Взгляд незнакомки

Телеграфная связь и железнодорожное сообщение на Юге теперь отсутствовали. Вести о положении армии доходили нечасто, от случая к случаю. Над всей страной висел гнет обреченности. Когда в конце марта Чарли отплыл из залива, Кендалл была почти уверена, что никогда больше не увидит его.

Наступила весна. Несмотря на ее буйную красоту, несмотря на ясное синее небо, дни казались серыми и мрачными, как осеннее море.

Глава 22

Все свое свободное время Кендалл проводила в бухте.

Время шло, и она все больше убеждалась в том, что окружающие жалеют её и считают нелепым и безнадежным ее ожидание Брента.

Но жизнь без надежды стала бы и вовсе невыносимой. Месяц проходил за месяцем, и шансов на то, что Брент жив, становилось все меньше. Но в душе Кендалл была уверена, что он жив, что его не могли убить, что он непременно вернется. И она продолжала упрямо ходить на берег океана.

Нельзя сказать, что она не пыталась вести себя разумно. Она помогала Эйми в саду, шила, штопала и выполняла другую домашнюю работу. Но ее состояние вызывало у Эйми тревогу. Пожилая леди любила Брента как родного сына, но и она считала его погибшим, а о Кендалл думала, что та не должна жить пустыми надеждами, погрузившись в прошлое. Лолли замкнулась в себе и разговаривала с людьми мало и неохотно.

Только Рыжая Лисица понимал, что происходит с Кендалл. Она знала, что иногда вождь приходит на берег и издали наблюдает за ней, а потом незаметно исчезает. Она была тронута его вниманием и благодарна за понимание. Иногда он приглашал ее к себе в Эверглейдс, и она с удовольствием приходила туда — Рыжая Лисица никогда не читал ей морали и не навязывал своего мнения о том, как надо себя вести. Он ни разу не выказал неодобрения по поводу того, что Кендалл часто ищет одиночества. Семинол любил Брента как кровного брата, и Кендалл очень привязалась к нему. После разговора на борту «Дженни-Лин» они не прикасались друг к другу, но узы дружбы, которая связала их, остались такими же крепкими, как и прежде, неподвластные времени.

Ей все равно, что будут говорить другие, — она будет ждать. Обычно Кендалл сидела на берегу, обняв руками колени. Она пристально вглядывалась в морскую даль. Апрель был чудесным месяцем в Глейдсе. Легкий бриз ласково обдувал Кендалл, солнце отражалось в водной ряби тысячами мелких ослепительных осколков. Изменчивая поверхность воды успокаивала и умиротворяла ее, вселяла покой в душу. Кендалл закрывала глаза и слушала неумолчный рокот прибоя, шелест листьев прибрежных пальм и приглушенный треск птичьих крыльев.

Но сегодня к знакомым звукам прибавилось что-то еще. Кендалл не могла сказать, что это был какой-то новый звук, нет, просто в звуковой гамме что-то неуловимо изменилось. Она улыбнулась, открыла глаза и, глядя в море, громко произнесла:

— Рыжая Лисица, тебе незачем следить за мной. Ты ведь хорошо меня знаешь: я не прыгну в море и не утоплюсь!

Ответа не было, и Кендалл ощутила, как по ее спине пробежал холодок. Повинуясь шестому чувству, она медленно обернулась. Дыхание ее пресеклось, сердце едва не остановилось. В следующую секунду она ощутила бешеный стук в груди, и теперь казалось, что сердце ее вот-вот выпрыгнет.

Конечно, ей следовало бы изумиться, остолбенеть от неожиданности, но она даже не удивилась. Она всегда знала, чувствовала, что он жив… что обязательно придет к ней. Сюда. В бухту.

И вот он здесь, действительно здесь — живой, из плоти и крови. В потертом сером с золотом мундире, высокий, широкий в плечах, загорелый до черноты, как всегда. Глаза его затуманились. Он просто стоял, не произнося ни слова. Боль и тоска в любимых глазах были красноречивее любых самых красивых слов.

— Брент… — не веря тому, что видит, прошептала Кендалл. В следующую секунду она была на ногах. Не помня себя, она летела к нему, протягивая руки, чтобы обнять его, покрыть поцелуями любимое лицо, плакать от счастья, прильнув к его сильному плечу.

Они долго стояли, обнявшись, и только теперь Кендалл окончательно поверила, что жизнь неправдоподобно, ослепительно хороша! С ней ее Брент — горячая плоть и кровь. Он обнимает ее, вливая в нее неведомые доселе силы. Легкий бриз обдувал их, солнце ласкало своими лучами, море пело свою вечную песнь. Они долго стояли молча, наслаждаясь объятиями, прикосновениями, дарившими и нежность, и любовь.

Кендалл наконец отстранилась и, вытирая слезы, посмотрела в глаза любимого:

— Где ты был? Почему не писал? Я едва не сошла с ума после этой страшной битвы при Вилдернессе…

— Я послал тебе телеграмму, но провода оказались перебитыми, — ответил он, нежно коснувшись, пряди ее волос, упавшей на лоб, — и я не смог послать тебе весточку.

— Так что же случилось, и где ты был все это время? Он пожал плечами и снова обнял её.

— Я был ранен и попал в огненную ловушку. Пролежал в лесу несколько дней, подхватил ужасную лихорадку. По счастью, меня нашла одна женщина и приволокла к себе домой. Много дней спустя она рассказала мне, что я очень долго был в бреду, а когда пришел в себя, то был в силах лишь что-то бессвязно лепетать. Я смог встать с постели только в августе, а в Ричмонд вернулся лишь в ноябре. Именно тогда я попытался послать тебе телеграмму, но Чарли потом сказал мне, что ты не получила ее.

Кендалл уткнулась лицом ему в грудь.

— Какое все это теперь имеет значение? Ты здесь! Я всегда знала; что ты вернешься, Брент… — Голос Кендалл задрожал, когда она почувствовала, как напрягся Макклейн. Она отпрянула и с тревогой и страхом посмотрела ему в глаза.

— Что это значит, Брент? Что…

— Кендалл, война еще не кончилась.

Не веря своим ушам, она, словно пораженная громом, на мгновение застыла на месте, потом вырвалась из объятий и отбежала в сторону.

— Нет! Ты никуда не уедешь! Брент, война кончилась! Мы редко получаем здесь новости, а те, что доходят до нас, давно устарели, но, Брент, каждому ясно, что все кончено. Шерман сокрушил Джорджию! Атланта и Колумбия сожжены дотла. Все кончено! Армия Ли уничтожена почти полностью.

— Не надо рассказывать мне сказки об армии Ли, — взорвался Брент, — я только что оттуда! Армия дерется, и Кирби Смит тоже сражается на Западе! Кендалл, сейчас особенно важно снабжать припасами этих людей!

— Нет! — Кендалл сорвалась на крик. — Я никуда тебя не пущу! Да и на чем ты будешь доставлять боеприпасы? Чарли увел «Дженни-Лин» на Багамы.

— Я привел сюда «Гордость повстанца», — тихо произнес Брент.

Она недоверчиво уставилась на него. Судно, которое она захватила своими руками, теперь увезет от нее ее Брента! Какая ирония судьбы!

— Нет! — снова крикнула она. От возмущения и горя, не сознавая, что делает, она изо всех сил колотила его кулаками по мощной груди. — Нет! Конфедерация и так уже отняла у меня все! Ты никуда не уедешь! Слышишь, никуда!

Он схватил ее за руки и прижал ее к себе. Но это нисколько не охладило ее пыл.

— Послушай, Кендалл, я приехал сюда к женщине, которую люблю, а не к капризной, крикливой гарпии!

— Что?! — взвилась она. — Я исполняла твои капризы целых четыре года!

Это была последняя капля — Кендалл окончательно разъярилась. Она столько раз расставалась с Брентом, не надеясь снова его увидеть, и вот теперь… Ей казалось, что сердце не выдержит и разорвется на тысячи кусочков.

Ярость была так велика, что Кендалл ухитрилась вырваться из железных объятий Брента и снова замолотила по нему кулаками.

— Прекрати немедленно! — закричал Брент. Схватив за руки, он повалил ее на песок, подмял под себя и прижал к земле всей своей тяжестью. Потом закинул руки ей за голову и придавил к песку.

— Кендалл, если я перестану выполнять приказы, то пойду под суд за дезертирство. Пойми, если мы не выиграем эту войну, то для нас не останется места на этом свете. Насколько я знаю, Джон Мур жив и здоров. Если янки победят, мы никогда не найдем суд, который разведет тебя с ним. Послушай меня, Кендалл, судьба Конфедерации — это и наша судьба.