Очарованная

Я была всего лишь плотью, красиво намазанной на тарелке и ожидавшей на перевале, чтобы ее подать  горячей высокооплачиваемому гостю или суровому критику.

Его не было пять дней.

Это не должно было быть таким бесконечно долгим временем.

На самом деле, это должно было стать заждавшейся передышкой от его постоянного сексуального внимания.

Сначала я радовалась свободе. Почти каждый прием пищи я ела на кухне с Дугласом, который готовил итальянские блюда, почти не уступающие маминым. Каждое утро я тренировалась в спортзале, плавала в бассейне, смотрела на массивную статую Посейдона, выполняя брасс. Каждую вторую свободную минуту я проводила в библиотеке, читая первые издания книг о сестрах Бронте и Байроне, прекрасно иллюстрированные печатные копии фантастических романов, таких как «Лев», «Ведьма и Платяной шкаф» и «Хоббит».

Я бесконечно думала о Сальваторе. Больше  не сомневаясь, что он мой отец. Это имело смысл, учитывая его эксцентричное присутствие в нашей жизни и то, насколько мы действительно были похожи на него. Каждый раз, когда я позволяла себе задерживаться на этом, то становилась такой злой, что мне казалось, что я вылезу вон из кожи. Это было его лицо, которое я представляла, когда била и пинала подвесной мешок в спортзале, его глаза, которые я жаждала увидеть выколотыми, когда фехтовала с Риддиком, единственным человеком, которому было разрешено делать это, пока Александра не было.

Иногда, поздно ночью, когда темнота и одиночество съедали мою кожу, как множество ползающих жуков, я позволяла себе отчаиваться из-за того, что если… Что, если бы он остался с мамой? Что, если бы он не убил Кьяру Дэвенпорт? И почему? Что за человек сделал что-либо из этого, если он не был просто чистым, откровенным злом?

Чтобы еще больше отвлечься, я объедалась едой, упражнениями и чтением, но это никак не наполняло бездонный колодец тоски, который открылся в глубине моего живота в ту минуту, когда Александр отправился в командировку.

Мой разум был неустойчивым, перескакивал с одного интереса на другой, не в силах успокоиться без твердого направления команд Александра. Я медленно адаптировалась, словно очнулась ото сна. К пятому дню мой разум снова был моим собственным, но настроенным на станцию, наполненную статикой.

Больше всего пострадало мое тело. Я чувствовала боль и беспокойство, настолько вялое в моменты, что я задавалась вопросом, смогу ли я встать с постели.

Как будто я была севшим аккумулятором, и единственное, что могло реанимировать мои ионы, — это секс.

Помимо Дугласа, Риддик был единственным мужчиной, которого я видела, хотя для меня было нормальным пересекаться с другими слугами-мужчинами. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что их намеренно скрывают от меня. Ноэль ушел с Александром, так что у меня не было даже его шахматных партий, чтобы заполнить пустоту.

Александр превратил меня в сексуального монстра, но единственным человеком, против которого он хотел использовать меня, был он сам.

Мои чуткие уши уловили предательский грохот гравия под колесами даже сквозь толстые каменные стены.

Подъезжала машина.

У нас никогда не было посетителей, так что это должен был быть он.

Мой Мастер.

Мой рот наполнился шалфеем. Мне не терпелось катапультироваться из своей позы, чтобы в тот момент, когда дверь откроется, мое тело было на нем, его руки схватили мою задницу, когда я обвила его своими длинными ногами, и все было в порядке с моим миром в Перл-Холле.

Было физически больно подавлять импульс, но боль, когда я сжимала эти ментальные мускулы, была приятной. Мне было приятно, потому что я знала, что буду вознаграждена за свое нехарактерное терпение.

Когда он увидит это, то поймет, что это всего лишь еще один новый трюк из арсенала черт, которым он меня научил.

Каблуки цокали по каменной брусчатке на ступенях. Низкий приглушенный голос.

Затем тяжелый бархат на звуке открывающейся двери.

Мое дыхание покинуло мое тело, когда я была до краев наполнена нервным, восхитительным предвкушением.

Мой Мастер был дома.

Я не подняла головы, даже когда туфли дважды щелкнули, затем замерли на бесконечное мгновение в дверном косяке, прежде чем они снова двинулись вперед, пересекая бело-черный клетчатый пол ко мне.

Когда в поле моего зрения появились его черные лоферы Ferragamo, я чуть не расплакалась.

Он молчал, глядя на меня сверху вниз, даже когда, наконец, положил тяжелую руку мне на макушку и провел ею по моим волосам. У меня перехватило дыхание, когда он подошел ближе и начал теребить свою рубашку.

Его рука упала перед моими глазами, держа блестящий красный галстук.

Я тяжело сглотнула.

Он быстро завязал ее вокруг моей головы, над глазами, и, как я ни старалась, ткань была слишком непрозрачной, чтобы я могла что-либо разглядеть.

Металлический вздох его молнии, шорох разъединяющейся ткани, а затем горячее прикосновение его эрекции к моей щеке.

От него там так хорошо пахло, глубоким мускусом и грешным человеком. Мой язык вытянулся, чтобы лизнуть его, и мне было все равно, какой развратной я выгляжу.

Я была пуста, пуста и ещё раз пуста, и мне нужно было, чтобы он наполнил меня.

Словно услышав мои мысли, он вплел пальцы мне в волосы сзади и медленно прижал меня к своей длине, пронзая меня.

Я застонала, и слезы выступили на моих глазах.

Я вытерпела это, его выпуклость между моими губами и его борьбу в моем горле. Моя красота всегда была моим единственным талантом, но теперь у меня появился еще один.

Радовать моего Мастера.

Его рука дернулась в моих волосах, а другая присоединилась к ним, пробираясь сквозь пряди, чтобы использовать их как поводья. Мне доставляло удовольствие растопить его обычно железный контроль своим ртом.

Я сосала его ствол, сжимал горло вокруг его длины и лизала пухлую головку, как котенок лакал молоко.

Он кончил слишком быстро, мы оба стонали, словно от боли, когда его сперма обильно стекала по моему языку.

Наконец, он оторвал мой все еще нетерпеливый рот от своей длины и отошел, тяжело дыша.

Когда покорный кайф утих, мой живот начал сжиматься от беспокойства.

Александр никогда не был молчаливым любовником. Ему нравилось насмехаться надо мной, когда он использовал меня, заставляя  умолять остановиться, потому что он причинял мне такую ​​боль.

Почему он был таким тихим?

Я открыла рот, чтобы задать ему вопрос, когда тишина хорошо смазанной двери разнеслась по всему залу.

Мой позвоночник выпрямился, и я поборола желание бежать.

Я была нага, стояла на коленях в большом зале, как статуя, предназначенная для использования вместо украшения, и там был еще один человек, который не был моим Мастером.

— Что это за хрень? Голос Александра разнесся по всему залу, эхо застряло в углах, словно запутавшись в паутине. — Убирайся к черту с моей собственности сию же минуту.

Я сорвала повязку с глаз как раз вовремя, чтобы увидеть Александра в дверном проеме, его тело было огромным от ярости, когда он смотрел на человека, стоящего передо мной.

Человек, который только что использовал меня.

Он был ниже и стройнее Александра, с мышиными светлыми волосами, висячими вокруг ушей. Однако больше всего меня беспокоил его член, полунабухший из расстегнутых брюк и все еще влажный из-за моего рта.

Желчь ударила мне в пищевод, и я подавилась ею один раз, прежде чем поддаться желанию выблевать через плечо в массивную восточную вазу позади меня.

Краем глаза я наблюдала, как Александр вырвался из своего ужасающего паралича и промчался через комнату, сметая нарушителя своим циклонным следом. Он сбил его с ног, зажав одной рукой за воротник, а другой за плечо.

Я закашлялась и стала задыхаться, прижимая руку к своему бушующему сердцу, когда Александр жестоко ударил его об одну из стен. Рядом с ними на землю упали две картины, стекло разлетелось на тысячи кристаллических осколков у их ног.