Страница 6 из 8
Неимоверным усилием воли Грант оторвал взгляд от гипнотической чашки и выдавил из пересохшего горла слова:
— Эта… эта мысль у меня мелькала.
Мак-Нил потрогал свой сосуд, нашел, что тот еще слишком горяч, и задумчиво продолжал:
— Так не будет ли всего правильней, если один из нас выйдет в космос через шлюз или примет… скажем, что-то оттуда? — Он ткнул большим пальцем в сторону аптечки, едва различимой с того места, где они сидели.
Грант кивнул.
— Вопрос, конечно, в том, — прибавил инженер, — кому это сделать. Я полагаю, нам надо как-то бросить жребий.
Грант смотрел на Мак-Нила с восхищением, которое почти перевешивало его растущую нервозность. Не верилось, что инженер может так спокойно обсуждать эту тему. Заподозрить он ничего не мог — в этом Грант был уверен. Просто оба они думали об одном и том же, и по какому-то случайному совпадению Мак-Нил сейчас, именно сейчас, затеял этот разговор.
Инженер пристально смотрел на него, стараясь, видимо, определить реакцию на свое предложение.
— Вы правы, — услышал Грант собственный голос. — Мы должны обсудить это.
— Да, — безмятежно подтвердил инженер, — должны. — Он взял свой стакан, зажал губами трубочку и стал медленно потягивать кофе.
Ждать конца этой сцены Грант был не в силах. Ожидаемого облегчения он вовсе не испытывал. Скорее его даже кольнуло нечто похожее на жалость, хотя с раскаянием это не имело ничего общего. Было уже немного поздно думать об этом сейчас, но он внезапно вспомнил, что будет один в «Стар Куин», преследуемый своими мыслями, больше трех недель, прежде чем придет спасение.
Он не хотел видеть Мак-Нила умирающим, чувствовал себя нехорошо. Не оглянувшись на свою жертву, он поспешил к выходу.
12
Раскаленное солнце и немигающие звезды со своих постоянных мест смотрели на «Стар Куин», которая казалась такой же неподвижной, как и они. Невозможно было заметить, что эта крохотная гантель несется с почти максимальной для нее скоростью, что в меньшей сфере скопились миллионы лошадиных сил, готовых вырваться наружу, и что в большей сфере есть еще кто-то живой.
Люк на теневой стороне корабля медленно открылся, и во тьме повис яркий круг света. Почти тут же из корабля выплыли две фигуры. Одна была значительно массивнее другой, и по очень важной причине — из-за скафандра. А скафандр не из тех нарядов, которыми можно пренебречь ничем особо не рискуя, скафандр — вещь важная и необходимая.
В темноте происходило что-то непонятное. Потом меньшая фигура начала двигаться, сперва медленно, однако с каждой секундой набирая скорость. Когда из отбрасываемой кораблем тени ее вынесло на слепящее солнце, стал виден укрепленный у нее на спине небольшой газовый баллон, из которого вился, мгновенно тая в пространстве, легкий дымок. Эта примитивная, но эффективная ракета позволила телу преодолеть ничтожное гравитационное поле корабля и очень скоро бесследно исчезнуть вдали.
Все это время другая фигура неподвижно стояла в шлюзе.
Наружный люк закрылся, яркое круглое пятно пропало, и на затененной стороне корабля осталось лишь тусклое отражение бледного света Земли.
Следующие двадцать три дня ничего не происходило.
13
Капитан «Геркулеса», облегченно вздохнув, повернулся к первому помощнику:
— Я боялся, что он не сумеет этого сделать. Какой невероятный труд одному справиться с кораблем, да еще когда и дышать-то почти нечем! Сколько времени нам нужно, чтобы добраться до него?
— Около часа. Он все еще несколько отклоняется в сторону, но тут мы сможем ему помочь.
— Хорошо. Просигнальте, пожалуйста, «Левиафану» и «Титану», что мы идем на сближение и чтобы они тоже стартовали. Но я не стал бы до завершения стыковки давать информацию вашим приятелям из отдела новостей.
Помощник вспыхнул.
— Я и не собирался, — сказал он слегка обиженным голосом, набирая сообщение. Ответ, мгновенно вспыхнувший на дисплее, вызвал у него неудовольствие. — Нам лучше самим вывести Королеву на круговую орбиту, прежде чем вызывать других, иначе они зря израсходуют много топлива. У нее еще превышение скорости почти на километр в секунду.
— Вы правы. Скажите, чтобы «Левиафан» и «Титан» были наготове, но не стартовали без нашего сигнала.
Пока это сообщение пробивалось сквозь толщу облаков к планете, первый помощник задумчиво спросил:
— Интересно, что он сейчас чувствует?
— Могу вам сказать. Он так рад своему спасению, что все остальное ему безразлично.
— Но ведь такая душевная рана, такие переживания — оставить своего товарища в космосе, чтобы самому вернуться домой.
— Да, никому такого не пожелаешь. А где другой выход? И вы же слышали радиопередачу — они все спокойно обсудили, и проигравший вышел из шлюза. Это было единственное разумное решение.
— Разумное — возможно… Но как ужасно позволить кому-то другому пожертвовать собой, чтобы ты мог жить!
— Ах, не сентиментальничайте. Уверен, случись это с нами, вы вытолкнули бы меня в космос, не дав даже перед смертью помолиться!
— Если бы вы еще раньше не проделали этого со мной. Впрочем, «Геркулесу» такое едва ли угрожает. До сих пор мы ни разу не были в полете больше пяти дней. Толкуй тут о романтике космических дорог!
Капитан промолчал. Прильнув к окуляру навигационного телескопа, он пытался отыскать «Стар Куин», которая должна была уже быть в пределах видимости. Пауза длилась довольно долго: капитан настраивал резкость. Потом с удовлетворением объявил:
— Вот он, километрах в в девятистах пятидесяти от нас. Велите экипажу приготовиться, и пошлите сообщение, чтобы подбодрить его. Скажите, что мы будем там через тридцать минут, даже если это не совсем так.
14
Тысячеметровые нейлоновые канаты медленно натягивались, поглощая относительную инерцию кораблей, затем начали вращаться электрические лебедки и «Геркулес», словно паук, ползущий по своей нити, поравнялся с «Стар Куин».
Люди в скафандрах с мощными реактивными двигателями за спиной потели — это была сложная, тяжелая работа, — пока шлюзы не совпали и не были соединены вместе.
Когда это было сделано, двери скользнули в сторону и в образовавшейся переходной камере свежий воздух смешался с удушливо-тяжелым.
Первый помощник с «Геркулеса», держа кислородный баллон в руках, ожидал появления спасшегося космонавта и старался представить себе, в каком тот окажется состоянии. Вот уже открыта и внутренняя дверь «Стар Куин».
Остановившись в противоположных концах короткого коридора, мужчины несколько мгновений молча смотрели друг на друга. Первый помощник с удивлением и некоторым разочарованием отметил про себя, что элемент драматизма здесь отсутствует начисто.
Как много всего произошло, чтобы сделать этот момент возможным, а когда он наступил, вдруг стало обидно, что все заканчивается так просто. Первый помощник капитана «Геркулеса» — неисправимый романтик — хотел сказать что-нибудь очень значительное, что вошло бы потом в историю, как та знаменитая фраза: «Доктор Ливингстон, я полагаю?»[6]
Но на самом деле он сказал только:
— Привет, Мак-Нил, рад вас видеть.
Заметно похудевший и осунувшийся Мак-Нил держался, однако, вполне нормально. Он с удовольствием глотнул свежего кислорода и отказался от предложения лечь поспать, сказав, что последнюю неделю ничего другого почти не делал — только спал, экономя остатки кислорода.
15
Часть товара со «Стар Куин» была перегружена, а за остальным с Венеры спешили сюда еще два транспорта. Первый помощник мог вздохнуть с облегчением — наконец то он сможет услышать все подробности!
Мак-Нил рассказывал о событиях последних недель, а первый помощник украдкой включил запись.
Все говорилось спокойным, эпическим тоном, словно все случившееся произошло не с рассказчиком, а с кем-то посторонним или вовсе не имело места в действительности. Так оно отчасти и было, хотя нельзя сказать, будто Мак-Нил сочинял.
6
Рассказывают, что именно так Г. Стэнли обратился к доктору Д. Ливингстону, которого после долгих поисков нашел в октябре 1871 года на берегу оз. Танганьика.