Страница 12 из 190
Мне трудно судить, кто из министров был более прав или не прав. При ограниченных внутренних финансовых ресурсах объемы внешней задолженности России уже тогда росли, как на дрожжах: если государственный долг на конец министерства Вышнеградского[162] в 1892 г. составлял 4,905 млрд руб., то к моменту, когда С. Ю. Витте покинул пост министра финансов в 1903 г., — 6,679 млрд руб.[163] Коковцов получил непростое наследство. Однако, к нашей удаче, оба министра оставили воспоминания, поэтому читатели могут сами составить представление по данному вопросу. К сожалению, из-за возникшей взаимной неприязни именно этот министр финансов, как, следует признать, и большинство его предшественников, был лично особо заинтересован в сокращении военных ассигнований со всеми вытекающими отсюда последствиями…
Знал ли об этих проблемах Николай II? Безусловно да. Но насколько глубоко вникал в суть проблемы — мне не известно. Почему же так происходило? Один из возможных вариантов ответа на этот вопрос находим в воспоминаниях человека, близко стоявшего к императору в течение многих лет, но буквально накануне войны впавшего в немилость. «Конечно, мои разногласия с Сухомлиновым, а тем более мои настойчивые заявления о том, что в военном ведомстве у нас далеко не благополучно, были ему [царю. — С. Т.] неприятны, а при сравнительно частом их повторении и просто докучали», — отмечал Коковцов. Но главное: «Они лишали государя иллюзии в том, что было наиболее близко его сердцу»[164].
Так вот, полагаю, суть в том, что для Николая II самым болезненным было лишиться именно иллюзии могущества русской армии, иллюзии, что удалось преодолеть позорное состояние, в которое погрузилось российское общество после поражения в русско-японской войне. Этим Николай II во многом напоминает мне своего великого предка Николая I, пережившего тяжелейшее духовное потрясение после того, как стала очевидной полная неподготовленность России к Крымской войне 1853 г. Ведь императора десятилетиями убеждали в непобедимой военной мощи России, «блестящем состоянии дел» в армии, и он свято в это верил. А потом в одночасье его лишили этой иллюзии, которой он жил, ради которой дышал и упорно трудился, и могущественный монарх потерял интерес к жизни, он просто отказался дышать в новой, удручающей реальности, ведь еще так свежи оставались воспоминания о блистательной победе над Наполеоном I и мировой славе России. И вот теперь примерно в подобный капкан иллюзий могущества собственной империи попал и Николай II.
Но оставим гадания и вернемся к фактам. Реальность была безжалостна.
15 августа 1914 г. британские экспедиционные силы в составе 6 пехотных дивизий и 5 бригад кавалерии, организованные в два корпуса, пересекли Ла-Манш и начали высадку во Франции.
Но в Лондоне хорошо знали, что для войны нужны не только, по образному выражению Наполеона I, «большие батальоны», а в первую очередь золото. И еще до того, как первый британский солдат сошел с трапа корабля на французский берег, Банк Англии приступил к лихорадочной мобилизации золотых ресурсов, пылесося драгоценный металл во всех краях империи и за границей. В первую очередь взор лондонских банкиров обратился на Канаду. И пока в Санкт-Петербурге пребывали в расслабленном ожидании вестей о великих победах на фронте, англичане гребли все: американский золотой доллар, слитки, японскую золотую иену. Уже 12 августа 1914 г. на счет Банка Англии в Оттаве поступила первая партия золота от компании «Риддер, Пибоди и К°»[165], а затем и из Имперского банка Канады[166]. В дальнейшем активизировались поставки золотой монеты в интересах Банка Англии из Нью-Йорка: если в сентябре 1914 г. ее было закуплено на 8,16 млн долл., то в октябре уже на 43,476 млн долл. В один день компания «Дж. П. Морган и К°» (Messrs. J. P. Morgan & Co.) продала золота на 10,8 млн долл. Из 288 поставок 166 пришлись на Нью-Йорк, 39 — на Бостон, 21 — на Филадельфию, 20 — на Чикаго, 16 — на Сан-Франциско. Незначительные партии приходили также из Австралии через Сингапур и с приисков Бразилии. Пока курс фунта стерлингов к доллару США держался и покупать золото было выгодно, поставщикам выплатили в пересчете на британскую валюту 21,4 млн ф. ст. Всего к концу 1914 г. удалось получить 5 073 944 унции в пересчете на чистое золото на сумму около 105 млн долл.[167] Но это никак не могло удовлетворить аппетиты Лондона. Начался лихорадочный поиск новых источников желтого металла. И, как всегда в сложной ситуации, вспомнили о большой «молочной корове», как еще в XVIII в. британские купцы прозвали Россию.
А в США среди бизнесменов царило приподнятое настроение. Все хорошо понимали: большая война означает большие продажи. А купить можно будет только у Америки — у Европы нет иного выхода. Четко подметив эти настроения, 15 августа 1914 г. наиболее авторитетное деловое издание «Уолл-стрит джорнел», та газета, которую только и читают на бирже Нью-Йорка, цинично, но не без доли юмора, заметила: «По воскресеньям христиане слушают проповедников, молящихся за ниспослание мира, и на следующий же день высылают представителей в воюющие державы, чтобы посмотреть, нельзя ли продать им что-нибудь еще, чтобы продлить войну»[168].
Тем временем русская армия, спасая союзников от полного разгрома во Франции, 17 августа 1914 г. начала наступление в Восточной Пруссии. Но еще 8 августа наштаверх генерал Янушкевич[169] телеграфировал генералу Жилинскому[170]: «Нам необходимо готовиться к энергичному натиску при первой возможности, дабы облегчить положение французов»[171]. Хотя оба военачальника не скрывают своего пессимизма насчет перспектив этой операции, а «генерал Жилинский, главнокомандующий северо-западным фронтом, считает, что всякое наступление в Восточной Пруссии обречено на верную неудачу»[172], русские войска под давлением союзников вынужденно переходят в решительную, кровавую атаку.
18 августа 1914 г. посол Франции Морис Палеолог[173] телеграфировал из Санкт-Петербурга: «Фантастический энтузиазм толпы, — замечает наш посол, — свидетельствует о том, в какой мере эта война популярна в России»[174]. Это был единственный повод для радости у президента Франции. «Да послужит этот фанатизм, эта популярность так долго, как этого потребуют интересы союза», — отметил он в своем дневнике[175].
Но взрыв патриотизма в российской столице аукнулся всеобщей паникой в Париже. Все началось с того, что в тот же день, 18 августа 1914 г., состоялось совещание премьер-министра Ж. Вивиани[176] с министром финансов Жозефом Нулансом[177], управляющим Банком Франции Ж. Палленом и директорами крупнейших банков, на котором обсуждали, как «улучшить условия кредита» во время войны[178].
Но для банкиров прозвучал сигнал тревоги. Немедля ни минуты, уже вечером 18 августа 1914 г., «когда захватчики были еще в двух сотнях миль, в Брюсселе, Банк Франции воплотил в жизнь план, разработанный на случай чрезвычайной ситуации. Не зря Париж за предыдущие 100 лет трижды оказывался в руках неприятеля. Его золотые резервы — 38 800 золотых слитков и бесчисленные мешки с золотыми монетами на сумму 800 млн долларов и весом около 1300 тонн — были в строжайшей тайне переправлены по железной дороге и на грузовиках в заранее подготовленные безопасные места в горах Центрального массива и на юге Франции. Операция по перевозке огромного количества золота шла без сучка и задоринки, пока один из поездов, перевозящих монеты, не сошел с рельсов в Клермон-Ферране. Чтобы ликвидировать последствия аварии, собрать деньги и не подпускать зевак, понадобилось 500 человек. К началу сентября подвалы Банка Франции в Париже были пусты»[179].
162
Вышнеградский Иван Алексеевич (1830/2[?] — 1895) — известный ученый-механик, учился в Германии, Бельгии, Франции и Великобритании, профессор Михайловской артиллерийской академии, член Государственного совета по Департаменту государственной экономии, министр финансов (с 1 января 1887 по 30 августа 1892 г.). Крупный предприниматель в железнодорожной и промышленной отраслях, сделавший состояние на поставках взрывчатых веществ и порохов военному ведомству. Имел не совсем хорошую деловую репутацию. Отличался чрезвычайной работоспособностью. Добился резкого повышения доходов бюджета и накопления золотых резервов государства. Однако его достижения были омрачены голодом 1891 г., в возникновении которого его безосновательно обвиняли — якобы по причине форсирования экспорта зерна с целью увеличения поступления иностранной валюты. (Подробнее о его деятельности см.: Татаринов С. В. Россия, век XIX: Финансово-экономические кризисы и Государственный банк: в 2 т. М., 2019.)
163
Russian Public Finance during the War. London; Oxford, 1928. Р. 234.
164
Коковцов В. Н. Из моего прошлого. С. 699.
165
«Риддер, Пибоди и К°» (Ridder, Peabody & Co.) — основана в 1839 г. Занималась торговлей золотом, инвестициями в железные дороги, сберегательные банки, страхование, недвижимость.
166
Имперский банк Канады (Imperial Bank of Canada) — создан в 1873 г. в Торонто. Просуществовал до 1956 г., когда слился с другим банком.
167
Bank of England Archive (Архив Банка Англии). M7/156. The Bank of England, 1914–1921. Vol. 2. P. 248–250. Рукопись не опубликована.
168
Ганелин Р. Ш. Россия и США, 1914–1917 гг. Л., 1969. С. 10.
169
Янушкевич Николай Николаевич (1868–1918) — в то время начальник штаба верховного главнокомандующего русской армией великого князя Николая Николаевича. Хотя генерал от инфантерии Янушкевич до начала войны и занимал пост начальника российского Генерального штаба, сам он никакого боевого опыта не имел, крупными войсковыми соединениями не командовал и не знал даже штабной работы, а был чисто кабинетным военным теоретиком, занимавшимся академической преподавательской работой, преуспевшим в службе не военной, а придворной…
170
Жилинский Яков Григорьевич (1853–1918) — генерал от кавалерии, начальник Генерального штаба (1911–1914). С начала войны главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта, считается главным виновником гибели 2-й русской армии в Пруссии. С сентября 1917 г. в отставке. Расстрелян большевиками.
171
Стратегический очерк войны, 1914–1918. М., 1920–1923. Ч. 1. С. 53.
172
Палеолог М. Царская Россия во время Мировой войны. С. 120.
173
Палеолог Морис (Maurice Paléologue; 1859–1944) — французский историк, писатель, пожизненный член Французской академии. С 1880 г. работал в МИД Франции и посольствах за рубежом. С января 1914 по июль 1917 г. посол в России. Своим назначением во многом обязан близким отношениям с президентом республики Р. Пуанкаре, которого знал еще с лицея. Активно поддерживал западную интервенцию в Советскую Россию.
174
Следует отметить, что М. Палеолог явно любил употреблять слово «энтузиазм», описывая реакцию в России на начало войны с Германией. Так, в своих мемуарах он пишет 31 июля 1914 г. о реакции населения столицы на приказ о мобилизации: «Во всем городе, как в простонародных частях города, так и в богатых и аристократических, единодушный энтузиазм» (Палеолог М. Царская Россия во время Мировой войны. С. 65). И подобных примеров довольно много. Это явно звучало в унисон ожиданиям его шефов в Париже.
175
Пуанкаре Р. На службе Франции: Воспоминания за девять лет: [в 2 кн.] М., 1936. Кн. 1. С. 69. По всей видимости, президент ознакомился с посольской телеграммой из России, где, полагаю, красочно расписывается реакция населения на пребывание в Москве императора.
176
Вивиани Жан Рафаэль Адриан Рене (Jean Raphaël Adrien René Viviani; 1863–1925) — известный адвокат, политический и государственный деятель, премьер-министр, министр иностранных дел Франции с июня 1914 по октябрь 1915 г. Затем министр юстиции (1915–1917).
177
Нуланс Жозеф (Joseph Noulens; 1864–1939) — французский дипломат и политический деятель. Военный министр Франции (1913–1914), министр финансов (1914–1915). По мнению П. Л. Барка, «оказался совершенно неподготовленным к разрешению весьма сложных задач по финансовому управлению, возникших с открытием военных действий» (Барк П. Л. Воспоминания последнего министра финансов Российской империи. Т. 1. С. 379). Летом 1917 г. назначен послом Франции в России. Успел наладить хорошие отношения с А. Ф. Керенским. Проводил политику игнорирования власти большевиков. Но затем пошел на установление контактов. В апреле 1918 г. дал известное интервью, в котором поддержал высадку японских войск во Владивостоке и потребовал вооруженного вмешательства стран Антанты в ход дел в России. Даже когда советское правительство отказалось признать его в качестве посла, не уехал из России и продолжил участвовать в борьбе с большевиками. Был связан с мятежом Чехословацкого корпуса и деятельностью британской агентуры в России. Выдвигал идею финансирования белых войск на Севере России (совместно с Джоном Кейнсом, см. ниже, примеч. 115) в обмен на поставки леса (кредит в 15 млн руб. под обеспечение высококачественной древесиной стоимостью в 20 млн руб.). В 1919 г. возглавил международную ассоциацию кредиторов, требовавшую в качестве условия признания правительства большевиков уплаты новой Россией всех царских долгов. В 1921 г. назначен председателем комиссии международной помощи России, созданной якобы для содействия голодающим, но реально занимавшейся экономической разведкой с целью подготовки новой интервенции.
178
Пуанкаре Р. На службе Франции. Кн. 1. С. 70.
179
Ахамед Л. Повелители финансов. С. 73.