Очарованная

Я не была уверена, беременна я или нет, но внезапный приступ тошноты был достаточной причиной для беспокойства. Тот же врач, который проводил мне медосмотр в Италии, каждые три месяца посещал меня в Перл-холле, чтобы осмотреть меня и сделать прививку вместо противозачаточных средств.

Я должна была быть застрахована, мой риск беременности был совершенно невероятным.

Но я не была уверена в этих вещах. Я даже не была тем, кто выбирал форму контроля над рождаемостью.

Мое лицо было влажным от нервного пота, когда я смотрела на себя в зеркало, но в остальном мои волосы и макияж оставались совершенно нетронутыми.

— Не влюбляйся в него, Козима Рут Ломбарди, — строго сказала я своему отражению. —Ты гормональная и сумасшедшая, и ты абсолютно не влюбляешься в человека, который тебя купил.

Моя напутственная речь закончилась, я плеснула холодной водой на запястья и вышла в холл. Оркестр теперь играл что-то более строгое, что-то с укусом и щелканьем, как гончие, кусающие за пятки лису во время погони.

Я остановилась наверху лестницы, чтобы на мгновение понаблюдать за красочным, ярким бриллиантным празднеством, чувствуя в моем сердце тоску по желтой, как моча, простоте Неаполя.

Бессознательно я искала глазами Александра в комнате, и я обнаружила, что он уже смотрит на меня, хмурясь, глядя через длинную комнату.

Я подняла ногу, чтобы начать спуск, занятая мыслями о том, чтобы объяснить Александру мою поспешность и то, как я собираюсь попросить миссис Уайт — теперь, когда она уже подозревала, — купить мне в аптеке тест на беременность.

Так что я была совершенно не готова, когда сзади появились две руки и с грубой силой толкнули меня вниз по двухэтажной лестнице.

Не было времени прийти в себя, схватиться за скользкие мраморные перила или удержаться на высоких каблуках.

Я могла только упасть.

Мое тело обмякло после того, как я ударилась о лестницу в первый раз, мой затылок так сильно ударился о камень, что звук эхом отдавался в моих ушах на протяжении всего пути вниз по лестнице, когда я снова и снова падала головой вниз, пока, наконец, не достигла дна.

В ушах звенело, но я не могла открыть глаза, чтобы проверить, был ли это все еще играющий оркестр или продолжающийся рикошет моей головы, неоднократно ударявшейся о землю. Что-то мокрое скользнуло по моему лицу, но я не могла понять, как заставить свою руку чувствовать, кровь это или слезы.

Парализующая боль пронзила мой живот, как треснувший пластик, настолько невыносимая, что я сжала свое тело до синяков, пытаясь уменьшить ее тяжесть.

Внезапно в мой нос ударил запах кедра и сосны и мягкое давление на голову сбоку, когда кто-то попытался заговорить со мной сквозь надвигающуюся тьму моего разума.

— Ксан, — пробормотала я, прежде чем потерять сознание. —Убедись, что ты спас нашего ребенка.

Когда я проснулась, кто-то кричал.

Децибел врезался мне в виски, словно колья, вбитые в землю.

Я попыталась открыть рот, чтобы пожаловаться, но мой голос замер, словно порхающая бабочка в горле.

И тогда шум просочился сквозь туман дремоты и боли, чтобы по-настоящему проникнуть.

Это был Ксан, и он кричал на кого-то.

— Кто, черт возьми, тебя на это подтолкнул?

С огромным усилием я открыла глаза и прищурилась от яркого света, который ослеплял мое зрение даже в темной комнате.

Александр держал пожилого доктора Фарли за шею у стены нашей спальни в доме Мейфэр.

Я смотрела, как он снова и снова врезал его в стену, его лицо исказилось от неистовой ярости.

— Я задал тебе вопрос, — взревел он, отступая назад, подняв кулак, чтобы ударить им в стену рядом с головой Фарли.

Сухая стена и пыль взорвались вокруг руки Александра, и он ударил кулаком в стену, а затем вытащил обратно.

—Следующий удар будет по твоему лицу. А теперь скажи мне, кто заплатил тебе за то, чтобы ты не давал ей противозачаточные средства? Александр повторил в более низком регистре, но его голос дрожал от сдерживаемой ярости. —Если ты не скажешь мне сейчас, я затащу тебя в Перл-Холл, повешу на деревья на опушке леса и сдеру с тебя кожу, как с убитого оленя.

— Я, это, — заикаясь, пробормотал Фарли, его глаза были настолько дикими, что его веки приоткрылись в складках глазниц. — Прости, но он страшнее тебя, когда дело доходит до этого.

Звук животного вырвался из горла Александра, когда он подтащил человека к двери, рывком открыл ее и вышвырнул в холл.

Мгновенно появился Риддик, его рыжий цвет лица стал багровым от гнева.

— Он заговорит или умрет, — приказал Александр, прежде чем с лязгом захлопнуть дверь и прислониться к ней спиной.

Он закрыл глаза и провел рукой по усталому лицу. Впервые с тех пор, как я его встретила, он смотрел каждую минуту своих тридцати пяти лет.

— Ксан? — я прохрипела один раз, слово мертвым грузом упало на одеяло, подвернутое мне под подбородок. —Александр?

Тут же его глаза распахнулись и встретились с моими.

Они были наполнены, как хрустальные шары, бурлящей мукой эмоций, но я не обладала достаточной экстрасенсорикой, чтобы расшифровать их.

Я слабо похлопала по кровати, слишком уставшая, чтобы говорить с ним издалека.

Он был рядом со мной в мгновение ока, осторожно откинул тяжелые одеяла, чтобы проскользнуть под них и мягко перевернуться на мой бок так,  что он склонился надо мной. Его пальцы потянулись к моим волосам, дергая и скручивая прядь, чтобы успокоить больше себя, чем меня.

Он любил мои волосы и черпал в них утешение даже больше, чем я.

— Какой ужасный конец твоего дня рождения, — рискнула сказать я, позволив на мгновение закрыть глаза, впитывая тепло и комфорт его тела.

— Не шути, Козима. Я открыла глаза, когда он назвал меня по имени, и увидела трезвость его лица. — Ты знала, что беременна?

Я зажмурилась, когда пустой остаток боли пронзил пустые стенки моего чрева.

— Больше не беременна, — прошептала я.

— Нет, — неумолимо согласился он. —Ты знала?

—Я предполагала. Последние несколько дней я была чрезмерно эмоциональна и меня тошнило.

Я почувствовала, как его пальцы коснулись моей шеи, и поняла, что на мне все еще жемчужно-рубиновый ошейник. — Посмотри на меня, Красавица.

Когда мои глаза открылись, они были полны слез, которые я не хотела, чтобы он видел. Одна слезинка упала со скалы моего нижнего века и прожгла дорожку по моей щеке. Александр остановил его костяшкой и поднес соленую каплю к губам.

—Мне жаль, что это случилось с тобой, — сказал он, наполненный серьезностью, которая давила тяжестью на мое больное сердце.

Его боль делала мою еще более острой.

— Мне кажется, я всегда это говорю, — признался он, накручивая мои волосы.

— Да, — беззлобно согласилась я.

Я так много пережила из-за него.

Но я тоже так выросла, точно так же я вырасту из пепла этой последней трагедии, как феникс.

— Такая душераздирающе красивая, такая дико храбрая, — прошептал он.

— Ммм, — промычала я, снова закрывая глаза, потому что его красивое лицо в сочетании с красивыми словами было слишком сложно для меня, даже когда я была в полной силе. —У меня в голове что-то не так.

—У тебя сильное сотрясение мозга, ушибы ребер, вывих лодыжки и бесчисленное количество синяков. Это было неприятное падение, которое, честно говоря, могло быть намного хуже. Когда… — Он вдохнул укрепляющую силу воздуха, а затем медленно выдохнул. —Когда я увидел тебя лежащей там, я сначала подумал, что ты сломала себе шею.

— Кто-то толкнул меня, — пробормотаал я, вспомнив характерный отпечаток двух рук, прижатых к моей спине, словно мокрый бетон.

Я знала, что всегда буду чувствовать их там, шрам в моей памяти, оставшийся на моей плоти.