По праву сильного

Господи! Вот дура! Что я творю?

Закрыв глаза, договариваю уже спокойнее:

– Сказали, ещё раз сунусь в милицию, они к маме подойдут. А у неё сердце слабое. Она после Лешкиной аварии чуть не слегла, и это её доконает.

Открываю глаза и обнаруживаю, что Гордеев сидит совсем близко ко мне, передвинувшись к подлокотнику дивана. Он рассматривает моё лицо и как будто принюхивается. Оправдывая мои подозрения, он озвучивает:

– Вкусно пахнешь. Сладенько.

Я замираю, как под дудочкой крысолова.

– Так. Понятно. А от меня чего ты хочешь? Говоришь, что не бабки, – Ящер и не думает отодвигаться. Мне кажется, я даже чувствую тепло, исходящее от его тела.

– Я хочу разобраться. Одно дело, если Лешка и правда что-то должен… Но этого не сделать, пока он в таком состоянии, а я боюсь, что они навредят маме…

– Обязательно навредят, – кивает Гордеев спокойно. – Чтобы ты посговорчивее была. Чтобы отвязаться от них, есть всего два способа: первый – дать денег или отдать квартиру, но это не точно. Если они поймут, что вас можно подоить еще, то не отстанут. Второй – их должен кто-то прижать. Их или их хозяина. И ты решила, что второй вариант надежнее. Так?

Киваю.

– Умненькая девочка.

Он поднимается с дивана. Кожа обивки скрипит.

Как он тогда смог ко мне так тихо подсесть?

Ящер вальяжно проходится по комнате, словно разминаясь. Будто дикий зверь после сна. Мой взгляд прикован к нему, и я не могу не отметить в нём некий шик. И дело здесь даже не в дорогих шмотках.

– Вот что, кукла, – он встаёт за моей спиной кладёт руки мне на плечи, они тяжёлые будто прожигают водолазку. Он вытаскивает из-за ворота волосы, и я понимаю, что он ладонью чувствует, что они тёплые, как моё тело. С ужасом жду, что он намотает хвост на кулак, как это сделали те. – Вали домой к мамке под бочок. Не хрен домашним девочкам тут ошиваться.

– То есть вы мне не поможете?

– На кой дьявол мне с тобой связываться? Не вижу резона. С тебя взять нечего.

Погладив мои подрагивающие плечи, он садится на столик перед мной, касаясь моих коленей своими, и прищуривается, проверяя мою реакцию.

Чувствую, как кровь отливает от лица. Ящер был моим последним шансом.

– Но я не только бизнесмен, – намекает он. – Я еще и мужчина…

Глава 3

То, что Ящер – мужчина, не только видно невооруженным взглядом, это практически ощущается в воздухе, который вокруг него становится будто вязким. Я кожей своей чувствую, что он очень мужчина. Слишком мужчина.

– Что вы имеете в виду?

Хотя я, конечно, понимаю, о чём он, но поверить сложно. У него вон, Таня такая, что мужики столбом встают. И если верить реакции Коли, то не только они, но и у них. Зачем ему обычная я? Просто потому, что с меня надо взять хоть что-то?

Гордеев криво усмехается:

– То самое. Не делай такие глаза – меня не поймёт. Ты хочешь и ягодку съесть, и на кактус не сесть. Так не бывает, – его стального цвета глаза внимательно следят за выражением моего лица. – Кактус не обязателен, а вот на хую придётся повертеться.

Эти слова, сказанные абсолютно равнодушным тоном, – как обух по голове.

– Что скажешь?

– А… вы хотите… – голос мой дрожит, пока я мучительно подбираю слово, от которого сама в обморок не упаду, – чтобы я провела с вами ночь? Я могла бы, наверное, потерпеть…

Ящер ржет:

– Это прям вызывает у меня энтузиазм! – резко перестав смеяться, осаживает меня: – Терпеть не надо, надо отрабатывать.

Его слова с каждой репликой всё жёстче, всё сильнее меня задевают, будто он проверяет мои границы.

Если бы я думала, что ему есть для меня хоть какое-то дело, я бы решила, что он хочет таким способом от меня избавиться. После каждой фразы Ящер сейчас смотрит так, словно ждёт, что я разревусь и убегу. И сейчас я к этому очень близка.

– Молчишь? Только вот, сдаётся мне, синичка ты, себе переоцениваешь. Всего одна ночь за настоящий геморрой… Или ты только с виду тихоня, а на самом деле можешь посоревноваться с профессионалками?

Подначки и пренебрежение в его голосе хлещут так больно, наверное, потому что сейчас я вся – оголённый нерв. Мне нет дела до того, что обо мне думают чужие люди, но слова Гордеева жгут каленым железом.

Я переполнена не только страхом перед Ящером и своей участью, во мне плещется штормящее море ужаса неопределённости под ветрами отчаяния и безысходности.

– Сколько? –хриплю я, сама не веря, что спрашиваю. – Сколько раз?

– Раз? – Ящер смотрит насмешливо и наклоняется ко мне так близко, что я чувствую его дыхание на своих губах. – Пока мне не надоест, а у меня стоит отлично. Думаю, тут речь идёт об отрезке времени. Неделя, может, больше…

Его слова впечатываются в моё без единой кровинки лицо.

– Скажу насколько долго, как только попробует товар в первый раз.

В ужасе смотрю на Гордеева.

Он протягивает руку и снова пропускает между пальцами светлые пряди. Я даже шелохнуться не могу, оказывается, я уже до упора вжалась в спинку кресла.

Товар.

Я для него товар.

Он будет меня «пробовать» и только потом решит, как долго я буду отрабатывать помощь.

Нервно облизываю губы, и их тотчас касается его пальцы. Ящер с нажимом проводит по ним, пробуя их на мягкость.

– Но тогда вы мне поможете? – через силу выдавливаю я.

Неужели я соглашусь? Всё это просто не может происходить со мной…

– Давай посмотрим, на что-то годишься. Вперёд.

Он пересаживается на диван и широко расставляет ноги.

Тоннельным зрением вижу, как он приглашающе похлопывает себя по бедру, не отводя от меня выжидающего взгляда.

Неуклюже поднимаюсь из глубокого кресла и на подгибающихся ногах подхожу к нему. Видя, что я почти парализована, Гордеев тянет меня за руку, и я плюхаюсь на диван рядом с ним. Сердце пропускает пару тактов. Подозреваю, что взгляд у меня затравленный и даже умоляющий.

Но ведь он ни к чему меня не принуждает. Это мой выбор.

Каменное лицо Ящера говорит именно об этом. Ему плевать, уйду я или останусь.

– Давай сначала ртом, – озвучивает он свои пожелания.

Подношу руку к его ширинке и, ухватившись за пряжку ремня, медлю. К глазам подступают слёзы. Моя нерешительность раздражает Ящера.

Он снова зажимает мой хвост в кулаке и медленно его наматывает на руку. Автоматически считаю – три оборота. С замиранием сердца жду, что вот сейчас Гордеев дёрнет за волосы и придавит мое лицо себе к паху, чтобы показать, кто здесь хозяин.

Но Ящер лишь поворачивает моё лицо к себе.

– Это будет тебе уроком, – жёстко говорит он. – Больше не полезешь туда, куда не надо. О чём ты думала, идиотка?

Гордеев злится.

– Что ты придёшь, и всё само устроится?

Из глаз одна за другой капают крупные слезы.

– Радуйся, что не нарвалась на моральных уродов. Проваливай и больше не суйся к таким, как я, нехуй домашним девочкам знакомиться с этой стороной жизни, – он слегка встряхивает руку, в которой зажаты волосы. – Поняла, дурища?

Я так напугана, что просто мелко и часто киваю в ответ. Ящер отпускает мои волосы, как мне кажется, с сожалением.

– Вали давай, и чтоб я тебя больше не видел, – с ленцой велит Гордеев и тянется к мобильнику.

Мне хочется бежать не оглядываясь, но ноги так ослабли, что я тащусь к выходу из ВИП-комнаты, пошатываясь. Уже хватаюсь за дверную ручку, когда позади меня раздаётся злой голос Ящера:

– Макс, что за хуйня у вас в городе творится?

Выстреливаю из комнаты, пока разъяренный Ящер не передумал, и замираю за дверью, переводя дух. Сейчас какому-то Максу похоже прилетит за то, что Гордеева беспокоят кто не попадя.

Снаружи меня встречает все тот же Коля, который не сводит глаз с Татьяны, подпирающей стену напротив двери в ВИП-комнату.

Она, что, так и ждала тут? Боялась пропустить свою смену?

Прокурорская дочка внимательно осматривает меня. При виде заплаканных глаз на её лица расцветает удовлетворение. Отлепившись от стены, Татьяна ныряет в открытую дверь, где Гордеев уже прощается с неведомым Максом: