Страница 7 из 9
Чаша крови – борьба с Великой смутой
Все то время, пока Москва бушевала, предавая собственного царя, выбирая нового, приглашая в Кремль иноземных воинов, князь Пожарский оставался на зарайском воеводстве. Неизвестно, приводил ли он зарайских жителей к присяге королевичу Владиславу. Кое-кто из историков уверен в этом, но никаких документов, содержащих прямые свидетельства, до наших дней не дошло.
Между тем общее положение дел в России после свержения Василия Шуйского приближалось к катастрофе.
«О горе и люто есть Московскому государству! – в ужасе восклицает летописец. – Как не побояшеся Бога, не попомня своего крестного целования и не постыдясь ото всея вселенныя сраму, не помроша за дом Божий Пречистыя Богородицы и за крестное целование государю своему! Самохотением своим отдаша Московское государство в латыни и государя своего в плен! О горе нам! Как нам явитися на праведном Суде Избавителю своему Христу? Как нам ответ дати за такие грехи?»13
Другой русский книжник в свойственной XVII веку деликатной манере высказался об умственных способностях Семибоярщины: «Семь же бояр державы Московской все правление землей Русской передали в руки литовских воевод, ибо не осталось премудрых старцев и силы оставили дивных советников… Все же это Бог навел на нас за множайшие грехи наши»14. Силы оставили дивных советников… О! Умели же когда-то с необыкновенным почтением назвать правительственную политику идиотизма. Другой книжник менее корректен: «И были мы обесславлены и лишены надежды всякой, и большой чести мы удостоились у иноверного царя – получили мы в славном городе Москве еретиков, врагов Божьего креста, многочисленные полки поляков и других иноплеменников и воинов, готовых сражаться ради своей славы. Наши же бояре из страха, а иные ради корысти, вошли в соглашение с ними и повелели выйти из города воинам наших полков, и такой услугой врагам обезопасили себя и дом свой»15.
Русский корабль ударился днищем о подводные камни, трюм его наполнился холодной водой, появились громадные отверстия в бортах. Парус его сорвало ветром. Ребра шпангоутов трещат, застрявши меж зубьями скал, скрытых черной штормовой стихией. Команда режет друг друга за шлюпки. Самые дерзкие матросы вступили в схватку за звание капитана, поскольку прежний капитан исчез.
Нет надежды…
Нет спасения…
Нет любви между людьми…
Но вера еще сохранилась.
Известно, что в конце 1610 года Дмитрий Михайлович являлся убежденным и деятельным врагом московской администрации, поставленной поляками. В последние месяцы 1610-го (не ранее октября) или, может быть, в самом начале 1611 года его официально сняли с воеводства. Скорее всего, смещение произошло в ноябре – декабре 1610 года.
В марте 1611 года Пожарский уже в Москве.
Между этими двумя датами в его биографии изменилось очень многое.
Прежде всего, Дмитрий Михайлович вошел в соглашение с дворянами Рязанщины, где и родилось земское освободительное движение. Первым его вождем стал Прокофий Петрович Ляпунов. Именно он сделался союзником Пожарского в его борьбе с пропольскими силами.
«На рязанские места» отправилась армия, состоявшая из запорожских казаков-«черкасов» и небольшого числа русских ратников, лояльных пропольской администрации. Во главе горстки русских бойцов, склонившихся перед польской властью, встал знатный рязанский дворянин Исаак Никитич Сумбулов (Сунбулов) – прежний соратник Ляпунова, присягнувший Владиславу.
Сумбулов ворвался на родную Рязанщину, прошел ее с огнем и мечом…
Имея под командой лишь незначительные силы, Ляпунов двинулся на защиту Пронска и отбил город у неприятеля. «Черкасы же пошли к городу Пронску, и осадили Прокофия Ляпунова в Пронске, и утеснение ему делали великое. Услышав же о том, воевода у Николы Зарайского князь Дмитрий Михайлович Пожарский собрался с коломничами и с рязанцами и пошел под Пронск. Черкасы же, о том услышав, от Пронска отошли и встали на Михайлове. Прокофия же из Пронска вывели и пошли в Переяславль-Рязанский[8]. Князь Дмитрий Михайлович, приняв от архиепископа Феодорита благословение, пошел опять к Николе Зарайскому…» – рассказывает летопись.
Поляки отправили своих офицеров к Переяславлю-Рязанскому и под Коломну. Итог их похода Жолкевский подводит со смущением: «Сего было недостаточно и не принесло никакой пользы, ибо москвитянам, знавшим проходы в своей земле, наши не могли воспрепятствовать стекаться и приготовляться тем к уничтожению наших». Скорее всего, поляки просто не сумели сладить с формирующимся ополчением: они недооценили опасность и бросили на земцев слишком незначительные силы. Позднее Ляпунов уже не дал им возможности исправить роковую ошибку.
Польские военачальники сами позднее признавались в легкомысленном отношении к повстанцам: «Пан Гонсевский [командир московского гарнизона поляков] сообщил обо всем королю, советуя выслать из Смоленска людей, чтобы разбить Ляпунова, пока он не очень силен: ведь поначалу у Ляпунова не было при себе и двухсот человек. Но под Смоленском этим советом пренебрегли, а нам выходить из столицы к Переяславлю показалось неразумным, потому что москвитяне ворота нам больше не откроют; а отправим часть [людей] – от наших сил ничего не останется».
Ясно видно: тогда князь Пожарский уже имел враждебное отношение к пропольской администрации в Москве. Он заранее приготовился к открытому вооруженному сопротивлению. Когда настал час, Дмитрий Михайлович нимало не колебался. Стремительным ударом он вышиб запорожцев из-под Пронска и освободил Ляпунова.
Когда Пожарский вернулся из рязанских мест, «черкасы» в отместку совершили быстрый рейд из Михайлова и по ночной поре захватили «острог у Николы Зарайского» – древо-земляное укрепление, защищавшее посад. Воевода ответил моментально. Взяв с собой верных людей, Дмитрий Михайлович ударил на запорожцев, занятых грабежом. Казаки, не ждавшие сопротивления, падали один за другим. Те, кого не положили на месте, бежали из острога. Беглецы известили своих товарищей о решительном полководце, готовом беспощадно уничтожать неприятельские отряды. Казачьё, увидев перед собой вместо легкой добычи железный кулак, посыпалось на Украину. Сумбулов же, лишившись самой боеспособной части воинства, «побежал в Москву».
Нашествие запорожцев относится к ноябрю – декабрю 1610 года. Очевидно, именно тогда зарайский воевода имел стычки с «черкасами» и сумбуловцами. В конце декабря 1610-го – первых числах января 1611-го запорожцы штурмуют и подвергают разграблению Алексин. Если бы не скорые и решительные действия Дмитрия Михайловича, Пронск с Зарайском ожидала та же участь.
Фактически отряд князя Пожарского действует как часть земского ополчения. Позиция Дмитрия Михайловича ясно видна. Он враг поляков и враг их друзей в Москве. Его бы, может, и сместили раньше, да руки коротки.
Он еще не идет к столице только по одной причине: рязанцы собираются с силами, бойцов пока не столь много, чтобы выходить в большой общий поход. Да и всех сил рязанского воинства маловато для столь великого дела. Нужны союзники! Зарайский воевода – отличный, верный, отважный союзник. Однако помощь его незначительного гарнизона – далеко не тот ресурс, который обеспечит успешное очищение столицы. Дмитрию Михайловичу остается только одно: ждать. Счет идет на месяцы, на недели…
Помощники нашлись там, где их следовало искать в последнюю очередь.
Земское освободительное движение, находясь еще в пеленках, много выиграло от гибели Лжедмитрия II. Русские города и земли, страдая от наглых и алчных иноземных «гостей», колебались: кого поддержать? Но как только ушел из жизни Тушинский вор, поле выбора резко сузилось. Конечно, еще оставалась в Калуге Марина Мнишек и ее новорожденный сын Иван. Однако в 1610 году мало кто решался всерьез «поставить» на эти фигуры.
До самой своей смерти Лжедмитрий II контролировал очень значительную область. Его войска, пусть и не столь многочисленные, как во времена тушинского лагеря, оставались большой силой. Теперь судьба страны зависела от того, кто сумеет привлечь эту силу на свою сторону.
8
Ныне Рязань.