Жизнь моя

— Но… Вы объяснили?

— Объяснить что? Что он тратит жизнь, делая дерьмо?

— Нет, что вы только хотели защитить его.

— Нет, я не сказал ему этого. — Он опять помолчал. — Я сделал это слишком поздно.

— Что вы имеете в виду?

— Спустя пару дней он стоял в очереди в столовой и с ним случился сердечный приступ. Конец истории. — Он с усилием улыбнулся. — Думаю, мораль такова: не позволяйте солнцу опускаться ниже горизонта. Да?

Было мучительно смотреть на то, как он пытается небрежно говорить об этом.

— Это не ваша вина, — сказала она ему.

— То же самое сказали и врачи.

— И я уверена, что они были правы.

— Да…

Она наблюдала, как он бережно кладет черепок на поднос для находок, идет за другим и берет кисточку, чтобы начать рисовать контекстные номера. Его руки были коричневыми, в царапинах от всех этих раскопок, а кисть он держал несколько неловко, под углом, как делают левши, когда пишут или рисуют. Когда он согнул запястье, свет поймал толстую выступающую вену на его предплечье.

«Это его жизнь, — подумала Антония. — Его кровь, бегущая под кожей». Казалось, что его кожу можно порвать с пугающей легкостью. Ей хотелось накрыть ее своей рукой, чтобы защитить. Почувствовать ее гладкость, эластичность и силу.

Она подняла глаза и в волнении осознала, что он смотрит на нее. Глаза его были очень голубые, наполненные светом.

— Антония, — раздался голос Моджи из дверей, и оба подскочили. — Когда мы пойдем в Серс?

Антония повернула голову и безучастно посмотрела на восьмилетку.

Патрик поднялся на ноги.

— Я, пожалуй, пойду.

Она посмотрела на него.

— Да, — сказала она наконец.

Но он остался там, где был, хмуро глядя вниз.

— Послушайте, не нужна ли вам помощь на раскопке? Она открыла рот, чтобы ответить, и вновь закрыла его.

— Ах, пожалуйста, — сказала Моджи. — Это будет восхитительно. Нам надо сделать целую полосу сзади!

Она прикусила губу. Это неудачная идея, подумала она. А потом сказала:

— Да, нам пригодилась бы некоторая помощь.

— Но мне надо остаться здесь, — запоздало добавила она. — Мой отец. И все…

— Да, пожалуй, вам лучше остаться.

— Хотя я могу подбросить вас на джипе.

— Можно я тоже поеду? — спросила Моджи.

— Конечно, — ответил Патрик, не глядя на нее.

— Круто!

Антония вытерла тряпкой руки и посмотрела вокруг себя, как будто до этого никогда не видела мастерскую.

— Вам понадобятся несколько контекстных листов, — сказала она растерянно.

— Верно, — кивнул Патрик. Он взял стопку контекстных листов, решето, канистру с водой и быстро вышел к джипу.

…Восемь часов спустя Антония выпрямилась на своем стуле и в сотый раз сказала себе, что она не собирается в Серс смотреть, как там управляется Патрик. Весь день она заставляла себя оставаться в мастерской, упорно реконструируя лампу. Теперь та выглядела лучше, чем два тысячелетия назад, но Антонии опротивела эта работа. Она нашла свою обувь под столом и вышла глотнуть немного воздуха.

Двор был пуст. Саймон и Нерисса покинули его час назад, взяв джип в Мазеране, осмотреть городок и спокойно пообедать. Судя по звону бутылок, исходящему из кухни, ее отец собирался выпить. Она решила наконец присоединиться к нему.

Он будет спрашивать про Майлза, и ей придется покрывать его.

От Патрика не было никаких известий. Либо он еще в Серсе, либо уже закончил и ушел в Лез Лимоньерс, чтобы принять душ и отдохнуть дома.

Она спустилась к реке. Альфонс лежал на боку на валуне, лениво изучая ласточек. При ее приближении он поднял голову на дюйм над камнем и дернул хвостом, как миниатюрный лев.

Она села на валун и кинула гальку в поток.

Он чувствует себя виноватым перед тобой, говорила она себе. Поэтому он и вспомнил про Нериссу. А сейчас он ушел в Серс…

Она сжала колени и закрыла глаза, желая походить на Нериссу. Нерисса не была скучной. Он сказал это для того, чтобы ее ободрить. Нерисса красива и возбуждающа. И она обожает секс. Нерисса смотрела бы на него своими прекрасными глазами и не задавала бы глупых вопросов.

Но Нерисса не ехала с Майлзом, напомнила она себе. Майлз — он сейчас в Париже, совсем один. Майлз — вот кто нуждается в тебе. Господи, что за путаница!

Она услышала скрип гравия за спиной и обернулась посмотреть. Моджи пробиралась между скалами. Ее ногти были черны от грязи, на носу темнело пятно. Антония вздохнула. В этот момент она не хотела, чтобы рядом была Моджи. Она не хотела рядом видеть никого.

Моджи подошла и села рядом с ней. Пощекотала лапы Альфонса травинкой. Спустя некоторое время она сказала:

— Я голодная. Можно мне пойти посмотреть, что есть в холодильнике?

— Разумеется, можно.

Но Моджи не двинулась с места.

Она явно хотела, чтобы Антония пошла с ней.

Но Антония осталась, где была.

В конце концов Моджи поняла намек и встала, отряхивая пыль сзади.

— Патрик просил, можешь ли ты прийти в Серс так быстро, как только сможешь.

Антония воззрилась на нее.

— Как? Ты хочешь сказать, что он все еще там?

Моджи кивнула.

— Но почему он не отвез тебя вниз? Он отпустил тебя пешком?

Моджи покачала головой.

— Часть пути он прошел со мной, потом мы встретили месье Панабьера на его тракторе, и он подвез меня, а Патрик вернулся обратно в Серс. Месье Панабьер сейчас в кухне выпивает вместе с доктором Хантом.

— Но… ты не знаешь, чего Патрик хотел?

Моджи преувеличенно пожала плечами.

— Он просто сказал, чтобы ты пришла в Серс так быстро, как сможешь. Он не объяснил зачем.

Антония обдумывала это. Должно быть, причина, заставившая его попросить ее сделать крюк в две мили в шесть часов вечера, была действительно серьезной. Но она не могла понять — какая. Возможно, он просто хочет видеть ее? Ее сердце забилось сильнее. Но если это так, то почему он не спустился к мельнице сам?

Сорока минутами позже она достигла Серса. Там не было никаких признаков Патрика.

Она вошла внутрь.

Она нашла его на коленях в задней части главной камеры. Он использовал маленький совок, делая заплату в последней секции, и выглядел так, словно занимался этим долгие часы. В серебристо-голубом свете газовой лампы его плечи лоснились от пота, темные волосы закрыли лоб.

Он даже не обернулся при ее появлении.

— Кажется, мы на подступах к чему-то, — сказал он.

Глава 10

Впоследствии Патрику казалось невероятным, что открытие, полностью изменившее ход его жизни, могло произойти без какого-либо предупреждения.

Когда его совок впервые чиркнул о камень, у него не возникло ни малейшего предчувствия. Это едва задело его внимание.

Он обрабатывал фрагмент пола пещеры — семью дюймами ниже современно уровня — и гадал, что Майлз собирается делать в Париже, когда наткнулся на что-то твердое. «Валун» — подумал он рассеянно. Пещера была замусорена ими — остатки ледника, сошедшего десятки тысяч лет назад. А может, орудие каменного века. Антония за эти недели нашла их несколько, а в его путеводителе указывалось, что одно время на потолке сохранялась наскальная живопись — до тех пор, пока священник, живший примерно в восемнадцатом веке не признал неподобающим изображение жеребца, кроющего кобылу, и она была замазана.

«Что бы это ни было, — подумал Патрик, посвистывая сквозь зубы, — но это явно отличается от глыб глины».

Затем он заметил, как изменился цвет почвы. Вместо тяжелой красной грязи появился слой песка горчичного цвета, который рассыпался легко, как сахар.

«Сверхъестественно, — подумал он, поднося лампу немного ближе. — Вид ледниковых отложений? Нет, не они. Слишком локализованы, размером не больше пивной корзины. Был ли песок принесен сюда человеческими руками?»

В это время он перестал свистеть, адреналин подскочил.

Он убрал свой совок, достал из рюкзака кисточку и начал стирать небольшой налет пыли. Гладкий, цвета ржавчины камень мерцал сквозь желтый песок. Сердце Патрика начало учащенно биться.