По праву сильного

– Ты в порядке? – спрашивает он, и я понимаю, что он неправильно интерпретирует мое состояние.

Хочется треснуть его, вцепиться в непроницаемое лицо и крикнуть: «Нет, не в порядке! И все из-за тебя!».

Но он не поймет. А если поймет, будет только хуже. У меня еще сохранились остатки гордости.

– Да, вполне, но я хочу домой.

Прищурившись, Денис вглядывается в мое лицо, видимо, пытаясь прочитать что-то на нем. Не находит и злится. В его глазах загорается тот самый огонек, который говорит о грядущих неприятностях.

– Ну хорошо. Домой так домой, – цедит он. – Но ненадолго.

Вскидываю на него удивленный взгляд.

– Почему ненадолго?

– Потому что пришло время расплачиваться за услуги, Ксюша.

– Как скажешь, – поджимаю я губы.

Вот только что злилась на одно, а теперь меня бесит обратное. Гордеев, ты – бесчувственная скотина! Чурбан!

– Послушная, – недовольным тоном высказывает мне непонятную претензию. – Хорошая девочка.

Как он всегда умудряется все испортить? Растоптать любые зачатки хорошего к нему отношения?

Денис зло наматывает на меня обратно шарф, который я распустила, когда мы вошли в теплое здание больницы, цепляет за руку и ведет за собой на выход. Я еле успеваю за его стремительным шагом, если он прибавит скорости еще хоть чуть-чуть, я буду за ним полоскаться как белье, позабытое на веревке в ветреную погоду.

Но сцепив зубы, я, молча и почти вприпрыжку, следую за ним.

На парковке меня запихивают в машину и зачем-то пристегивают ремнями безопасности на заднем сиденье. Нет, я понимаю, что так положено по правилам, но где Гордеев и где правила? И раньше я за ним не замечала тяги к пристегиванию.

Собственно, когда он садится рядом, его ремни остаются без дела.

Начинаю возиться, чтобы отстегнуться, и получаю злой взгляд:

– Идея с поводком кажется мне все более интересной!

Мягко говоря, охренев, я замираю на месте.

Это что за новая патология?

– Слушай, – не выдерживаю я. – Я тебе очень благодарна за помощь, но это уже слишком. Я и так чувствую себя чемоданом без ручки, который и бесполезен, и выкинуть жалко. Но это уже борщ!

Смутно догадываюсь, что мой наезд выглядит не логичнее, поведения Дениса.

– Благодарна? – он сверлит меня холодным взглядом. – Это хорошо. Значит, отработаешь как следует. С душой.

Хочет выкрикнуть ему что-нибудь истеричное, вроде «У меня-то хотя бы душа есть!», но мозг сигнализирует, что это фраза совсем не в кассу. Я и сама не могу понять своих эмоций. Злость и обида мешают разобраться.

– А как следует? – спрашиваю я. – Ты меня со своими предпочтениями толком не ознакомил.

Нервный вздох Николая, донесшийся с водительского места, становится предвестником нарастания конфликта.

– Ну что же, в этот раз я тебя жалеть не стану.

Он отворачивается от меня, и дальше мы едем в гнетущей тишине.

Нервы сдают только у Коли, который по делу и нет жмет на клаксон и матерится на придурков на дороге, сбрасывая напряжение.

Блин, мне, может, и стоило держать язык за зубами, я ведь действительно Гордееву благодарна, он сделал даже больше, чем я рассчитывала. А почти откровенно его бешу.

Мы подъезжаем к моему дому.

– Будь готова к семи, – роняет он.

– Будут особые пожелания? – стараюсь сдержанно уточнить я.

Все правильно, только деловой подход. Таким, как Ящер, другое не нужно.

Не глядя на меня, Денис отвечает:

– Я буду все, что есть в меню.

Глава 37

Ни к одному свиданию, если можно так назвать нашу сегодняшнюю встречу с Денисом, я не готовилась столь тщательно.

Говорят, что лучше всего от разврата на свидании девушку удерживают небритые ноги. У меня сегодня запланирован сплошной разврат, так что я сбриваю все. Надо же соответствовать званию «постельной игрушки».

Зло и обида кипят.

Я наряжаюсь в подаренные Гордеевым тряпки: бельишко, чулочки. Жемчуг тоже находит свое место на моей шее.

Долго верчу в руках последний элемент дресс-кода, присланный мне тогда Денисом. Пробка вызывает у меня трепет, сама все же я не решаюсь, но бархатный мешочек с ней внутри забрасываю в сумочку. Все должно быть по-честному. Увиливать не буду.

Платье выбрано максимально глухое, в нем я произвожу впечатление синего чулка, застегнутого на все пуговицы, зато оно расстегивается в одно движение.

Последнее, что я делаю после того, как ровно в семь раздается звонок от Гордеева, и я слышу его сухое «Выходи», это вскрываю Лешкину заначку коньяка и хлопаю рюмку. Не для храбрости, а для притупления эмоций.

Фу. Ну и гадость! Ничего не понимаю в коньяке. Как люди это пьют вообще?

Ну все, Ксюша. Пора.

Тело в дело.

Накинув пальто и вжикнув молниями ботильонов, по привычке перед выходом смотрю на себя в зеркало.

Мы же когда смотрим на себя, себя-то и не видим. Так, беглый взгляд все ли в порядке с одеждой, не размазалась ли тушь, не кричащая ли помада.

Только детали. Мы не чувствуем самих себя в этом отражении.

Расшатанная стрессами последнего времени психика, именно сейчас требует от меня замедлиться. Посмотреть на себя. А что видят другие? Какой, я хочу, чтобы меня видели?

Автоматическим жестом тянусь к пузатому флакону духов.

Даже тут автоматика. Никакой осознанности.

У меня ведь три пузырька с парфюмом, мне нравятся все. Я выбирала каждый из них под настроение и погоду. И что? Я пользуюсь одним и тем же. Просто потому что привыкла брать тот, что ближе. Стоит удобнее.

Мы все рано или поздно привыкаем брать то, что ближе и удобнее, а не то, что лучше подходит.

Телефон в кармане пальто снова заливается.

Кажется, у кого-то кончается терпение. Ничего. Пять минут подождет. У него вся ночь впереди. Последняя.

Я разглядываю себя в зеркало, стараясь посмотреть как бы со стороны.

Если бы кто-то попросил меня описать себя, это было бы что-то вроде: «Двадцатидвухлетняя девушка среднего роста, со светлыми волосами, симпатичная, миленькая, худощавая».

Чувствуется в этом описании что-то средненькое, да?

Изо дня в день мы все усредняем и в итоге боремся тоже за что-то средненькое. И получаем чаще всего плохонькое. Зато свое. Ага.

Мама выглядывает их кухни, вытирая руки вафельным полотенцем в снежинках.

– Ксюш, ты надолго? Ужинать не будешь?

– Нет, мам. Я скорее всего с ночёвкой останусь, – дипломатично обхожу я тему, у кого я собираюсь ночевать.

А маме и в голову не приходит, что я еду, будем называть вещи своими именами, заниматься сексом. Да еще и с Гордеевым. По бартеру.

Она бы, наверное, предпочла, чтобы я ехала к Арзамасову. С маминой точки зрения он – это предел мечтаний, мама уже пару раз заводила разговор о Константине.

Нет, определенно, Арзамасов – интересный вариант, но для меня ли?

– Мам, как я выгляжу? – напряженно спрашиваю я.

Не для того, чтобы быть уверенной, что понравлюсь Гордееву, мне просто нужно знать.

– Очень мило. Ты симпатичная девушка, – тут же отзывается мама, как мне кажется, даже толком меня не разглядывая. Вроде как подбодрила.

Еще один парадокс. Мы и близких на самом деле не замечаем. Это не равнодушие, а привычка. Я вот, например, и подумать не могла, что мой совершенно обычный брат станет для кого-то героем и самым лучшим мужчиной. Жену практически уведет из семьи. Я в нем такой решительности даже и не подозревала.

Что-то меня тянет на психологию сегодня. Не туда учиться, что ли, пошла?

Бросив последний взгляд на свое отражение, я под звук рингтона выхожу из квартиры.

Я больше не хочу ничего среднего и наполовину, и ничего сглаживать тоже не хочу. До сглаживалась уже, получила то, что получила.

С этого момента только конкретика.

Я – двадцатидвухлетняя длинноволосая натуральная блондинка с серыми глазами и пухлыми губами. Рост – сто шестьдесят три. Стройная. С красивой грудью и длинными ногами. Я привлекательная девушка.