Страница 18 из 36
Единственным исключением была та Вышивальщица в садах. Ее ваял мастер Маньярмо, и у него, кажется, вообще не случалось творческих неудач. Правда Нэрданель, идя мимо, не могла отделаться от навязчивой мысли: за спиной у мастерицы просится изобразить короля. Чтобы она, увлеченная работой, что-то показывала ему, а он как будто бы слушал, но на деле не отрывал взгляда от ее лица… Нэрданель казалось, так сцена обрела бы завершенность, а образ королевы, распадающийся на противоречивые фрагменты — пугающе талантливая девушка с Подножия, красавица королева, печальная и будто всю свою жизнь глубоко несчастная мраморная женщина — собрался бы воедино.
Раньше она не задумывалась, зачем и почему именно так Мириэль изобразила себя среди вереницы фигур, да и вообще не слишком ею интересовалась. То ли потому что сами полотна ее отпугивали, то ли потому что вокруг имени и личности мертвой королевы было что-то зловещее, куда не очень-то хотелось лезть. Ее тень и так долгие годы падала на город, на дворец и, следуя за Финвэ, проникала в их собственный дом. Нэрданель справедливо полагала, что не она одна испытывает из-за этого какой-то смутный если не страх, то опасение… И вот теперь почему-то именно образ Мириэль возник у нее в памяти, как вдруг возникал в течение дня и даже накануне, когда они с Финдис болтали и обедали. Белое лицо, белые руки, почти белые волосы и полная неподвижность позади стремительно шагающих фигур. Выходит, она видела себя такой?
Оторвавшись от созерцания стаканчика и очнувшись от странных мыслей, Нэрданель подняла голову и посмотрела в окно. Из ночного темного стекла на нее глядело ее собственное отражение. Тонкая ночная сорочка, какое-то настороженное и вместе с тем решительное лицо, волосы убраны куда более свободно и небрежно, чем днем. Она поднялась со стула, вскинула руку и под воздействием смутного порыва сдернула ленту с пучка на затылке. Волосы, будто только дожидались, рассыпались по плечам волной, приподнялись, окутали голову рыжей гривой.
— Вспыхнувший одуванчик, — сказала себе Нэрданель.
Она опять вспомнила, как давным-давно во время поездки в Валимар родители отвели ее в зверинец. Там в одном из вольеров развалились на камнях огромные лохматые львы, и Нэрданель сразу увидела явное сходство.
— Я как она, мама! — обрадовалась Нэрданель, замахала руками и возбужденно запрыгала на месте.
— Это он, дитя. Гривы бываю только у львов. А настоящие львицы выглядят куда скромнее, — заметила остановившаяся рядом с ними очень красивая элегантная леди и снисходительно улыбнулась. Рядом с ней держались за руки девочка в пышном сиреневом платье и мальчик постарше — в мундирчике какой-то закрытой школы. Проходя мимо, они дружно показали Нэрданель языки. С того дня она стала просить маму заплетать ей косы.
Но сейчас, когда никто не видел и не мог ничего сказать, она спокойно, даже отрешенно смотрела на свое отражение. Подумала немного, затем придвинула стул, поставила на виду подарок мастера и развернула мольберт — так, чтобы видеть себя в ночном окне.
«Автопортрет — это привилегия, — говорили на лекциях по живописи маститые преподаватели Университета. — Сначала потрудитесь создать что-нибудь стоящее, а уже затем зритель сам захочет увидеть ваше лицо».
Нэрданель, конечно, лично этого не слышала, но знала в пересказе отца и других мастеров, которые иногда заходили к ним на обед. Не то чтобы Махтано разделял эту позицию, скорее наоборот, но сам жанр был ему абсолютно неинтересен.
— Пусть первокурсники и скучающие барышни упражняются перед зеркалом. У меня всегда были модели позанятнее, — сказал он как-то и постучал себя пальцем по лбу, имея в виду, что сам-то брал сюжеты преимущественно из головы.
Нинквэтиль тогда в очередной раз выразительно покашляла, и Махтано не сразу, но спохватился.
— Я хочу сказать, что автопортрет — это …эммм… прекрасный материал для тренировки. Предмет всегда под … ну не под рукой, но ты меня понимаешь, да? Я рекомендую тебе обратить внимание на такую возможность. Как раз недавно я участвовал с дискуссии с мастером Энвиньэро, и он настаивал…
Нэрданель к этому совету не прислушивалась. Она, конечно, раньше — прежде, чем уверенно овладела техникой и необходимыми знаниями — подсматривала в зеркало, если случались затруднения с правильностью исполнения отдельных черт или правильностью наложения теней. Но и то — лишь в качестве абстрактного образца, не стремясь передать реальное сходство.
Поэтому странным было, что работа над автопортретом продвигалась так быстро. Сначала она уверенно, без остановок сделала набросок, а затем сразу взялась за акварель. Она не стала строить гримас, пытаясь что-то приукрасить. Твердо решив, ни в чем себе не льстить, она не позабыла ни про одну веснушку и не сделала попытки улучшить тон кожи или оттенок волос. Лицо получалось таким же, как в отражении: взгляд какой-то вопросительный, но рот строго поджат; тени сделали контуры особенно костлявыми, глаза заурядно-голубые, брови над ними бесцветные и тонкие.
— По крайней мере, ярко, — задумчиво пробормотала она, когда откинулась на стуле и оценила промежуточный результат. На темном фоне фигура в белой сорочке выделялась ярким силуэтом, а подсвеченный пламенем ореол волос вокруг головы создавал странный эффект. «Кто я?», — повинуясь внезапному порыву, вдруг подписала внизу Нэрданель.
Но к этому часу оконное стекло уже стало стремительно светлеть и сигнализировать, что пора бы закругляться. Нэрданель прополоскала кисти в своем новом стаканчике и, не став выливать бурую воду, вместе с ним вернулась в спальню. Подарок мастера Ф. занял место на прикроватном столике и Нэрданель, прежде чем провалиться в спокойный крепкий сон, долго смотрела на него.
— Леди Танвэн пригласила меня к себе в загородный дом. Погода обещает быть хорошей. Не хочешь присоединиться? — спросила за завтраком Нинквэтиль и помахала малюсеньким конвертом, который принесли с утренней почтой.
— Нет, я останусь. Позанимаюсь.
— Регулярные занятия — залог успеха… — прогудел из-за разворота «Колокола» Махтано и не обратил внимания на то, как переглянулись и дружно закатили глаза жена с дочерью.
Отсутствие сразу обоих родителей было очень даже кстати. С Финдис они договорились списаться и встретиться через некоторое время, поэтому можно было рассчитывать на спокойный день, который удалось бы полностью посвятить своим делам.
Нэрданель сразу после завтрака заперлась в студии и принялась с большим энтузиазмом малевать рыжие завитки и краем глаза перечитывать острый вопрос в нижнем углу холста. Ей опять вспомнился недавний визит во дворец — когда они уже переместились в библиотеку. Финдис с ногами забралась в кресло и грызла грушу, радуясь тому, что не нужно неподвижно сидеть и помалкивать.
— Назначу тебя своим официальным живописцем! — принялась угрожать она, болтая лихо перекинутой через подлокотник ногой. — Очень мне нравится твой подход, не то, что мастер Равендо — ни чихни, ни пикни.
— У мастера Равендо большой опыт, — заметила Нэрданель. Ей очень нравились его работы, особенно «Танец под Деревьями», где женская фигура в летящем платье кружилась между двух могучих стволов. Парадные портреты, правда, удавались ему не так здорово — в них как будто пропадала свойственная мастеру легкая и изящная манера, а лица становились слишком бесстрастными. Впрочем, подобное происходило со многими.
— Что мне-то с его опыта? После месяца позирований накануне совершеннолетия я его возненавидела, честное слово!
Нэрданель рассмеялась. Она знала, что многие мастера изводят своих натурщиц и моделей часами утомительного позирования, сама же на этот счет только удивлялась. В общем-то, сейчас присутствие Финдис было ей нужно только для приятной беседы: пойманное в нужном ракурсе лицо все равно прочно стояло перед ее внутренним взором.
Но вот сейчас, на завершающем этапе ей пришлось переместиться от прозрачного уже окна к зеркалу — с собственной физиономией этот трюк почему-то работал не вполне. Так она и рассматривала себя, ткнувшись в стекло самым носом, когда внизу раздался какой-то шум, громкие голоса, а потом в студию настойчиво постучалась Ториэль.