Страница 3 из 11
«Прекрасные ветки и медленный снег…»
Прекрасные ветки и медленный снег.Попробуй сдержать это слово. В началевсе будет легко, но потом человекуже состоит из говна и печали.Послушай же холод под сводом ребра:там вертится черный бесенок оф-бита.И сделай лицо, будто это играи – что там?.. – ну, будто бы почка отбита…И песня все та же, а в ней сатанадрочит на холеные целые ноты;и тихо ее напевает страна,несущая бремя любви и заботы.Несущая время и вымя – тебе;бери, не смущайся, выпячивай губы…Искусство играть на слюнявой губеважней, чем наука выплевывать зубы.А как же серчающий, искренний шаги светлая девочка рядом – свобода?Достаточно мыслить, как ветка, как знакпоследнего, голого, времени года.Ходи как дурак, называй на ходу —ничто не избито – зазнобу, занозу,награду за смех – голубую звездуи зимнего ветра ванильную розу.Хорош амфибрахий для длинных ножейи прочих этических «параферналий»,для срущих за домом прекрасных бомжей,для слов из говна и печали.«Как научился рифмовать…»
Как научился рифмоватьквадратиком на три копейкив бледно-зеленую тетрадь(12 л., за две копейки),так и рифмуешь. На бегутьма набивается в ботинки(а полутьма – в полуботинки),и ночь подобна сапогувеликой статуи Зимы,стоящему, как Озимандий,на перекрестке в Сумерканде,где мы, озимые, стоими держим судрожно в рукахбледно-зеленые тетради,и скучный гимн, как «бога ради»,дрожит на рваных языках.«Черной школьной зимой…»
Черной школьной зимойв середине третьейвыйдешь, маленький мой,на поля тетрадии почувствуешь, какчернеют скулы,и услышишь звяккайла на сколах.Это серый каменькуют троцкисты,это в коми-кемииграют в кости,ничего об этомты не узнаешь,пахнет мерзлым потомза гаражами.Проходи быстрей,проходи острожней,хоть лежащий стройпод ногой все твержеи ведет туда,где горят на черномв четыре рядашкольные окна.Песни о простых людях
Good man has no shape.
W. S.
Мил-человек, твоя бесформенностьвсегда была твоим убежищем,где ты мог быть любым уебищеми быть, как быть, и как-нибудь;и, как ни будь, по вечной присказкетвоей, все было хорошо, милок,все было плохо, ниже среднего,и бог горчил, и падал снеги становился грязью, ветошью,и вечностью, и грузом очности;и выходя курить на лестницу,ты спотыкался: там лежалсоседа труп, с утра не убранный,и в белый потолок подглядывал;и было тошно, было радостно,и, было, лыбилось ебло;и свет-дружок, почти сокамерник,старался быть вечерним, искренним,старался разглядеть лицо твое;и белолобик шел на взлет…* * *Что с неба сеется, что сыплется?Не снег, не дождь, не пламя серное —бог крупной солью солит мясонько,чтоб стало солоно земле,чтоб из нее росло соленое,тяжелое, большое мясонько,чтоб шло, толкаясь, локти липкиевтыкая в скользкие бока, —под свет неважный, послепраздничный,подставить голову широкуюи чувствовать смыканье родинынад ней, садовой и седой,и гордой, гордой, и не то чтобыповинной, а – чего не сделаешьдля этих сисек медных, медленных,матерых, материнских, бля:пойдешь уродовать юродивых,мудохать мудрых, править праведных;так пустота сыновней нежностиродна утробной пустоте…* * *В начале жизни – парта липкая,тьма, пахнущая мокрой ветошью,доска коричневая, скользкая,немилый пот, невнятный мел,тычки, пинки, вонь туалетная,грязь подноготная, изустная,грязь языка, с плевочком беленьким,и матерок – на ветерок,и зависть, зависть до бесчувствия —как онанизм, и слабость отчая,и материнское бессчастье, итоска, и скука, и тиски,и брусья, и большая родина,и малая дыра родимая,и в тесной кофте дура женская,и в пиджаке дурак мужской,и смерть какая-то – как вреднаяпривычка, два по поведению,замена разом всех училок натаинственных учителей…