Роман Суржиков. Сборник

Наигранная строгость Лили могла обмануть разве что ребенка, и то едва ли. Дочь посмотрела на нее очень внимательно, а потом засмеялась:

— Мам, но ты же не будешь нас ругать, правда?..

Лили схватила ее на руки.

— Ох, что мне с вами делать?.. Как мне вас научить осторожности!..

— Мам, а что такое осторожность? Зачем она?..

— Как тебе объяснить… Есть такие вещи… — Лили задумалась, оглядываясь по сторонам. Подобрать пример опасности было сложно. — Вобщем, есть вещи, с которыми нужно быть осторожной, если не хочешь причинить себе вред.

— Какие вещи, мам?.. Ну какие?

— Ну… Да, вот например, ты залезешь высоко на дерево, а потом случайно сорвешься и упадешь. Тебе будет больно. Чтобы этого не случилось, нужно быть осторожной.

— Мам, но под деревом кусты, а под ними — очень толстая трава. Я уже три раза падала с дерева — и ни разу не ушиблась!

Лили вздохнула.

— Ну а вдруг ты залезешь на дерево, под которым нет кустов… А еще, например, опасно заплывать далеко на озере — если ты устанешь, ты можешь утонуть.

— Мам, но ведь в озере повсюду большущие кувшинки! Я всегда смогу лечь на одну из них и отдохнуть. Твоя осторожность, мам, это че-пу-ха!

Марта радостно улыбнулась, произнося это «взрослое» слово, услышанное видимо от отца. Лили наградила ее шлепком по попе.

— Не смей так говорить с мамой.

— Мам, но в поле все равно нет ни деревьев, ни озер… Можно, мы пойдем туда?

Лили сдалась. Кай остался в шалаше, а двое старших держась за руки радостно убежали вдоль тропинки, ведущей к полю. Но спустя шагов пятьдесят Марта остановилась, задумалась и вернулась к маме.

— Мам, вчера… ой, ну то есть когда ты в последний раз разрешила нам пойти на поле, мы зашли далеко и увидели где-то еще дальше очень странную штуковину. Она была такая большая и угловатая, и очень блестела на солнце. Это было и не дерево, и не холм, и вообще непонятно что. Мам, скажи, что это было?..

Слово «шатл» с трудом всплыло из памяти женщины. Странное слово, бессмысленное… Вряд ли она смогла бы объяснить даже самой себе, что оно означает, не то что пятилетней дочери.

— Это просто странная штуковина, она всегда там стояла. Она большая, но совсем не страшная.

— А что такое страшный, мам?..

— Это та вещь, с которой нужно быть осторожным.

Марта сразу потеряла всякий интерес.

— Ладно мам, пока.

Кай копошился у ног Лили, пытаясь соорудить фигурку из шишечек. Из шалаша выбрался заспанный Марк, нежно поцеловал жену в шейку. Опустился губами ниже, вдоль ее спины. После трех родов Лили все еще была на удивление стройна — творение искусства, что зовется природой. Глядя на нее, становилось ясно, что одежда все же совершенно бесполезная вещь.

Им пришлось отложить любовные игры до ночи, когда дети, набегавшись за день, крепко уснули. Затем, не сговариваясь, они взялись за руки и побежали в поле, там упали среди цветов, всей грудью вдыхая их дурманящий аромат и глядя в бездонное небо.

— Странная звездочка!.. — Вдруг сказала Лили, указывая пальчиком в одну из точек на небе.

Точка на глазах сделалась ярче, словно разгорелась, а затем начала очень медленно тускнеть.

— Ты — моя звездочка! Самая яркая!

…Следующее утро было первым, когда они проснулись не сами. Рано на рассвете высокий, пронзительный вой родился там, где стояла «странная штуковина», пронесся над полем, прошелестел листьями рощи, отдался эхом в холмах. Спустя секунду он угас, сделав передышку, и раздался снова. И снова. И снова.

Тревожно, отчаянно выла верная машина, забытая хозяевами, но все же преданная им. Выла, предупреждая об опасности.

— Ваша Светлость, я не могу понять… Не укладывается в голове — просто не укладывается!.. Мы были уверены, что Флора погибла — но она цела и невредима. Мы нашли ее на орбите и высадились на нее. Все системы матки в полной исправности, но на борту нет ни одного роянина.

— Конечно — весь экипаж, полным составом в 700 человек высадился на Раллию-Б, там его и обнаружили наши пчелы. Что же вас удивляет, Ваша Храбрость?

Лидер Флота был возбужден до предела. Наполовину от радости — ведь мало того, что безумный план удался, и матки были заправлены антиматерией на годы пути, так еще и Флора, которую считали погибшей, присоединилась к Рою. В то же время он недоумевал, и жгучее любопытство не давало ему покоя.

— Почему они высадились, хотя вы запретили им?.. Почему они не вернулись за нами, хотя могли?.. Почему не стали обороняться, когда мы их нагнали — ведь они знают, что теперь их ждет участь Сефиры?..

— Это не все вопросы. Вы не задали главного. — Мистик слегка подмигнул Лидеру.

— Да, и главный вопрос: почему они деградировали до уровня… приматов?

Лидер Флота выплюнул это слово с явным отвращением.

Первый Мистик Роя не имел обыкновения кому-либо пояснять смысл своих поступков. Злые языки (коих было немного) утверждали, что его таинственность чем-то сродни артистизму — всего лишь способ поднять авторитет. Сам же Хранитель Святыни говорил с легким оттенком ехидцы: «Объяснять — значит унижать собеседника. Не переоценивайте свою глупость.» Мало кто и дальше просил объяснений после этого.

Однако для своего ближайшего друга (конечно, ближайшего настолько, насколько могут быть дружны двое, от которых зависят судьбы миллионов) Первый Мистик сделал исключение из правила.

— Что ж, Людвиг, начнем с первого вопроса. Он самый простой. Они высадились именно потому, что я запретил им. Точнее потому, что я так боялся допустить Посещение Раллии. Марку… то есть Лидеру Стратегии было жутко любопытно, чего так боится Первый Мистик. Любопытство всегда было сильней осторожности.

— Ну да, это понятно более-менее…

— Второй вопрос. Почему не вернулись? Потому что когда они высадились, им там понравилось. Им настолько понравилось, что они влюбились в эту планету. Даже в голове у них не укладывалось, что такую красоту можно испортить Посещением, перерыть в поисках минералов, высушить дотла, выкачав воду из океанов… Я полагаю, мысль остаться здесь родилась у них сразу, как только они ступили на поверхность Раллии. Потому они и не вернулись за нами — они боялись, что я нареку их еретиками, как поступил когда-то Великий Мистик Эллио.

Людвиг в негодовании наморщил уши.

— Какая мерзость — бросить весь Рой на гибель ради какой-то жалкой планетки!..

— Не то чтобы на гибель… Когда мы отправляли Флору в полет, мы совещались в состоянии аффекта. Чуть ли не на грани паники. Как только Марк предложил решение проблемы, Совет ухватился за него, даже не задумавшись, есть ли иные пути. Слишком уж все хотели поскорей почувствовать себя в безопасности. Скажи мне, скоро ли Его Мудрости пришла идея спровоцировать коллапс ядра?

— Через три месяца после отправки Флоры. Правда, ему понадобились еще годы наблюдений, чтобы проверить гипотезу и рассчитать необходимую массу.

— Я оказался глупее его, и додумался до этого на пятом месяце уединения. А Марк вовсе не глуп. Я полагаю, к тому моменту как Флора прибыла на Раллию, он уже знал, что мы сможем добыть энергию и спастись сами. А еще Марк знал, что мы ни за что не полетим на Раллию, поскольку я боюсь этой системы, как огня. Вот потому они остались без малейших угрызений совести и без малейшей опаски.

Лидер Флота усмехнулся, и по мере того, как он понимал всю ситуацию, улыбка делалась все шире.

— Ты непревзойденный Мистик! Другого такого Рою никогда не видать! Ты знал способ спасения почти все годы своего уединения — но ждал, пока мы поймем, что Флора погибла, и что ты был прав. Первый урок. Ты не хотел отправлять Флору на Раллию, но коль уж пришлось — ты привел сюда и остальной Рой, чтобы показать, какая судьба постигла еретиков. Второй урок. Сам ты видел все наперед, но добился того, чтобы глаза открылись и у нас!

— Благословенен Путь, — Первый Мистик скромно пожал плечами.