Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 14



Игнорировать теоретический уровень наук о природе — значит отрицать их как научное знание вообще. По точному замечанию марксиста из ГДР Рудольфа Рохаузена, естественные науки только тогда и становятся науками в подлинном смысле этого слова, когда они создают свои теории[32]. Современный этап развития естествознания характеризуется быстрым ростом, усложнением его теоретического уровня, созданием всё более всеохватывающих теорий. Эта могучая синтезирующая тенденция естественных наук является выражением внутренних потребностей их развития.

Дело, конечно, обстоит не так, что теоретическая часть науки вытесняет эмпирическую, факты по-прежнему остаются хлебом науки, ее исходным материалом, их объем растет сейчас чрезвычайно быстро. Дело в другом: теоретический уровень приобрел такие качественные характеристики, что оказывает решающее воздействие на весь облик науки, на рост темпов ее развития[33].

Отмечая методы мировоззренческой фальсификации естествознания как одно из важнейших средств борьбы фидеистов с научным мировоззрением, следует обратить внимание на два момента. Во-первых, широкое использование этих методов обусловлено, как было показано, особенностями борьбы религии против науки на современном этапе, новыми тенденциями в развитии самих естественных наук.

Эта деятельность теологов по «освобождению науки от мировоззрения» отражает общие позиции буржуазной идеологии в отношении научного знания, получившие концентрированное выражение в так называемой доктрине деидеологизации. Объявляя идеологию ненаучным по своей социальной и гносеологической природе явлением, эта доктрина считает мировоззренческие проблемы ненаучными, стоящими по другую сторону от фактов реальной науки.

Во-вторых, антимировоззренческая иллюзия науки в религиозном и светском буржуазном сознании не беспочвенна: она является отражением способов функционирования и потребления знания в условиях капиталистического производства, отражением, стихийно и принудительно навязываемым социальной практикой капитализма массе индивидов.

Дело в том, что в буржуазном обществе соединение науки с производством происходит через ее воплощение в овеществленных составных элементах производства, не проходя через голову непосредственного производителя[34]. Потребление науки, следовательно, в форме непосредственной субъективной деятельности, ее личное усвоение ограничено.

Эмпирический факт овеществления научного знания и потребление его индивидом в такой форме создают иллюзию, что наука полностью, со всеми теоретическими построениями резюмируется в своих материально-инструментальных воплощениях, конструкциях, в сумме технически регулирующих правил и т. п. В силу такого вещественно воплощенного обличья, которое принимает знание в рамках частнособственнического производственного механизма, научная истина оценивается человеком лишь в плане своей утилитарно-практической значимости, теряет для него какое бы то ни было мировоззренческое значение.

Это стихийно навязываемое условиями капитализма представление о научном знании закрепляется и поддерживается, находит свое теоретическое оформление в философских и богословских концепциях буржуазных идеологов., которые стремятся объявить характерные черты буржуазной интерпретации науки внутренне присущими ее природе. «Представление о том, что теория целиком резюмируется в инструментальных и вещественных воплощениях науки — хотя на деле она может при этом просто подгоняться к ним, — отмечает Э.Ю. Соловьев, — было санкционировано прагматизмом и инструментализмом, которые свели истину к практической и операциальной эффективности»[35].

Лишь в условиях социализма, при уничтожении господства частной собственности и установлении общественной собственности на орудия и средства производства, наука становится общенародным достоянием, начинается процесс соединения ее с производительными силами через непосредственных производителей материальных ценностей — трудящихся. Гигантское развитие производительных сил коммунистической общественно-экономической формации включает в себя как необходимый момент созидание овладевшего высотами науки труженика.

Существенная специфика нового похода протестантских теологов против естествознания выражается в том, что они подвергают фальсификации не только теоретико-познавательные возможности естествознания, его методы исследования природы, но и умаляют и дискредитируют его общественную роль как преобразующей, революционной силы.

Внимание богословов к социально-преобразующей функции науки, их фальсификаторская деятельность в этом направлении обусловлены факторами двух родов. Во-первых, наука стала в современных условиях силой, активно воздействующей на все сферы жизни общества. Научное знание характеризуется огромной мобильностью, активностью, постоянным расширением своего объема, изменением содержания понятий, необходимостью логического доказательства своих представлений, практической их проверки.

Наука при непрерывном взаимодействии с практикой выступает как открытая система, способная к безграничному самосовершенствованию. Развитие науки, превращение ее в непосредственную производительную силу ведет к изменению производства, вытеснению тех рутинных способов передачи и сохранения информации, типов мыслительной деятельности, на которых базировалась религия и которые в силу своей неподконтрольности человеку делали его рабом этой информации. Наука, следовательно, подрывает устои религии не только теоретической критикой ее вероучения и миропонимания, но и своим воздействием на само общество[36].

Во-вторых, в условиях гигантских социальных преобразований современной эпохи, главным содержанием которой является переход от капитализма к социализму, во весь рост встал вопрос о научных перспективах развития общества, научных методах его преобразования и организации. Плодотворное решение этих вставших перед человечеством проблем возможно только на базе строго научной, марксистской теории общественного развития, включающей в себя научное понимание места и роли в этом процессе самой науки.

Пытаясь принизить революционно-гуманистическую функцию науки, теологи объявляют ее «демонической» силой, развитие которой грозит жизни общества. Они сравнивают знание с мифическим Големом, вышедшим из-под власти человека и зло мстящим ему. Надежды на возможность преобразования мира на научных основах фидеисты называют старыми обреченными на крушение «прометеистскими мифами». Стремясь принизить творческую, преобразующую направленность научного материализма и атеизма, Аурел фон Юхен характеризует ее как «титанизм» и «прометеевский идеализм»[37].

Богословы изображают мир науки, естествознания как нечто., противоположное и несовместимое с истинной природой человека, ведущее к его обезличиванию, разрушению духовных ценностей и нравственных идеалов. Подобные идеи нашли яркое воплощение в довольно обстоятельной концепции науки, развитой богословом Г. Гусдорфом.

Богослов рассматривает проблему взаимоотношений естествознания и религии под углом зрения соотношения знания и личности. Он не отрицает необходимости и полезности науки, естествознания, его утилитарной значимости, но оспаривает правомерность того положения, которое заняла наука ныне в жизни общества.



Г. Гусдорф определяет мир науки как особую, отделенную от подлинно человеческого мира сферу. Из всеобщности и необходимости научных истин вытекает, по его мнению, их чуждость внутреннему, сокровенному миру человека, а их воздействие на личность он характеризует как «расчеловечивающее». «Мир науки и есть мир, в котором человек отсутствует, область науки не есть вполне человеческая жизненная область… — утверждает теолог, — поэтому остаются также чрезвычайные предприятия науки пораженными недостаточностью и внутренней скудостью»[38].

32

Wissenschaft contra Spekulation. Berlin, s. 147.

33

См. Наука о науке. (Сборник статей). М., «Прогресс» 1966, стр. 406.

34

См. Э.Ю. Соловьев. Экзистенциализм и научное познание. М, «Высшая школа», 1966, стр. 56–63.

35

Там же, стр. 65.

36

Moderne Naturwissenschaft und Atheismus. Berlin, 1964, s. 238–248.

37

Aurel von Jüchen. Gespräch mit Atheisten, s. 107.

38

Wissenschaft und Glaube in der Mitte des 20 Jahrhunderts, s. 66, 70.