это выглядит, Костя, — перебила я его. — Ты бросил меня, решив присосаться там, где баблишка побольше. Повёл себя как последняя скотина и даже не задумался о том, что ведь можно было разойтись по-человечески, остаться, в конце концов, мужиком. Ты жил себе не тужил, Снежаночка была готова тебя содержать, а потом ты обосрался. Оскорбил Островского, оскорбил меня, моих родителей. Знаешь, как говорят? Прежде чем открывать рот на моську, убедись, что ты слон, а не наоборот. И кстати, — я перевела дух, сделав большой глоток уже подстывшего мокко, — я не просила Островского закрывать твой бизнес, это сделал твой поганый язык.

Я видела, что с каждым моим словом лицо Костика багровеет все сильнее и сильнее. Что, не нравится слушать правду? А ты послушай! Хоть раз в жизни, козел!

— Так вот, — продолжила я. — Бизнеса ты лишился, и Снежана решила: на кой черт мне мужик, который вообще ничего не может? И послала тебя к черту! Удивительно, что она не сделала этого раньше. — Мне вдруг в голову пришла неожиданная мысль. — А может, не только в спортзале дело? Может, она тебя с другой бабой застукала? — Костик резко отвёл глаза в сторону, и я поняла, что попала в точку. — Ты обложался по всем фронтам, Костя, и теперь пришёл ко мне. Зачем? В надежде, что я все ещё та глупая овечка, которая когда-то была в тебя безумно влюблена? Думаешь, навешаешь мне на уши про любовь, надавишь на жалость, и я тебя прощу? Ты и правда меня за идиотку держишь?

— Лад, ты все не так поняла. Я ведь искренне пришёл извиниться.

— Что ж, как я уже сказала — извинения приняты, но это не значит, что я тебя простила.

Я достала из сумочки кошелёк и положила деньги на стол, чтобы рассчитаться за заказ.

— Я хочу видеться с дочкой! — сказал Костик.

— Нет, — отрезала я.

— Вика — моя дочь!

— Неужели вспомнил? — усмехнулась я. — Ты столько месяцев не появлялся в ее жизни и даже не звонил, что Вика наконец-то начала забывать о твоём существовании. Не нужно портить ей нервную систему.

— Но ты не имеешь права мне запрещать! — возмутился Костик.

— Не имею? — сузила я глаза. — А ты подай в суд на меня! Только учти, что я подам встречный иск. Насколько мне помнится в прошлом месяце ты не удосужился заплатить алименты и до этого заплатил лишь половину суммы. А ещё, знаешь, я ведь любовница Островского, сам меня попрекал этим. Так вот! Думаю, у него хватит ресурсов помочь мне лишить тебя родительских прав, а уж с ним за это я найду, чем расплатиться! — Я растянула губы в саркастичной усмешке и поймала ненавидящий взгляд Костика. — Лучше не говори мне больше про свои отцовские права. И про любовь свою гнилую не говори.

Я, гордо вскинув голову, медленно выплыла из кафе, буквально заставляя себя идти плавной походкой, чтобы он видел: я не боюсь его, не бегу и не прячусь. Мои слова были блефом: я не собиралась просто о помощи Спартака. Но ведь Костик об этом не знает? С другой стороны, а почему бы мне его не попросить, если возникнет необходимость? Что у нас за отношения такие? Может, я сама выстроила стену, врезала в неё дверь и заперла замок? Может, Спартак был бы рад, если бы я дала волю чувствам не только в постели, но и в каких-то бытовых вопросах?

Вытащив мобильник, я набрала номер Островского. Никогда не звонила ему сама, обычно он был инициатором встреч. Меня ждало полное разочарование. Спартак не просто не взял трубку: телефон был вне зоны действия сети.

Уже поздно ночью мне пришло сообщение, которое я обнаружила только наутро: «Срочно улетел в Штаты. У дочки проблемы».

Да уж, Лада, раз решила надеяться только на себя, так и придерживайся этой стратегии. Не стоит ни на кого рассчитывать и впредь.

Глава 48

Вика и родители вернулись с моря. Лето закончилось, и пришёл сентябрь. Жизнь потекла монотонно, вторя дождливой погоде. Дочка ходила в сад, мама помогала мне забирать ее, если я не успевала. Я часть рабочего времени проводила в загородном доме Спартака, продолжая следить за тем, как идут работы, а часть оставалась в офисе, где меня нагрузили новыми проектами. Я рассчитывала, что к началу зимы все отделочные работы у Островского будут закончены и останется самое интересное: мебель, картины, мелкие детали интерьера.

Прошёл сентябрь, а Спартак все ещё был в Америке. Я не знала, что там произошло с его дочерью, но, видимо, что-то глобальное, раз он даже не возвращался в Москву, а занимался делами корпорации оттуда. Он позвонил мне за все время лишь два раза, скупо объяснил, что у него возникли непредвиденные проблемы, но он обязательно с ними разберётся, а когда прилетит, все мне объяснит. Намекал на какой-то сюрприз.

Я была зла и разочарована. Он признался мне в любви, и я решила, что это не просто слова, что они что-то значат. Я поверила, что наши отношения теперь выйдут на новый уровень. А в результате... В результате не изменилось ничего. Вернее, изменилось, но в худшую сторону. Он уехал, и я не понимала, где он и что делает. Моя попытка расспросить и узнать, что происходит, не увенчалась успехом. Спартак сухо сказал, что узнаю обо всем в своё время. Мне не нужно было повторять дважды. Я больше не спрашивала и не звонила. И он звонил все реже, чаще просто сбрасывал сообщения, отделываясь общими фразами.

Моя злость на Костика сошла на нет. Он теперь жил у своего друга Вадика и работал тренером в самом обычном фитнес-центре. Раз в неделю он виделся с Викой. Поразмыслив и поостыв, я решила, что хуже от этого не будет. Все-таки он отец. Он ещё пару раз пытался намекнуть, что раскаялся и хотел бы получить второй шанс, но я сказала, что об этом и речи быть не может.

На второй неделе октября повалил снег. Я как раз была за городом, принимала только что привезённые предметы для украшения гостиной: здесь были вазы, панно, несколько старинных столиков и один дорогущий диван, который Спартак приобрёл ещё в ту нашу поездку в Лондон. Как, кажется, давно это было...

Грузчики только что уехали. Я стояла у окна, наблюдая за тем, как с неба сыплется мокрый снег. Он долетал до земли и тут же таял. Однако снегопад был обильным. Если не прекратится, то к вечеру может нанести сугробы. Нужно побыстрее заканчивать с делами и возвращаться в город.

Когда я уже отошла было от окна, краем глаза уловила, как какой-то внедорожник подъехал ко входу в особняк. Незапертая дверь распахнулась. Сердце гулко забилось. Неужели Спартак вернулся и сразу приехал сюда? Но это был не Спартак.

На пороге стояла очень красивая женщина. На вид ей было лет двадцать пять. Она с интересом осмотрелась по сторонам и, не заметив меня, так как мою фигуру скрывала тень, падающая от оконной ниши, стремительно поднялась на второй этаж.

Кто бы это мог быть? Я решила последовать за ней и узнать, что она здесь делает. К тому же я собиралась уезжать, а перед этим нужно будет запереть дом и оставить ключи охранникам, которые теперь дежурили здесь днём и ночью.

Женщину я нашла в спальне, где висела «Акустика чувств». Она стояла перед картиной, замерев. Фигура у неё была отменная: тонкая талия, шикарные ягодицы, длинные ноги. Платинового цвета волосы спускались ниже лопаток.

— Он все-таки купил ее, — не оборачиваясь, сказала незнакомка. — Вы знаете, ведь он охотился за этой картиной двадцать лет. Когда впервые увидел ее на какой-то выставке, буквально влюбился. С ума сходил, как хотел ее заполучить, но она уже тогда стоила бешеных денег, а Спартак ещё не был так богат. — Женщина обернулась и теперь с интересом рассматривала меня. — Вам нравится?