Очарованная

— Себ, тебе не кажется странным, что он так делает? —Спросила я.

До этого я никогда особо не задумывалась об этом. Нечастое, но влиятельное присутствие Сальваторе в нашей жизни казалось обычным в более узком контексте моей жизни в Италии, но теперь, когда я была в отъезде знала о манипуляциях и играх, в которые играли мужчины, я не могла не задаться вопросом, какова была конечная цель Сальваторе.

Себастьян фыркнул. — Я не думаю, что мафиози известны своими очевидными вещами, Кози. Я думаю, что он человек без детей, который открыл нас через Шеймуса и прославил нашу семью. Он любит маму так же сильно, как и нас, когда она ему позволяет.

Это было правдой, хотя мама скорее укусила бы руку, пытавшуюся накормить ее, чем приняла бы то, что он предлагал. Сказать, что она не любила Посвященного, было бы слишком мягко.

Еще одна головоломка, которую мне никогда не приходило в голову собрать воедино.

—В любом случае, его подарок был самым ярким событием моего дня. Так много для празднования нашего дня рождения вместе.

Я вздрогнула, хотя знала, что он так скажет. —Это была слишком хорошая возможность, чтобы ее упустить, но мне жаль, что я ее упустил. Жаль больше, чем я могу сказать.

— Ты кажешься очень несчастной, — заметил он.

В каком-то смысле, как бы я ни была счастлива слышать эхо моего мужского голоса, мне хотелось знать, что бы на  это ответила одна из моих сестер или мама.

— Это была изнурительная работа, — признала я. — Недостаточно сплю, а человек, на которого я работаю, — чудовище.

—Ну, если деньги, которые ты отправляешь маме, хоть как-то указывают на то, что они стоят твоей жертвы. Козима, у нас есть больше, чем мы знаем, что делать, — сказал он, прежде чем подарить мне свой смелый смех.

—Сколько это стоит? — спросила я, прежде чем успела себя обуздать, надеясь, что он не удивится, почему я не знаю, посылаю ли я его. — Видишь ли, я приказала им организовать прямой депозит, и мне любопытно, что это именно то, что я предполагала.

— Пять тысяч фунтов, — прокричал он, и я воспользовалась случаем, чтобы порывисто вздохнуть. Эта сумма означала, что Александр присылал ежемесячное пособие в размере трехсот тысяч, которые он обещал присылать им каждый год. —Честно говоря, мама упала в обморок, когда это появилось в ее аккаунте в первый месяц. Когда он был там во второй раз, она чуть не вырубила Елену, когда снова потеряла сознание.

Несмотря ни на что, я поймала себя на том, что улыбаюсь при этой мысли. —Я рада. А теперь скажи мне, на что ты вкладываешь деньги?

—Обучение Жизель оплачивается в течение года, и теперь у нее есть пособие, поскольку она сообщила мне, что может рисовать акриловыми красками. Мы оба рассмеялись, представляя себе ее волнение по поводу покупки дорогих красок. —Елена купила собственный подержанный компьютер и записалась на онлайн-курсы в Università di Bologna по юриспруденции. Мы выплатили последний долг Шеймуса кредиторам в городе и Каморре, но, Козима, ты должна кое-что знать. Мы не видели Шеймуса с августа.

Я снова закрыла глаза и беззвучно вздохнула с облегчением, о котором не знала, поскольку сдерживала себя последние несколько недель.

— Grazie a Dio, — сказала я, благодаря Бога. —Мы желали, чтобы он ушел с самого начала, насколько я могу помнить. Пожалуйста, не говори мне, что ты опечален этим.

—Не оскорбляйся. Я потратил слишком много на бутылку граппы, и, хотите верьте, хотите нет, я поделился ею с Еленой.

— Ты этого не делал, — со смехом сказала я, снова утопая в обилии подушек, лежащих у изголовья кровати.

Ни Себ, ни Жизель не очень хорошо ладили с нашей старшей сестрой, и я не могла их в этом винить. Елена принадлежала к тому типу женщин, которые считали, что элегантность важнее чувств, ум превыше страсти, и если ты хочешь знать, что у нее на сердце, ты должен это заслужить.

Себастьяна и Жизель легче вели за собой прекрасные сердечки, которые они носили на руках.

Когда-то я была такой же, как они, но я всегда понимала Елену и ее философию.

Женщину не должно быть легко узнать, потому что тайна составляла половину ее силы.

— Эй,Козима, случилось еще кое-что.

— Ты опубликовал один из своих рассказов? — спросила я высоким голосом взволнованной молодой девушки, но мне было все равно.

Мое окружение исчезло, и даже воображаемые кандалы, которые я носила, казались почти несуществующими. Мои мысли вернулись домой, в Неаполь, к моей семье.

Себастьян рассмеялся. —Нет, Кози, но ты знаешь пьесу, которую я ставлю в Риме?

Я закусила губу, пытаясь вспомнить одну из многочисленных любительских постановок, в которых участвовал мой брат до моего отъезда.

— Ты не помнишь, и это нормально. Мораль этой истории в том, что директор театральной труппы из Лондона был в гостях, и он подошел ко мне после спектакля. Кажется, он руководит театром Финборо. Он хочет, чтобы я переехал в Лондон, чтобы продолжить актерскую карьеру в качестве директора в его компании.

Мое сердце подскочило к горлу, и, прежде чем я смогла его остановить, я завизжала и подпрыгнула на кровати от радости, хотя и осторожно держал телефон у уха.

— Себастьян, ты одаренный человек, — крикнула я сквозь счастливые слезы. —Красивый, талантливый человек! Я не могла бы быть еще более счастливее за тебя.

Мы смеялись вместе, когда обсуждали подробности, и он пересказывал местные сплетни, прежде чем передать меня Маме и Елене, которые чуть не проболтали мне все уши своими собственными материалами.

Я проговорила со своей семьей больше часа и повесила трубку только тогда, когда в комнату вошла еще одна горничная с подносом для обеда. Когда она забрала телефон, я чуть не набросилась на нее, но сдержалась от мысли, что меня снова могут наградить этой привилегией.

Казалось, отказ от девственности подарил мне новое жилье и связь с моей семьей, которой я так жаждала.

Позже тем же вечером, после того, как я закончила ужин, я была уверена, что Дуглас приготовил его, потому что это было восхитительное фирменное блюдо из Неаполя, и после того, как я смыла остатки секса со своего тела, я лежала в темноте, свернувшись калачиком под самым роскошным одеялом. Я впервые знала больше проблем, чем когда-либо.

Я не была по-настоящему религиозна, но мои родители были католиками, и цитата Иова из Библии крутилась у меня в голове, как болт.

—Господь дал, и Господь взял, да будет благословенно имя Господа.

Только у меня не было Бога в этом моем новом доме. Моей религией было рабство, а мой господин был моим Господом. За то, что он взял у меня, он вознаградил меня, а взамен этого нездорового симбиоза ожидал, что я буду поклоняться ему.

Я этого не сделала.

Но то, что не давало мне спать до поздней ночи, когда мозг был мутным, а мысли были ужасающе ясными, заключалась в том, что я могла вообразить время, когда я это сделала. Когда ритуал моей повседневной жизни рабыни утомлял меня так же верно, как поколения ног по каменным ступеням в этом доме. Когда обращались к нему за приказами, это было рутиной, а поклонение его телу как божеству было сродни принятию молитв. Что было верой, если не укоренившейся инстинктивной и духовной верой в то, что есть высшее существо, наблюдающее за вами?

После пяти лет служения господину Александру, разве были сомнения, что я буду уважать его, даже если я все еще боялась его?

—Я хочу научить тебя послушанию.

— Я так и думала, — сухо возразила я, когда он повел меня вверх по лестнице на третий этаж и направил нас в Зеркальный зал.

Я была тщеславной женщиной, поэтому провела здесь некоторое время в своих ежедневных скитаниях, глядя в глаза денег, из-за которых я попала в такую ​​беду. Из моего тура с Ноэлем я знала, что он был добавлен после того, как четвертый граф посетил Версаль и влюбился в его роскошь. Я никогда не видела французского дворца, но позолота, зеркала от пола до потолка и пол из розового мрамора казались французам чересчур чрезмерными.