Жизнь моя

Она взглянула на часы. Чуть за полдень. У нее менее двенадцати часов на то, чтобы добраться до профессора Мерно, забрать свои вещи, вернуться в Ля Бастид, обыскать подвалы и, в довершение всего, войти в контакт с Патриком — выяснить, что он делает.

Перед тем как покинуть кафе, она снова попробовала позвонить в Палату. На этот раз она обратилась прямо к старшему клерку, который чопорно ответил ей, что мистера МакМаллана не было и нет и что он не ожидается. Мистер МакМаллан подал в отставку.

Подал в отставку?

Она набрала номер, который, после некоторых колебаний, ей дали как номер его домашнего телефона. Подключился автоответчик, но она не оставила сообщения, на случай, если там Нерисса. То же самое было, когда она позвонила в Ля Бастид. Где же он? Она хотела снова позвонить Джулиану, но потом отказалась от этого. У него и без того дел достаточно.

Она позвонит еще раз, приехав на мельницу.

Был полдень, и, поскольку Патрик пропустил завтрак в самолете, он был голоден, но, что съесть, решить не мог. В конечном счете он вообще отказался от этого. Сейчас не до еды. Надо найти Антонию.

Он стоял посреди кухни, пытаясь думать. Но его мысли неслись вскачь, отклоняясь, когда считали нужным, и становилось все труднее собрать их вместе.

Ну-ка, подумай. Ты же юрист, в конце концов! Конечно, ты сможешь ее переубедить.

Может быть, сможешь. Но сперва ее надо найти.

Одно известно наверняка: сегодня в полночь мельница перейдет к Дебре. А это значит, что Антония должна вернуться за своими вещами — в противном случае помощники шерифа выкинут их на улицу.

Так чего же ты ждешь? — подумал он. Иди на мельницу! Черт, может, она уже там!

Но на мельнице Антонии не оказалось, хотя, загадочным образом, дверь была открыта. Он вошел внутрь. Никаких сообщений на автоответчике. Его последняя надежда на то, что Нерисса лжет и Антония не забирала их, испарилась.

На полу он нашел россыпь почты. В глаза бросился конверт, доставленный курьером из Парижа, с пометкой «срочно». Он пожалел, что не догадался послать такое же письмо из Лондона. Может быть, она восприняла бы это более серьезно, чем набор бессвязных сообщений по телефону.

Он подошел к столу, вырвал лист из блока для заметок и нацарапал записку: «Антония! Я говорил всерьез. Каждое слово. Патрик». Он прикрепил записку на холодильник, рядом с открыткой, изображающей Кассия, — здесь она ее точно увидит.

Когда он это сделал, на глаза ему попался флюоресцентный зеленый листок. «КЕЙТ» — было написано на нем большими красными буквами, а внизу — телефонный номер в Лондоне. Он положил листок в карман и вышел.

Вернувшись домой, он набрал этот номер и с некоторым облегчением попал не на сумасшедшую Кейт, а на мужчину с пронзительным голосом, который представился как муж подруги.

— Нет, — сказал пронзительный голос, — Антония последние несколько дней на связь не выходила. А разве она не за границей?

Да, он передаст жене, что Патрику нужно срочно связаться с Антонией, а если Антония позвонит сама, он ей немедленно скажет об этом.

Муж был более сговорчивым, чем жена, но подозрительно неопределенным. В довершение всего, заканчивая разговор, он назвал Патрика «мистером Тойнби».

Патрик снова обнаружил, что стоит посреди кухни, думая, как поступить. Еще не было двух дня. Могут пройти часы, пока она приедет на мельницу. Он не мог ждать дома. Он должен что-то делать. Он надел жакет и вышел.

Несмотря на мягкий день, дорога в Серс была по-зимнему безмолвна. Было слишком рано для цикад и слишком холодно для ящериц. Рев Сарака был приглушенным рокотом глубоко внизу.

Пока он шел, вдыхая сладкий, пахнущий смолой воздух, его сознание прояснилось, как всегда бывало, когда он подходил к источнику.

Теперь ты не можешь отступиться, говорил он себе. Сделав это, ты только повторишь ошибку, совершенную двенадцать лет назад.

Было около трех, когда он достиг конца дороги, и, хотя прерывистые солнечные лучи пробивались сквозь облака, Серс уже был колодцем мрака.

Дверь в горе, подумал он. Ворота между миром живых и миром мертвых. Он спросил себя, нет ли там Майлза.

Он нагнул голову и вошел. Почва под ногами была так же суха, как в ту ночь, когда был найден кантарос. Он встал на колени и пропустил сквозь пальцы пригоршню пыли. В темноте, в углу пещеры, мягко пел источник: древняя, пузырящаяся мистерия, неизменная вот уже десятки тысяч лет.

Он вспомнил, какой была Антония, когда они стояли в пыли, на коленях перед кантаросом. Ее лицо изменилось, глаза блестели от слез.

Но она и сейчас была все той же девушкой. Почему ему понадобилось столько времени, чтобы увидеть это? Она не изменилась, и он — тоже. Можно сколько угодно убеждать себя, что со временем люди отдаляются друг от друга, что всё меняется, что вырастают препятствия на пути — и, возможно, порой так оно и есть. Но не на этот раз.

На выходе из пещеры он больно стукнулся головой о сталактит, который моментально вернул его в настоящее. «Следи, куда ступаешь, сын мой, — казалось, предостерегает его богиня. — Ты все же не из леса».

Его легкий оптимизм испарился. Неудивительно, что Антония ему не позвонила. Он не должен был оставлять ее вот так, не сообщив о своих чувствах.

Пошатываясь, он вышел на солнечный свет. Перед глазами мелькали черные пятна. Когда он поднес к голове руку, она была в крови. Наказанный, он начал спускаться по дороге. Но у мостика, где дорога ответвлялась к Равен-де-Вердура, он остановился.

На часах — полчетвертого. Если он пойдет дальше, то окажется на мельнице через полчаса. А если ее еще там нет? Он не думал, что может с этим столкнуться. Чтобы убить еще час, он решил пройти боковой дорогой до горного хребта. Может, он встретит ее на обратном пути. Насколько он знал Антонию, она не могла оставить Ля Бастид, не попрощавшись с источником.

Дорога заканчивалась в буковом лесу, покрытом опавшей листвой бронзового цвета, которая заставляла его шаги громко отдаваться в неподвижном воздухе. Когда он останавливался отдышаться, лес был устрашающе безмолвным. Ни ветра, шевелящего ветки, ни крика сокола, ни писка крапивников. Он был один.

Дорога разветвлялась и становилась круче. Он утопал в листве по колено.

Должно быть, тут залежи за много лет, подумал он. Ему казалось, что он продирается назад, к тому памятному лету. Назад к Майлзу…

Внезапно он наступил на древесный корень, который глухо хрустнув под его тяжестью, переломился надвое. Патрик тяжело приземлился на правую ногу. Взрыв чудовищной боли ударил его в колено. Он упал и некоторое время катался в листве, едва сдерживая вырывающийся крик.

Спустя время, задыхаясь и дрожа, он лежал, изучая узор голых ветвей на фоне неба. Надо идти. Однако попытка встать оказалась неудачной. Боль опять вспыхнула затопляющей судорогой, справиться с которой не было сил. Ах, дерьмо, дерьмо… Он покрылся потом и поплотнее сжал челюсти.

Рассеченная в пещере голова начала пульсировать в унисон с коленом. Он заставил себя лежать неподвижно и думать.

Очевидно, ему нельзя здесь оставаться. В марте туристы не ходят этой тропой, и он был уверен, что охотники тоже. Конечно, можно воспользоваться мобильником, который, к счастью, лежал у него в кармане жакета. Но, дьявольщина, его едва ли можно было достать, не разбередив связку. Так что придется забыть об этом.

Сколько идти до мельницы? Должно быть, мили две назад, к главной дороге, потом еще мили полторы вниз, к мельнице. Итого четыре мили пути. Которые, будучи на двух ногах, легко преодолеть за час. Но ковыляя с подпоркой… Дай Бог ему вернуться в полвосьмого, если не позже.

«А может быть, к тому времени, — пропел фальшивый голосок в голове, — Антония уже соберется и уедет».

Он приказал голоску заткнуться и начал оглядываться в поисках подпорки.

Спустя час он был всего лишь на полпути к главной дороге, а уже начало темнеть. Подпорки помогали ему, но они были недостаточно длинными, поэтому передвигался он медленно. И адская боль. Пульсация в его голове показывала время с удивительной точностью.