Страница 14 из 15
– А, лорд Грумберг, – узнал его кто-то в чёрной учительской мантии, и Антуан, разглядывая долговязого голубоглазого человека с жиденькими волосами цвета льна, искренне удивился. Он мог поклясться, что видит его впервые.
– Эм-м, мы знакомы?
– Заочно, – пояснил незнакомец одновременно с поклоном. – Я работаю на факультете Чёрной Магии, и по этой причине уже наслышан о вашем поступлении. Грумберги наши лучшие студенты.
– Лестно такое слышать от… – Антуан выразительно посмотрел на своего собеседника, и тот, опомнившись, поспешил представиться.
– Я старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий Люций Орион.
– О, теперь я тоже узнал вас. Действительно, заочно мы знакомы, отец рассказывал столько хорошего о вас, – с улыбкой подтвердил Антуан, хотя улыбка у него вышла натянутой. Он так-то обрадовался встрече, но испытываемое им разочарование внесло свой вклад. Основательный такой вклад.
– Как приятно, что Герман Грумберг запомнил только хорошее, а не мои строгие требования.
Люций Орион засиял, он нисколько не обратил внимание на фальшивость улыбки собеседника. А затем вдруг раздались вторые фанфары и преподавателю пришлось сказать:
– В будущем буду рад побеседовать с вами. Право слово, мы будем видеться очень часто, так как именно меня назначили куратором группы, в которую вы зачислены.
– Какая приятная весть!
– Рад, что вы так считаете, – ещё больше расцвёл мужчина. – Однако, сейчас не время для бесед. У меня есть дела, да и у вас они есть тоже. Вам нужно присоединиться к остальным слушателям вашей группы.
– И где они собираются?
– А вот, – указал рукой Люций Орион на восьмерых людей поодаль, и у Антуана от вида одной особы настроение испортилось окончательно. И всё же говорить, что он сперва намерен дождаться более достойной компании, молодой лорд не стал. Желая выказать своё презрение как можно ярче, он намеренно двинулся в сторону неприятных ему людей и, останавливаясь в нескольких шагах от них, демонстративно отвернулся, не поприветствовав никого даже лёгким кивком.
– Саймон, ты не договорил, – между тем обратилась к кому-то из товарищей наглая девица. Её мерзкий голос Антуан хорошо запомнил.
– Ну, так рассказывать нечего, – усмехнулся темноволосый мужчина плотного телосложения. – Я родом из Форкреста, у нас там семейное дело. Мой отец и мой брат торговлей занимаются. Дед тоже торговлей занимался. И прадед. Может, вы даже слышали про нас – купцов Сильверов.
– А то, – подтвердил кто-то.
– Ну вот. Все в моём роду торговлей занимаются, а лично мне эта торговля… Скучно, ну прям до смерти!
– И именно поэтому чёрная магия? – прозвучал чей-то насмешливый вопрос. – Именно потому, что жить по-человечески надоело?
– Нет. Как вся моя родня мне жить надоело, – в голосе выходца из купечества не звучало никакой обиды. – Однако ж, навыки при мне остались. Вот я приценился и рассудил, что на этот факультет поступить шансов больше. А там кто знает? Я слышал, что если хорошо себя на занятиях по дополнительным стихиям проявить, то и перевестись можно.
– Я бы на это не надеялся, – сказал, как отрезал, другой мужчина и вдруг надменно хохотнул. – Так это получается, считай, я один факультет выбрал по интересу?
– Ну да, всем остальным разумные обстоятельства интересу предпочтительнее, – с недовольством сообщил сын торговца, и девица, нарушая повисшее нехорошее молчание, сказала:
– Эй ты, ты же ещё ничего не рассказал о себе.
Сперва Антуан напрягся, предполагая, что столь фамильярно обращаются к нему, но к его неописуемому облегчению он ошибся.
– Тык энто я… Чего там о себе сказывать? Питрин Пипа я, – растерянно представился кто-то. – А стезю такую избрал ненароком, право слово. Неграмотен я, эх, а потому наудачу карандашом по бумаге водил. И вот не солгу, а думать не думал при этом, что судьбина мне долю такую нелёгкую определит чёрным магом сделаться… Ох‑хо‑хо, как же я батьке теперь в глаза смотреть‑то буду? Он ведь меня сам проклянёт, да похлеще мэтров именитых.
– Брешешь! – воскликнул кто-то из мужчин. – Как ты мог наудачу, если там имя своё вписывать надо?
– Тык энто я попросил подмочь, вот мне и вписал кой-чего один добрый ведун. А остальное он сказал давай‑ка по своему разумению, чай ужо рослый детина, а не дитё малое. Сам уж чирикай крестики на листе, сказал. Я и…
– Вот ты ж олух! – начали смеяться над крестьянином прочие поступившие, и их дружное гоготание, а особенно тоненькое хихиканье Милы Свон, стало последней каплей в чаше терпения Антуана. Хотя он прекрасно знал, что недостойно обращать аристократу внимание на поведение черни, он просто-напросто не сдержался.
– Как мерзко, что до конца церемонии ещё ждать и ждать, – процедил разозлённый Антуан, ненадолго поворачиваясь лицом к одногруппникам. – Немыслимо столько времени терпеть отребье, привыкшее разговаривать в столь скотской манере. Меня от вас тошнит.
После этого благородный мужчина презрительно фыркнул и отвернулся вновь. Нормальные простолюдины слова бы поперёк не посмели сказать. Замолкли бы и дальше стояли тихо, как мышата. Однако, Мила Свон не была бы Милой Свон, если бы не нахохлилась.
– Это вы к чему, господин хороший? – уперев руки в бока, огрызнулась она и, если внимательно приглядеться, то можно было бы заметить, как её тело потряхивает от злости. – Да чтоб вы знали, из-за некоторых высокомерных снобов, нам тут тоже ещё немерено сколько от запашка говнеца отмахиваться. У некоторых же дерьмо изо рта так и льётся, как из жопы.
Благородный виконт (сын самого графа Мейнецкого – первого советника короны!) от возмущения побледнел аж до цвета первого снега. И особенно неприятно ему сделалось от обстоятельства, что аристократов на площади уже порядочно собралось. Они могли услышать слова наглой девки, и если сейчас он не поступил бы достойно, то с ним бы даже здороваться перестали.
Антуан вновь обернулся. При этом, к своему удовольствию, первым делом он увидел не гордо задравшую подбородок Милу Свон, а округлившиеся глаза мужчин, среди которых она стояла. Страх в их взглядах подбодрил его.
– Какая-то безродная девка считает, что смеет меня оскорблять? – холодно осведомился он так, чтобы угроза явственно слышалась в его голосе.
В ответ Мила напоказ улыбнулась, но… промолчала. Ей хватило выдержки не нарушать напрямую закон, запрещающий столь вольные речи по отношению к аристократам, на личности она переходить не стала. Вот только из-за её улыбки злость буквально заклокотала в виконте. Стерпеть такую наглость Антуан уже не мог, а потому, сделав несколько резких шагов вперёд, остановился прямо перед нахалкой.
– Радуйтесь, что вы не мужчина. Мужчину я бы за такое хамство убил.
– Ну, хоть в чём-то родители вас воспитали, – несмотря на промелькнувший в её взгляде страх, с вызовом ответила Мила.
Антуан тут же ощутил острое желание соединить руки на тонкой шее так, чтобы из этого горла более никогда не вырвалось ни звука. И испытываемое им желание оказалось столь сильным, что он едва сдержался. Встряхнув ладонью, молодой аристократ всего лишь наотмашь ударил наглую девицу по лицу.
Не будь Мила такой хрупкой и тощей, она отделалась бы, что говорится, «лёгким испугом». Что такое ещё один синяк для бродяжки? Тем более, Мила знала на что шла, когда открывала рот. Не впервые она огребала из‑за своей гордости и несдержанности. Однако несмотря на то, что лорд бил её далеко не так, как ударил бы мужчину, она всё равно не устояла на ногах и упала.
– Знай своё место, тварь.
Антуан оказался настолько доволен результатом, что даже криво приподнял левый уголок рта в недостойной его происхождения усмешке. Он чувствовал себя победителем, чувствовал, что разрешил крайне неприятный конфликт так, как ему положено закончиться. Вон, всё же валяется наглая девка у его ног. Сейчас ещё и захнычет, зарыдает, как полагается.
Увы, зря Антуан рассчитывал на такое. Он не знал, что своими словами наступил на больную мозоль Милы. От сказанного девушку аж затрясло, и она, начиная подниматься на ноги, сказала полным злости голосом: