Страница 9 из 10
Глава 5
Я проследил за ее взглядом и уперся в бравого парня с кучерявым чубом и в тельняшке. Того самого, с доски почета, с которым она когда-то близняшек из леса выводила. В тот самый раз, когда я ее у фрицев отбил. Он тоже смотрел на меня. Вот только не бравым соколом, как с доски почета. А хмуро так, исподлобья.
К Наташе мы шагнули одновременно. Только он оказался ближе. Приобнял Наташу по-хозяйски так и глянул на меня с этаким победным прищуром.
— Ну что, Наташка, когда жениться будем? — заявил он голосом первого парня на деревне. Картузика с гвоздичкой только для полного образа не хватает. И гармошки в другой руке.
— Степа, ну ты чего? — смущенно пробормотала Наташка, щеки ее залились румянцем. На меня она не смотрела, кажется, вообще не знала, куда деть глаза. И как будто попыталась вывернуться из его объятий. Но не стала.
— Не рановато ли с такими предложениями-то, а, герой? — вполголоса сказал я, сунув руки в карманы. Кулаки зачесались, подправить степкину самоуверенную физиономию.
— А чего тянуть-то? — ухмыльнулся Степка. — Жизнь сейчас такая, что долго кочевряжиться вроде и не след, а, Натаха?
Он прижал девушку еще крепче и посмотрел на нее снизу вверх.
— А может девушка другого мнения? — криво ухмыльнулся я. И тут меня как пыльным мешком по башке долбануло. Это что это ты делаешь, дядя Саша? Хвост распетушил, кулаки разминаешь, да? Как будто сам уже собрался семью заводить, дом строить и чтобы детишек — семеро по лавкам, а? Ты же чужак! Что ты знаешь про Наташку и этого первого парня на деревне? Может они как раз поженились и нарожали пятерых героев ударного труда, которые после войны Союз восстанавливали, со всем пылом рьяных строителей коммунизма. Влезешь сейчас, начистишь этому сопляку рыло, Наташка за тобой потянется, а ты сгинешь через месяц. В этой своей гравитационно-временной сингулярности или как оно там называется, то самое, что меня в сорок первый год забросило… И получится, что янтарную комнату ты в музей вернул, а жизнь человеку сломал. И не одному человеку, а сразу многим. А кто-то и вообще не родится.
Я откашлялся и проглотил слова, которые только что собрался сказать. Пресек на корню, так сказать, эскалацию конфликта. Вместо этого улыбнулся во все зубы и протянул партизанскому герою руку.
— Здорово, Степан батькович, — сказал я. — Нам вроде как раньше не случалось видеться, но наслышан, наслышан! — потом глянул на девушку, которая все еще стояла, опустив взгляд и с пунцовыми щеками. — Привет, Наташа!
Парень от такой резкой перемены тональности слегка обалдел и захлопал ресницами, как теленок новорожденный. Но опомнился быстро. Сопоставил, надо думать, в своей геройской голове, что такой вариант для него всяко лучше, чем звиздюлей получать. Так что он от Наташки руку убрал и сунул мне.
— И я о тебе слыхал, Саша, — пожал мне руку, но торопливо так отпустил. Будто подвоха какого ожидал. И, если не кривить душой, я бы этот подвох ему с превеликим удовольствием организовал. Но вместо этого я хлопнул его по-товарищески по плечу и повернулся к Слободскому.
— Так вы теперь с нами, получается, Александр Николаевич? — спросил командир партизан, когда мы отошли в сторонку от всех остальных.
— Ну если не прогоните, то хотелось бы, — сказал я, простодушно разводя руками. — Пока новых распоряжений не поступит.
— Это хорошо! — повеселел Слободский. — Нам такие люди, как ты, ох, как нужны! Отряд-то, как видишь, разросся, но людей с настоящим боевым и диверсионным опытом, как говорится, хрен да маленько.
— Весь ваш, с потрохами, можно сказать, товарищ Слободский! — браво сказал я, отчаянно борясь с желанием бросить взгляд в ту сторону, куда ушли Степа с Наташкой. В прошлый раз, когда смотрел, он ей что-то тихо втолковывал, а она молча слушала с хмурым лицом. Эх, бл*ха, знать бы наверняка, как нужно поступить… Это с фашистами ведь просто — бей, не жалей, и весь разговор. А тут… А тут надо головой сначала подумать, а не другим местом. Надо будет с Наташкой по тихому переговорить, когда его рядом не будет, чтобы дров не наломать…
—…так как, возьметесь за операцию? — спросил Слободский, и я понял, что прослушал все, что он говорил.
— Да не вопрос! — не разбираясь, согласился я. Резонно подумав, что вряд ли Слободский предложил мне на светский раут с танцами пойти. А мне сейчас в самый раз бы голову отвлечь от набившихся в нее непрошенных мыслей о личной жизни.
— Это просто прекрасно! — просиял Слободский. — Тогда сейчас я несколько распоряжений отдам ребятам и жду тебя в штабе.
— Только это… — я придержал командира за рукав. — Можно Яшку моего тоже прихватить? Ему бы отличиться как-то, а то к нему Хайдаров прицепился, мол, коллаборционист, перебежчик… А он парень-то хороший и свой в доску, я ему сколько раз уже спину подставлял.
— Так у него же нога… того… — прищурился Слободский.
— Уже лучше ему, сейчас только навещал, — усмехнулся я.
— Ну что ж… — лицо Слободского стало замкнутым. Сомневается командир, не сработало на него фирменное яшкино обаяние. Или с Хайдаровым не готов пока что спорить.
— Да вы не сомневайтесь, товарищ Слободский! — заверил я. — Под мою ответственность, а? Чем хотите поклянусь, что Яшка не подведет.
— Ладно, — будто через силу кивнул командир. — Но в штаб пока что без него приходи.
— Само собой, — я кивнул. И не удержался от взгляда в сторону Наташи.
Они все еще разговаривали. Только теперь говорила она, а ухажер ее слушал. И корчил подозрительные гримасы. Кулаки снова зачесались. Влепить бы тебе, Степа, разок в челюсть. Лицо он тут корчит, смотрите-ка! Да ты прыгать от радости должен козлом, что такая девушка, как Наташа, с тобой вообще разговаривает!
Я отвернулся, тряхнул головой. Двинул кулаком в ближайшее дерево.
Дурацкая ситуация.
Самое то сейчас отправиться фрицев крошить направо и налево. Никому пощады не будет…
Постоял еще в одиночестве некоторое время, выплюнул недожеванную травинку и направился к штабу.
Серега высунулся из-за валуна и орлиным взором обозрел окрестности. Наблюдательный пост мы выбрали отличный — пологий холмик на берегу озера был доминирующей высотой, и обе дороги, ведущие к Свободному отсюда отлично просматривались. Ну то есть как, дороги… Накатанная развороченная тележными колесами колея на самом деле вела в никуда, до лесной просеки. А вторую назвать дорогой — это в лучших чувствах оскорбить все на свете словари, которые считают, что дорога — это полоса местности, приспособленная для движения транспортных средств. Так вот дорога до Свободного была приспособлена для чего угодно, только не для транспорта. Яшка, уж на что водитель опытный, и тот не смог до самого места на лоханке доехать. Пришлось вылезать из машины и выталкивать в одном месте. А последний километр пришлось пешком топать. Впрочем, как раз эта самая дорога, а точнее — ее отсутствие оказалось самым лучшим защитным сооружением, которое можно было в условиях Псковской области соорудить.
— Что-то меня сомнения берут, — Серега почесал пегую бороденку. — Может все-таки тот парень не расслышал? Чего бы им к ночи-то приезжать, а?
— Не могу знать, Сергей Гаврилович, — я приставил к глазами бинокль и присмотрелся к опушке леса. Вот зараза, надо будет после всего лещей раздать! Отчетливо так струится дымок. Курит кто-то! Курить в засаде — это последнее дело. В другое время, стоило тебе затянуться, ты на всех тепловизорах начинал светиться, как новогодняя елка. Мишень, можно сказать, себе на лоб цеплял. И светящуюся всеми цветами неона вывеску над головой: «Стрелять сюда!»
Здесь в сорок первом тепловизоров еще не было, конечно. И если, мол, огонек чашечкой из руки вот эдак прикрыть, то со стороны и незаметно. Ну да. Только вот сейчас еще не ночь. До заката еще верных полчаса. Так что светящийся огонек заметно и не было бы. Зато дым…
— Сучий потрох… — сквозь зубы прошипел я. Ведь если я его вижу, значит и фрицы могут увидеть. А смысл засады, прежде всего в том, что она внезапная!