Страница 7 из 98
Трейвис со всех ног бросился к причальным кнехтам. Так и есть, капитан, голый, в ледяной воде, извивается, стараясь удержаться на плаву и распутать веревку, обвитую вокруг рук.
Поспешно сбросив сапоги, Трейвис нырнул в море, едва не задохнувшись от обжигающего холода. В несколько взмахов доплыв до капитана, он потащил его к берегу.
— Лиса, проклятая лиса!.. — бормотал Брент. — Проклятая лиса заманила меня в ловушку. Ну, ничего, я ее из-под земли достану.
На берегу капитан Макклейн резко открыл глаза и взглянул на человека, который вытащил его из воды:
— Благодарю вас.
«Не стоит меня благодарить, — подумал Трейвис. — В этом деле я соучастник, а дело-то гнусное и отвратительное. И не стоит обвинять Кендалл, просто ты ничего не понял». Трейвис печально улыбнулся.
— Когда придет время, вспомни, что не все проклятые янки плохие, — произнес он вслух.
— Оттенки серого, — пробурчал капитан Макклейн.
Трейвис услышал, как на корабле началось какое-то движение — члены экипажа понемногу приходили в себя. Ну что ж, они осмотрятся и найдут своего капитана на берегу, в доке. Впрочем, и у самого Трейвиса зуб на зуб не попадал. Он еще раз посмотрел на мятежного капитана и бегом бросился к батарее.
«Оттенки серого…» — вспомнил он на бегу, обдумывая странные слова.
Да, речь действительно идет об оттенках серого — ведь жизнь никогда не бывает окрашена только в черный или только в белый цвет…
Глава 1
Морская вода поражала своей изменчивой красотой. Сверкающая в лучах солнца гладь ослепляла блеском драгоценных жемчужин, а дальше, если перевести взгляд в открытое море, вода приобретала завораживающую синеву таинственной ночи, подчиняла своей прихотливой воле. В кристально чистой, прозрачной глубине носились мириады крошечных, блистающих в лучах солнца рыбок. Но стоило Кендалл прищурить глаза, как рыбки сливались в пеструю, светящуюся пелену — волшебную, как радуга, как некое мистическое обещание.
Кендалл глубоко вздохнула и решительно открыла глаза. Все это иллюзия, нет никакого обещания ни в волнах моря, ни в стайках рыб, снующих вокруг подводных скал. Сейчас действительно середина ноября, удушающе жарко, и сама Кендалл находится на много миль южнее разделительной линии Мэйсона — Диксона, а штат стал третьим по счету, объявившим о выходе из Союза, и принадлежит конфедератам. Но… Форт-Тэйлор, как, впрочем, и весь остров Ки-Уэст, стал оплотом янки.
Жители крошечного Ки-Уэста не могли противопоставить ничего, кроме своей гордости, войскам янки, но Кендалл доподлинно знала, что почти все люди здесь считают себя конфедератами. Эта мысль грела душу. Но Кендалл было строжайше запрещено покидать пределы Форт-Тэйлора. Оставалось только мечтать, что когда-нибудь у сторожившего ее солдата притупится бдительность и, воспользовавшись случаем, удастся сбежать. Добрые конфедераты помогут ей, когда узнают, что она родом из Южной Каролины и всей душой хочет освободиться из плена северян. Она сумеет убедить земляков, что ее насильно выдали замуж за проклятого янки.
Слезы застлали глаза, но Кендалл поспешно вытерла их тыльной стороной ладони. После всего, что случилось, плакать нелепо. Она вспомнила неудачную попытку бегства в прошлое Рождество. Счастье, что после всего этого она осталась жива-здорова.
Кендалл снова прищурила глаза — вода опять засверкала, как волшебная радуга после летнего дождя. Жизнь могла быть приятной — нет, конечно, не приятной, но хотя бы терпимой, — если бы Джон не так сильно ее ненавидел. Но почему, почему же он так настойчиво хотел получить ее в жены, если с самого начала она внушала ему отвращение?
Трейвис много раз повторял, что Джон любит ее, что днями и ночами он молит Бога, чтобы прошла, наконец, его болезнь, и он смог бы любить свою жену так, как подобает любить настоящему мужу. Но Кендалл не верила ни одному слову Трейвиса. Джон относился к ней, как к своей синей военной форме, сабле или ружью. Для него жена была не более чем символом. Ее присутствие должно было говорить всем; смотрите, Джон Мур — настоящий мужчина.
Если бы Мур хотя бы один раз попытался отнестись к ней по-доброму, то Кендалл постаралась бы понять его… Но Джон каждым своим, словом и даже тоном вызывал у Кендалл чувство протеста.
Возможно, она сама накликала эту ненависть, сухо, как о посторонней, подумала о себе Кендалл. Но кто мог предположить?..
Она закрыла глаза и снова — уже в который раз! — ясно представила себе сцену, происшедшую в Крестхейвене три далеких года назад; когда Кендалл Тартон впервые увидела Джона Мура.
Крестхейвен…
По закону Кендалл должны были достаться имение и плантация, которые отец создал своими руками практически из ничего. Когда они с сестрёнкой были еще совсем малышками, отец, бывало, сажал их на свои широченные плечи и без устали гулял с ними по огромным полям. Его слова до сих пор звучали в ушах Кендалл.
«Сыновья! — смеясь, восклицал Тартон. — Не нужны мне никакие сыновья! Кендалл, маленькая моя красавица, ты же у меня умница! Когда-нибудь Крестхейвен станет твоим, а уж я позабочусь, чтобы ты умела делать все: и хлопок выращивать, и обед готовить. Твоим соседям-мужчинам будет стыдно. И мужа ты себе выберешь, какого сама захочешь, моя радость. Это будет мужчина с умом, умеющий любить женщину сильно и нежно, ибо только такого человека ты сможешь по-настоящему полюбить и никогда не выйдешь замуж лишь затем, чтобы занять высокое положение в обществе…»
По щекам Кендалл снова потекли непрошеные слезы. «Что же ты наделал, отец? — едва не воскликнула она вслух. — Ты двенадцать лет тешил меня сладкой мечтой, а умер, так и не сумев внушить моей матери ту любовь к земле, какую внушил мне!»
Кендалл охватила дрожь — как самозабвенно любила она отца! Но с не меньшей нежностью относилась она и к матери. Всем своим воспитанием ее мать, Элизабет Тapтoн, была подготовлена к тому, чтобы стать украшением дома, — умела играть на клавикордах, устраивать блестящие приемы. Но совершенно не умела считать деньги.
Невзирая на все мольбы и протесты дочери, мать вышла замуж за Джорджа Клейтона и перепоручила ему плантацию.
Джордж Клейтон не стал возражать и рьяно взялся за дело, разорив за несколько лет семью дотла.
Вот тогда-то в жизни Кендалл и появился Джон Мур, бравый офицер из форта Моултри. Однажды он с несколькими друзьями приехал на скачки в Чарлстон, где и познакомился с Джорджем Клейтоном, который немедля пригласил нового приятеля домой. Так Джон увидел Кендалл.
Муры были сказочно богаты. Отчим, не сказав Кендалл ни слова, предложил ее янки за баснословную сумму.
При одном воспоминании об этом Кендалл задрожала, на лбу выступила испарина — слишком отчетливо помнила она ту ссору в гостиной…
— Нет! — в ужасе кричала тогда Кендалл. — Я никогда не выйду замуж за янки! Ты, видно, окончательно спятил, Джордж, если не понимаешь, что нас ждет! Страна вот-вот расколется!
Джордж злобно поджал губы.
— Нечего на меня кричать, задавака. Я давно понял, как только увидел тебя, что ты слишком много о себе воображаешь, но мне на это наплевать, дорогуша. Я твой отец и…
— Ты мне не отец! Ты женился на моей матери, но никогда — слышишь, никогда! — не станешь мне отцом! И ты никогда не заставишь меня выйти замуж только потому, что прокутил имение отца.
— Что ты сказала, мерзавка? — Джордж расстегнул ремень. — Я сейчас вздую тебя как следует!
То была не пустая угроза — Джордж частенько поколачивал ее и Лолли, — но Кендалл не дрогнула. Она была рослой и сильной девушкой, а Джордж хотя и отличался богатырским ростом, но порядком обрюзг от лени и пьянства.
— Только тронь меня, поганая свинья, — холодно проговорила Кендалл, — я тебе глаза выцарапаю.
Спокойная уверенность в ее голосе поколебала решимость Джорджа. Он отвернулся и прикурил дорогую гаванскую сигару.
— Пожалуй, ты права, девочка, ты слишком взрослая, чтобы стегать тебя ремнем по мягкому месту. Пусть теперь муж учит тебя учтивости и послушанию.