Страница 32 из 253
– Пришел молодой господин из восточного дворца Нинго.
– Погоди! – махнув рукой бабушке Лю, сказала Фын-цзе и вслед за тем спросила: – Это ты?
Заскрипели сапоги, и в двери показался стройный юноша лет семнадцати-восемнадцати с прекрасным, чистым лицом, в роскошной одежде и расшитом головном уборе. На нем была легкая шубка, подпоясанная драгоценным поясом.
Бабушка Лю не знала, нужно ли ей встать, хотелось спрятаться, но было некуда.
– Сиди, – спокойно сказала ей Фын-цзе, – это мой племянник.
Бабушка Лю робко подвинулась на край кана.
Цзя Жун, осведомившись о здоровье Фын-цзе, обратился к ней со словами:
– Отец прислал меня к вам с просьбой, тетя! Завтра у нас будут важные гости, и он просит у вас на время стеклянную ширму, которую прислала вам жена дяди. Как только гости уйдут, мы вам ее вернем.
– Опоздал, – усмехнулась Фын-цзе, – я еще вчера ее отдала.
Цзя Жун, хихикая, оперся коленями о край кана и стал просить:
– Тетушка, не откажите в просьбе, а то отец опять скажет, что я не умею разговаривать с людьми, и задаст мне трепку. Пожалейте меня, добрая тетя!
– Что вы ни увидите, все вам надо! – засмеялась Фын-цзе. – Прямо хоть ничего не показывай, не то потом покоя не будет!
– Умоляю вас, тетя, сделайте милость! – продолжал упрашивать Цзя Жун.
– Ладно! – уступила Фын-цзе. – Но если разобьешь – берегись!
Она приказала Пин-эр принести ключ от верхней комнаты и позвать служанок, чтобы они помогли Цзя Жуну отнести ширму.
– Я привел своих людей! – просияв от радости, сказал Цзя Жун. – Не беспокойтесь, они не разобьют!
С этими словами Цзя Жун бросился к выходу. Словно о чем-то вспомнив, Фын-цзе крикнула ему вслед:
– Цзя Жун, вернись!
Несколько голосов за окном тотчас же подхватило:
– Господина Цзя Жуна просят вернуться!
Цзя Жун с веселым видом вернулся обратно и стал ждать, что ему прикажут. Фын-цзе неторопливо прихлебывала чай, долго о чем-то думала, потом вдруг залилась румянцем и улыбнулась:
– Ну ладно, иди! Поговорим после ужина. У меня люди, да и я устала.
Цзя Жун кивнул и, еле сдерживая улыбку, удалился.
Бабушка Лю после этого немного успокоилась и сказала:
– Я привела твоего племянника. Отец его голодает, сейчас наступили холода, и пришлось обратиться к тебе. Как тебя отец учил? – Она вдруг с ожесточением ткнула Бань-эра в бок и добавила: – За чем он нас послал? Только и знаешь, что есть фрукты!
С первых же слов старушки Фын-цзе поняла, что она не умеет вести учтивые разговоры.
– Можешь не объяснять, я все поняла, – прервала она старуху, а затем, обращаясь к жене Чжоу Жуя, спросила: – Бабушка уже ела?
– Мы пришли сюда спозаранку, – поторопилась вставить бабушка Лю, – откуда у нас могло быть время поесть!
– Живо накормите ее! – распорядилась Фын-цзе.
Жена Чжоу Жуя тотчас накрыла в восточной комнате стол и повела туда бабушку Лю и Бань-эра.
– Сестра Чжоу, угости их получше, – напутствовала Фын-цзе, – жаль, что я не могу составить им компанию.
Через некоторое время она снова позвала жену Чжоу Жуя и спросила:
– Ты докладывала госпоже? Что она говорит?
– Госпожа говорит, что дело не в том, что они наши родственники, а в том, что когда-то их дед служил с нашим старым господином и они были друзьями, – ответила жена Чжоу Жуя. – Только в последние годы они не поддерживали с нами никаких связей. Но так как в прежние времена они никогда не уходили от нас с пустыми руками, то и сейчас, когда бабушка пришла с добрыми намерениями, надо быть внимательнее к ней. Если же она явилась по какому-нибудь делу, госпожа велит вам самой распорядиться.
– Странно все же, – выслушав ее, недоверчиво произнесла Фын-цзе. – Если они наши родственники, почему я даже с виду их не знаю?
Пока между ними происходил этот разговор, бабушка Лю успела поесть и вновь появилась в комнате с Бань-эром. Облизываясь и причмокивая губами, она без конца благодарила Фын-цзе.
– Ладно, – засмеялась Фын-цзе, – садись и послушай, что я тебе скажу. Я знаю, что вам надо. Если уж говорить по-родственному, нам не следовало ждать, пока вы к нам придете, а самим о вас позаботиться. Только вот у нас в доме без того дел много, госпожа уже в летах и всего, разумеется, упомнить не может. Сейчас хозяйством ведаю я, но и я не всех родственников знаю. К тому же лишь со стороны кажется, будто мы живем роскошно, на самом деле никто не знает, что и у богатых бывают большие затруднения, только об этом приходится молчать, так как все равно никто не поверит. Но раз уж ты пришла издалека и разговариваешь со мной впервые, я не могу отпустить тебя с пустыми руками. К счастью, двадцать лян серебра, которые мне вчера дала госпожа на одежду служанкам, еще не тронуты, и ты можешь взять их, если тебе этого не покажется слишком мало, и израсходовать по своему усмотрению.
Сначала, когда Фын-цзе повела речь о затруднениях, бабушка Лю совсем потеряла надежду что-либо получить, но, услышав, что ей дают двадцать лян серебра, вся засияла от радости.
– Мы тоже знаем, что такое затруднения, – вставила она. – Но только есть верная пословица: «Самый тощий верблюд все же больше лошади». Как там ни говорите, а если вы оторвете от себя один волосок, он все равно окажется толще нашей поясницы!
Жена Чжоу Жуя, стоявшая рядом и слушавшая грубые, неуклюжие выражения бабушки Лю, тайком делала ей знаки замолчать.
Фын-цзе, не слушая излияний старухи, приказала Пин-эр принести вчерашний сверток с серебром, взять еще связку монет и все это отдать бабушке Лю.
– Эти двадцать лян, – сказала Фын-цзе, – истрать на покупку зимней одежды детям. Заходи в свободное время – так будет по-родственному. Ну ладно, уже поздно, не стану тебя задерживать. Передай от меня поклон всем вашим!
С этими словами она встала. Бабушка Лю, рассыпаясь в благодарностях, вышла из комнаты следом за женой Чжоу Жуя.
– Матушка ты моя! – начала возмущаться жена Чжоу Жуя. – Пришла к ней, а сама-то и сказать ничего толково не умеешь! Не успела рот раскрыть, как сразу «твой племянник». Я тебе скажу прямо, даже если ты и обидишься: пусть это был бы хоть ее родной племянник, все равно следовало выражаться повежливее. Настоящий ее племянник – это господин Цзя Жун, а этот откуда еще выскочил?
– Ах, тетушка, – засмеялась бабушка Лю, – когда я ее увидела, сразу растерялась! Где там было думать о вежливых выражениях?!
Разговаривая между собой, обе женщины вернулись в дом Чжоу Жуя и посидели еще немного. Бабушка Лю хотела оставить жене Чжоу Жуя один лян серебра на гостинцы детям, но жена Чжоу Жуя наотрез отказалась его взять.
Бабушка Лю еще раз поблагодарила ее и наконец ушла тем же путем, каким пришла.
Если вы не знаете о том, что произошло дальше, загляните в следующую главу.
Глава седьмая, повествующая о том, как Цзя Лянь развлекался с женой, когда принесли цветы, и как Бао-юй во дворце Нинго познакомился с Цинь Чжуном
Проводив бабушку Лю, жена Чжоу Жуя отправилась к госпоже Ван, но ее не оказалось дома. Служанки сказали, что она ушла к тетушке Сюэ.
Жена Чжоу Жуя вышла через восточную калитку, миновала восточный дворик и направилась во «двор Душистой груши». Подойдя к воротам, она увидела на крыльце дома служанку госпожи Ван по имени Цзинь-чуань, которая играла с какой-то девочкой.
При виде жены Чжоу Жуя они сразу умолкли, понимая, что она пришла о чем-то доложить госпоже.
Жена Чжоу Жуя осторожно приподняла занавеску на дверях и увидела госпожу Ван, которая сидела напротив тетушки Сюэ и беседовала с нею о семейных делах.
Жена Чжоу Жуя не посмела потревожить женщин и незаметно прошла внутрь дома. Бао-чай, одетая по-домашнему, с собранными в узел на макушке густыми волосами, сидела на краю кана, склонившись над столиком, и вместе со служанкой Ин-эр переснимала узоры для вышивания. При появлении жены Чжоу Жуя она опустила кисть и с улыбкой сказала: