Солги ей

– Я вам премногим обязана, – с Бри спало напряжение, и ее мышцы расслабились.

– Какое там! Это моя работа, – Коди, наконец-то, повернулся к трупу; триумф исчез с его лица, уступив место суровому выражению, как будто он только что осознал, что находился на месте страшного преступления. – Ваша работа гораздо тяжелее. Однажды я окончательно разочаруюсь в людях. Животные не такие злые.

Бри не стала спорить.

– Я могу что-нибудь понести? Только не змею.

Коди вручил ей крюки, а сам поднял контейнер. В конце коридора Бри открыла перед ним дверь, и он понес свой улов к машине.

– Как все прошло? – внимательно оглядел их обоих Мэтт. – Никто не покусан?

Коди засмеялся и кивнул на контейнер:

– Мы ее поймали. Малышка просто была напугана.

– Не мы, а вы, – сглотнула Бри. – Коди оправдал доверие на все сто процентов.

– Я не смог дозвониться до директора зоопарка. Пришлось оставить ему сообщение, – сказал Мэтт.

– Я подыщу красотке дом, – заверил Коди.

– А выпустить на волю ее нельзя? – Бри тщетно попыталась оторвать глаза от закрытого контейнера.

– Нет, – ответил Коди. – Во-первых, слишком холодно. У бедняги не будет времени на то, чтобы найти подходящее место для спячки. Во-вторых, она может быть переносчиком вируса или каких-нибудь паразитов. Мы не можем поставить под удар местную змеиную популяцию. Поскольку полосатые гремучники находятся под угрозой вымирания, зоопарк, скорее всего, возьмет нашу малышку. Поставлю-ка я тебя в тепло, – Коди захлопнул багажник.

Стоило ему уехать, как Мэтт наклонился к Бри ближе:

– Как все, на самом деле, прошло?

– Гремучая змея. Одна звезда. Не рекомендуется, – слегка передернулась Бри.

– Давайте вернемся к делу, то есть телу, – присоединился к ним Тодд.

– Поскольку у нас весьма приблизительный временной интервал наступления смерти, давайте пройдемся по соседям. В этом районе дома стоят близко друг к другу. Так что шансы на то, что кто-то что-то видел, есть.

На улице начали припарковываться фургоны телевизионщиков. Не прошло и нескольких минут, как репортеры вышли в эфир. Но они расположились за пределами частного владения, и Бри не могла воспрепятствовать их присутствию.

– Новости разлетелись быстро, – сказала Бри Мэтту.

В ответ тот издал лишь недовольный, даже немного агрессивный рык.

Следующий час они провели, осматривая и фотографируя дом. Признаков взлома или ограбления не было. Когда подъехала судмедэксперт Бри с Мэттом сопроводили ее в кабинет жертвы. Бри рассказала доктору Джонс о гремучей змее.

– Об этом уже всем известно, – доктор Джонс застыла на пороге кабинет с набором своих инструментов в руках.

– Ничего невозможно сохранить в тайне, – возмутился Мэтт. – Не успеешь бровью повести, а пресса уже тут как тут. И наверняка эти проныры-репортеры заметили фургон службы по контролю за животными.

– А есть еще соседи, зеваки или искатели острых ощущений, – проворчала Бри.

Посвятив несколько минут внимательному осмотру всей сцены преступления, доктор Джонс приблизилась к телу.

– Обычно, когда у жертвы налицо проявления половой активности, я допускаю сексуальные мотивы или причины убийства: БДСМ, электростимуляция, даже случайную смерть от аутоэротической асфиксии, – медэксперт посмотрела на шерифа: – Вы располагаете какими-нибудь конкретными доказательствами того, что это случай связан с предыдущим?

– Только очевидные сходства, – Бри махнула на тело.

– Ладно. Посмотрим, что у нас есть, – рукой в перчатке доктор Джонс указала на бок жертвы, соприкасавшийся с диваном. – Цианоз уже развивается полным ходом, что позволяет предположить, что мужчина был убит прямо здесь.

После остановки сердца кровь отливает в нижнюю часть тела, и кожные покровы становятся синюшными.

Доктор Джонс взяла руку жертвы, но тело оказалось неподатливым.

– Он уже полностью окоченел.

Как правило, посмертное уплотнение и частичное укорочение мышц тела продолжается двенадцать часов; последующие двенадцать часов контрактура мышечной ткани сохраняется, и только потом, в период между двадцатью четырьмя и тридцатью шестью часами после смерти, мышцы снова становятся гибкими. У Джулиуса фиксировалась вторая стадия трупного окоченения, между двадцатью и двадцатью четырьмя часами после смерти.

Вооружившись скальпелем, медэксперт сделала маленький надрез с целью измерить температуру печени. Взглянув на показания термометра, доктор Джонс произвела подсчет:

– Судя по состоянию тела и его температуре, – медэксперт посмотрела на часы, – смерть наступила вчера вечером, между девятью и одиннадцатью часами, – доктор стянула перчатку с руки. – Остальное я смогу сказать вам только после того, как он окажется у меня на столе. Постараюсь произвести вскрытие, как можно быстрее. Я понимаю, что вам хочется опередить…, – Джонс выдержала паузу, а потом указала на обтянутое полиэтиленом лицо жертвы, – досужие слухи.

Если это было вообще возможно.

– Хотелось бы, – кивнула Бри.

Отступив назад, медэксперт жестом показала своему ассистенту: «Можешь фотографировать». И Бри с Мэттом поспешили выйти на улицу, предоставив им кабинет в полное распоряжение.

Тодд догнал их на подъездной аллее. Бри поделилась с ним информацией:

– Распорядись, чтобы полицейские обошли соседей. Может, кто из них тесно общался с Джулиусом Норткоттом. Может, кто-то заметил подозрительных личностей или незнакомые машины поблизости. Или обратил внимание на странную активность в доме вчера, в интервале между девятью и одиннадцатью вечера.

Тодд ушел исполнять распоряжение шерифа.

Секундой позже на обочине за полицейскими машинами припарковался «Мерседес». Из него выскочил худой седовласый мужчина лет шестидесяти пяти и побежал к дому. Путь ему преградил полицейский, ответственный за охрану места преступления и недопущение к телу убитого посторонних.

– Прочь с дороги, – выкрикнул мужчина; лицо которого покрылось красными пятнами.

Инстинкт подтолкнул Бри к нему.

Мужчина вновь попытался прорваться мимо полицейского:

– Это дом моего сына. Вы не смеете меня не пускать.

Полицейский был из новеньких, но проявил хорошую выдержку и рассудительность. Он не пропустил в дом мужчину, но попытался остудить его понятную нервозность спокойным, но твердым тоном:

– Как ваше имя, сэр?

Но мужчина уже был на грани истерики и здраво мыслить не мог. Ударив по груди полицейского обоими кулаками, он заорал:

– Вы меня не остановите!

Голос мужчины прозвучал пронзительно-резко, даже угрожающе, но Бри поняла: его агрессия подогревалась страхом. Выпятив грудь, мужчина ткнул указательным пальцем в полицейского:

– Кто тут главный?

Бри выступила вперед:

– Я шериф Таггерт. Давайте отойдем в сторону и побеседуем.

– Я не желаю беседовать, – закричал ей прямо в лицо мужчина. – Я хочу увидеть своего сына!

Сердце Бри сжалось от жалости. Через несколько секунд ей предстояло разрушить жизнь этого человека, и он это тоже сознавал. Об этом говорила паника, затуманившая его глаза. Бри огляделась по сторонам в поисках укромного закутка, но крики мужчины уже привлекли представителей прессы. Репортеры повернули к ним головы и навострили чуткие уши – как охотничьи собаки, учуявшие добычу.

Бри все же не позволила мужчине войти внутрь дома:

– Извините, сэр. Я не могу вас туда впустить. Это место преступления.

– Место преступления? Что с моим сыном? – выбросив вперед руку, чтобы оттеснить Бри, мужчина бросился вперед.

Будучи выше на полголовы, он буквально попытался смести Бри с дороги. Но она схватила его руку и развернула. Однако применять болевой прием Бри не стала, просто обвила руку вокруг его плеч.

– Пожалуйста, сэр, – прошептала она ему на ухо. – Давайте отойдем в укромное место.

Мужчина перестал сопротивляться.

– Мой сын мертв? – его голос понизился до хриплого шепота.

Бри завела его за дом, подальше от любопытных глаз репортеров, развернула лицом к себе и только тогда отпустила. Боль в глазах мужчины напомнила Бри тот миг, когда она сама узнала об убийстве сестры. Бри не хотелось сообщать ему ужасные новости прямо здесь, но он должен был узнать. Отсрочка стала бы для него мучительней. «Лучше сказать сразу и прямо», – решила Бри.