Янтарные бусы

– Любаша, я так рада, что вы приехали! – Наташа встретила коллегу как родную. – Мне тяжеловато одной, особенно если по домам ходить приходится. Ноги отекают, спина болит! Пойдемте к нам обедать, Гриша скоро тоже придет – он в совхозе работает водителем, мы вас так ждали!

Так что все переживания Любиной бабушки Екатерины Прохоровны, что девочка «останется голодной в этой самой Калиновке, все же это не дома», оказались совершенно напрасными. Наташа рассказывала, что у них здесь и как, проворно накрывая стол к обеду, и Люба подумала, что довольно сильно уже округлившийся животик не мешает Наташе хозяйничать. Но вот бегать по селу с такой нагрузкой, да еще и по летней жаре, весьма неполезно!

– «Домашних» у меня сейчас немного, – рассказывала Наташа. – Октябрина Литвинова, у нее гипертония, ей уколы ставим, так сама она не может приходить, вот к ней хожу. Нога у нее больная, тяжело ей. Еще Семенова Полина Петровна, диабет у нее, тоже домой к ней регулярно наведываюсь. Малыши еще двое у меня сейчас под наблюдением, Ерофеевы, думали их в город отправить, но Петр Фокич сказал, сами справимся. Хожу уколы делать, так они меня боятся оба – одному четыре, другому три! Сорванцы!

Любаше стало так хорошо, все беспокойства ушли, а ведь ехала сюда и побаивалась – мало ли… село незнакомое, люди чужие, как примут… Да и сама она как будет, никого ведь не знает.

Но сейчас, под опекой Наташи и Гриши, который оказался добродушным парнем с выгоревшими добела на солнце волосами, не таким и страшным все оказалось!

В половине дома, которую Любе выделили, были одна просторная комната и кухня с печкой. Окна выходили во двор, где хозяйничала строгая Найда – похожая на овчарку собака, в строгости воспитанная Гришей. Любу она приняла настороженно, но приказ хозяина «не трогать и охранять» хоть и неохотно, но исполняла. Кровать, шкаф, большой стол и четыре стула, легкие шторки-«задергушки» на окнах, а в кухне буфет с посудой и стол – вот и вся обстановка, но Любе много было и не нужно, она сюда ненадолго приехала.

Вечером она сидела на крылечке, смотрела на звезды, слушала, как затихает Калиновка, гася огоньки в окнах, и думала – как же сейчас дед Иван без нее? Сидит, наверное, гладит Васькины клочковатые уши и тоже думает, как тут Любашка? А получается, что смотрят они в одно и то же небо, на одни и те же звезды… Хорошо стало, тепло душе… словно парной летний вечер проник в нее ветерком.

Глава 2

– Любаш, ты как, сильно устала? – Наташа встретила коллегу после того, как та сходила к «домашним». – Уж очень сегодня жарко, пекло просто, я еле дышу! Сейчас бы на речку, искупаться… Давай в обед сбегаем?

– «Сбегаем», – рассмеялась Любаша. – Во-первых, тебе бегать не полезно, а во-вторых, в обед, в самую жару, какая речка? Ты же медик, сама знаешь.

– Так мы быстро, туда и обратно. – Наташа обмахивалась самодельным веером, сложенным из листка бумаги. – Это если на песке валяться да загорать – вредно! А окунуться в водичку, чуть поплавать и назад – полезно! Как медик тебе говорю!

Девчата рассмеялись, уговорившись так и сделать, все же погода и в самом деле стояла очень жаркая. Прием на сегодня закончился, народу было немного, в основном это было обострение хронических проблем, которые усугубляет жара, а после обеда Любаше нужно было еще сходить на дом к одной пациентке.

– Далеко это, почти на другом конце села, – покачала головой Наташа. – Да и вообще… Не люблю я этих Смирновых! Сама Галина Николаевна – женщина… так скажем, специфичная, с характером. Вот к ней и вызов – соседка ее Алевтина прибегала, попросила навестить. Я думаю, давление скорее всего, такая жара…

– А что же такого специфичного в ней? – Люба налила себе воды из стоящего в холодильнике графина. – Все мы разные, может, и мы с тобой на чей-то взгляд специфичные.

– Наверное, ты права, – ответила Наташа. – Но здесь… немного другое. Когда я сюда приехала после училища, Галина Николаевна была одной из первых моих пациенток, ух, задала мне шороху. Как у меня руки тряслись, когда она на процедуры приходила! Строгая женщина, властная. Хотя, наверное, только нашего Петра Фокича она немного побаивается, он у нас строгий доктор. Отчитал ее однажды при полном коридоре народу, так она попритихла.

– Ну что ж, пациенты у нас разные бывают, – сказала Любаша. – Нам их не выбирать, с любым работать придется. Я на практике тоже всяких встречала… Ну что же поделать: когда у человека что-то болит, он на весь мир сердится.

Люба не устояла перед уговорами своей новой коллеги, и в обеденный перерыв девчата все же сходили до местной речки, окунулись в прохладную, пахнущую ивой воду. Течение здесь было небыстрым и красиво ласкало ветви больших ив, раскинувшихся по берегам. Стволы их изящно изгибались, склоняясь к воде, и Люба засмотрелась на такой прекрасный пейзаж.

– Наташа, ты там долго не сиди, в воде, тебе это не полезно, – позвала Люба подругу. – Да и возвращаться пора. Как же здесь у вас красиво… прямо волшебство какое-то. Так и представляешь себе эти ивы в лунном свете ночи, как у классика описано…

– Да, здесь красиво, – кивнула Наташа. – Я когда сюда приехала, тоже впечатлилась. А моя мама, она сама с Кубани, и, когда я была маленькая, мы ездили туда к бабушке, на старый хутор, вот где красота… Я думала, вырасту и уеду туда. А вот потом здесь Гришку своего встретила и никуда уже не хочу уезжать!

Послеполуденный зной разогнал с улиц Калиновки все живое. Любаша шла по тропке вдоль чьего-то забора и думала, как же все-таки хорошо, что они с Наташей искупались, иначе она бы сейчас умерла от этой жары. Дворовые собаки, высунув розовые языки, провожали прохожую утомленным взглядом – идет мимо, и хорошо, что не в их двор, а не то пришлось бы лаять, прогонять… Люба усмехнулась, заметив, как грозный на вид пес увидел кошку, прошедшую чуть не у самого его носа, и лениво отвернулся в сторону.

Дом Смирновых Люба узнала издалека, Наташа очень хорошо его описала. Выделялся он тем, что был единственным частным домом на селе, имеющим два этажа. Да и вообще двор отличался добротностью, во всем чувствовалась крепкая хозяйская рука.

Наташа рассказала Любаше, что хозяйка этого дома, Галина Николаевна, приехала сюда когда-то из самой Москвы, молодым педагогом по распределению. Здесь встретила своего будущего мужа, но даже после свадьбы и рождения детей не оставляла мысли вернуться в столицу. Чему ее супруг очень противился, а спустя какое-то время и вовсе категорически заявил, чтоб жена выбирала – либо прекращает эти разговоры и остается в Калиновке, либо пусть собирает чемодан и отчаливает к родителям. Дети, которые тогда были школьниками и разумеется тоже никуда уезжать не желали… Поговаривали, что чуть до развода тогда не дошло у Смирновых, но вопрос решился стараниями московских родственников Галины Николаевны. Ее родители заявили дочери, что свою московскую квартиру они оставляют старшему сыну, как и положено. Сами же переезжают жить в Подмосковье, где им остался дом от их родителей. А Галочка, как они ее называли, – ломоть отрезанный, так что должна жить с мужем в его семье и не покушаться на московскую прописку!

Галина тогда очень обиделась и всяческое общение с родственниками прекратила. Даже когда ее старший брат пожелал приехать навестить сестру и ее семью, а заодно и провести пару недель в деревне, на природе, Галочка явила миру знание таких слов… которые от педагога со стажем никто не ожидал услышать.

Так и осталась Галина Николаевна в ненавистной ей Калиновке, всегда приговаривая при случае, что вот «в Москве такое бы никогда не произошло» или «в столице люди так не рассуждают», а то и «что ж, все же еще встречается у нас в глубинке темный народ, несмотря на все старания государства»!

Местные кумушки сначала и обижались на такие речи, и, бывало, даже скандалили, но со временем просто-напросто перестали обращать внимание на высказывания «госпожи Смирновой», как нарекли ее калиновцы. А кому интересно слушать одно и то же на протяжении многих лет?