Жека

Жека даже сейчас имел в уме три плана, как подняться вверх ещё больше, только получится ли... Охранный кооператив стал ему уже скучен. Пусть пока Славян или Митяй мутят там.

Крот остановил Волгу почти у крытого рынка, у блока 2, где торговали мясом, и где он ещё этим летом видел Шамиля. Интересно, кто сейчас будет директором рынка? Зашли внутрь, а там как всегда — птицы летают, и под потолком чирикают, рубщики мясо рубят. На прилавках аппетитные куски лежат. Покупателей в этот раз заметно больше — на носу Новый год, и люди деньги не жалеют.

— Вай, вай, какой маладой, какой у тыбя дэвушка красивый ! — закричал грузин в кепке-аэродроме и грязно-красном переднике поверх кожанки. — Сматры какой мяс карош. Говядын, свынын! Во!

Грузин тряс самыми смачными кусманами, и Жека подошёл к его прилавку. А куски-то и в самом деле хороши!

— Сколько? — уверенно спросил Жека, показывая, что околпашить себя не даст.

— Говядын шест, свынын пят за кылограм. За всё вмэст.... Эээ... Трисать четыр рубля.

— Гонишь! — возразил Жека. — Руку убери с весов!

— Щас пырывэшай! — нисколько не покраснев, сказал грузин, и поднял руку, показывая, что не придерживает весы.

Пока грузин заново взвешивал, и на счётах отсчитывал мясо, Жека услышал невдалеке знакомый голос, и оглянулся.

Сахар! Это был он! И шёл он здесь, как хозяин! Рядом с ним семенило два мужика в костюмах, и что-то ему тарабарили. Сахар в длинной норковой шубе с бобровым воротником, и огромной норковой кепке. За ним неспешно дефилируют два амбала в дублёнках, здоровенные, как квадраты. И рожи квадратные в том числе.

Свято место пусто не бывает. Шамиля опрокинули — сразу появился новый хозяин на рынке, тут же вошедший в курс дела. Рынок был очень лакомым куском. Через него текли миллионы неконтролируемых никем и ничем денег. Кто посчитает, сколько тряс Шамиль за аренду с каждого из тысяч продавцов? Куда он их отправлял? Кому давал? На Кавказе стало неспокойно в последнее время...

Кто посчитает, сколько будет трясти Сахар за аренду? Рынок разрастался. Строились кафе, шашлычные, магазины, уже в планах было построить рядом огромный оптовый вещевой рынок. Смерть Шамиля оказалась Сахару крайне выгодна. Так же как и Жеке. Шамиль оказался невыгоден никому — полез топтать чужую поляну, сахаровскую, наехал на кооператив «Удар», в котором у него был свой интерес, полез в другой город отжимать шахту. Чем и заслужил справедливый с точки зрения братвы конец. А... Может, это Сахар с помощью пацанов расправился с конкурентом, чтоб застолбить эту часть города? Жека подумал, что может быть и так. Для Сахара всё совпало удачно, как нельзя лучше.

— Во! А чё это вы тут делаете? — недоуменно спросил Сахар, увидев Жеку со своей сестрой.

— Мясо на Новый год покупаю, — спокойно ответил Жека.

— А... Ну покупай, Соловей, покупай! — неизвестно чему заржал Сахар. — Хочешь, я тебе его даром отдам? Ха-ха-ха!

Сахар махнул рукой, и пошел со своей кодлой дальше, в холодильник, в контору, где раньше квартировал Шамиль.

— Слиш, парын! — испуганно сказал грузин, подавая Жеке пакет с мясом. — Я тебе бысплатна отдам его!

Сдрейфил он, что Жека знает такого уважаемого человека, а тот знает его. Однако Жека отказался брать мясо бесплатно. Он чё, рэкетир какой-то сраный или бандит с большой дороги? Деньги у него есть. Сам заработал!

— Не нужны мне твои деньги, брат. Я мужчина, и за всё всегда плачу сам. Сам живу, и другим жить даю, своё не отдам, но и чужого мне не надо, — с достоинством ответил Жека, и подал грузину четвертак.

— Какой ты крутой! — восторженно прошептала Сахариха, повиснув у Жеки на руке. — Какой ты настоящий мужик!

— Да! Я такой!— заржал Жека, и чуть не на себе потащил подружку во фруктовый отдел.

Набрали мандаринов. Настоящих. Абхазских. С листиками. Стоили правда, мама не горюй, по 7 рублей за кило, но на что не пойдешь ради праздника. Потом забурились в кооперативный. Здесь уже набрали шоколада, и конфет, и всего, чего душе угодно.

Потащились до машины как ишаки, аккуратно сложили всё в багажник. Сахариха сунула одну мандаринку и одну маленькую шоколадку Кроту.

— Это вам, Николай. С наступающим!

— Спасибо, Света! — Крот так искренне улыбнулся Сахарихе, что Жека даже удивился — думал, что водила только криво и ехидно ухмыляться умеет.

Когда приехали на район, Жека хотел из багажника забрать только свои покупки, но Светка возмущённо заявила:

— Эй, Женёк! Нееееет! Забирай всё! Мне не надо! У нас всё есть!

— Как не надо? Зачем тогда покупала?

— Это твои родственникам в подарок, от меня, на праздник, — ухмыльнулась Сахариха. — Ну ладно, давай, подплывай потом в вашу хибару! Пойдем на горку сходим!

Дома конечно, рады не рады — целые сумки добра притащил. Вот это Новый год так Новый год!

— Ты куда пошёл? Сел бы поел, — крикнула мать. — Я супу наварила!

— Не, не хочу! А где Серёга?

— Ушёл куда-то! Сказал, придёт поздно. Может, встретитесь.

Жека оделся, и пошёл в кооператив. А там было видно, что идёт гульба. Гремит музыка. Слышно как визжит Сахариха. Она одна могла раскачать всю компанию. Домой не ходила вообще что-ли? Только зашёл на первый этаж, почувствовал, что на втором стены и пол трясутся.

А там то ли гулянка, то ли дискотека. Дым столбом. На стенах и окнах гирлянды развешаны — девочки постарались. Магнитофон «Вега −235» надсажается, изрыгая «Комиссар». На столе Славяна бухло, коньяк, шампанское. Мандарины, конфеты шоколадные, наломанный шоколад «Бабаевский » и «Алёнка». Гулянка не хуже, чем в ресторане!

Вся развеселая компания пляшет, как будто на дискотеке. Сахариха, понятное дело, в центре внимания, в турецком мохеровом свитере, и светлых пирамидах, вытанцовывает нечто энергичное. Но красиво. Пришли Митяй с Тонькой, Пуща. Все одеты простенько, в предчувствии катания на горке. Жека лишь один притащился не подумав, в кожанке и чистых джинсах, если не брать в расчет Сахариху — ей-то целость и ценность одежды вообще без разницы. Порвётся — купят ещё.

На улице зябко, и Антонина с Пущей оделись в шерстяную лыжную форму и пуховики. Сейчас тоже что-то отплясывали, периодически взвизгивая.

— Женькааа! — увидев Жеку, завизжала Сахариха, и побежала обниматься, словно не виделись буквально полчаса назад. — Давай, в круг! Танцуй, ну!

Жека покривлялся немного в такт музыке, но так как он единственный трезвый среди пьющей компании, было ему неловко. Поэтому подошёл к столу Славяна, налил коньяка, выпил, зажевав долькой мандаринки. Достал сигареты.

Славян тоже невозмутимо сидел за столом, словно и не выходил никуда, иногда дёргая головой в такт музыке.

— А один-то живой, — спокойно сказал Жека. — Горный.

— Кто сказал? — сразу стал серьезным Славян.

— Светка. А ей Сахар. Большой кипишь говорит, среди блататы. Но самое главное, не поверишь...

Жека рассказал Славяну, что Сахар сейчас директор рынка,и чувствует там себя сейчас вполне вольготно. Ходит хозяином. На другой половине города. Похоже, что и Вован, отец Фотича, и Веня Одессит, не против... Да и Добей, наверное, язык прикусил...

— Вот тебе на. Вроде бы всех перебили. И где он щас?

— В реанимации. В первой больнице.

— Трудно добраться, — вздохнул Славян.

— Да почему, — задумался Жека. — Трудно, но можно.

— И как? Там в больнице хоть охраны и нет, так знаешь, сколько медичек? Хрен пройдешь. Надо по месту глянуть. Помню я там кое-чё...

— Есть два способа, — невозмутимо сказал Жека. — Первый — самому туда попасть, в ту же реанимацию. И второй — купить белый халат и пройти внаглую. Как студенту-медику.

— Ну, братан! — протянул Славян. — Это всё как-то на вялого. По разным причинам.

— Почему на вялого? — не согласился Жека. — Если я на той горке свалюсь, и буду лежать типа без сознания, люди вызовут скорую, врачи отвезут в больницу. А там уже разобраться по ходу дела.

— Вот именно, братан, что по ходу дела! — настаивал Славян. — Ты пока скорую дождешься, окочуришься там на снегу. Сам встанешь, и греться побежишь. Ну ты чё? Пока там на горке телефон найдут, да и на автоматах трубки все срезаны, как всегда. Пока врачи приедут. Не... Так не пойдёт. Фуфел галимый. И в больнице тебя непонятно куда ещё затарят. Может, в другое отделение. Или вообще в другую больницу увезут. А ходить тебе нельзя будет — ты ж больной. Любая бабка - санитарка увидит, и шум поднимет.