Самый жаркий день

– За последний год количество мануфактур в стране увеличилось в четыре раза, – продолжил Виктор Павлович. – Люд у нас оборотистый, как только увидел недостаток товара, кинулся его выпускать. Поэтому у меня первая просьба к вам, дорогие мои. Все вы – люди зубастые, прибыток видите издали, поэтому не торопитесь съедать каждого мелкого гешефтера, который только начал на ноги вставать. Да, Николай Никитич, в первую очередь к тебе это относится.

– А я что, я в Италии на солнышке греюсь, – шутливо отговорился Демидов, вызвав общий смех за столом.

– Вот и грейся, но поумерь аппетиты. Люди мои подготовили для вас список мануфактур, в коих видят перспективу для будущего России. По возможности присмотритесь, пособите при случае. Заказ там разместите, да и уступите в малости, где вам прибыли на зубок, а им на год хватит.

Народ заворчал, но пожелание министра принял благосклонно. В конце концов, просьба – не приказ, но и милосердие порой проявить можно.

– Теперь о капиталах…

Теперь промышленники напряглись, ожидая, что сейчас их будут растрясать. Я оставалась спокойной, понимая бесперспективность поползновений на мои заводы. Для России они сейчас слишком важны, никто в здравом уме даже помыслить не сможет пытаться причинить им какой-либо убыток.

– Нам категорически не хватает средств для развития производств. Поэтому я хотел бы получить от вас, дорогие мои, ваши рекомендации о решении этой проблемы. Подумайте и пишите прямо на мое имя.

– А что тут думать, – с места сказал Шепелев. – Все мы тут – как вороны белые среди стаи сорок. Тужимся, пытаемся родить товар, чтобы он не уступал в качестве заграничному. Но легко ли мануфактурщику в России? Кто-то скажет, что жизнь его – сплошной праздник, прям как у меня!

Зал вновь грохнул хохотом, о «маленьких обедах» в особняке Дмитрия Дмитриевича судачит вся Москва, обсуждая пышность этих приемов.

– А на деле все мы под Богом ходим, я так скажу, хоть Николай Никитич только вот сокрушался, что англичанам не продать железо: британец для нашей промышленности – враг злейший!

Я кивнула, соглашаясь с этой мыслью генерала.

– Это как же? – возмутился Абрикосов.

Вот неймется ему, пытается представить себя важной птицей, хотя, по сути, ничего собой не представляет.

– А так, что англичанин может всю Россию своим товаром завалить по бросовой цене, нам останется только заводы свои закрыть и людишек рассчитать. Мне правильнее из железа сварить сталь и продать ее русскому же дельцу, который мне оснастку на завод из нее сделает. Вот Вам, графиня, поклон земной, больно уж Ваши паровики хороши. И ценой меньше английских.

Я шутливо поклонилась.

– А я разоряюсь сейчас! – продолжил разоряться «сладкий принц» Абрикосов. – Сахар я у кого покупал? У англичан! А сейчас по сусекам скребу, выискиваю, а уж как дорог он стал!

– А тебя, Иван, за тем и позвали, чтобы про сахар вспомнить, – одернул кондитера Кочубей. – Зачем ты английский берешь, если у тебя под боком заводы Мальцова и Герарда? Они из свеклы варят, но тебе подавай заморский тростниковый! Жаль, Иван Акимович в недуге, не смог приехать, он бы тебе сейчас много чего сказал!

– Мало у них… – начал оправдываться Абрикосов.

– Так ссудил бы им или вошел бы в долю, чтобы выделку увеличить! Вот, – обратился министр ко всем, – сам Бог пример подсказывает. Да посмотрите же вы вокруг себя, что вам за кордон-то все зыркать? Абрикосов в банкротстве одной ногой, а ведь не в первый раз с Англией торговля встает! Но вместо того, чтобы подумать и поддержать ближнего, заметьте – к выгоде своей! – он на Императора навечает. Да-да, Ванька, знают люди про болтовню твою!

– Чтобы в долю входить, надо бы указ соответствующий, – спокойным голосом произнес Гончаров. – Я хочу войти в долю в одно предприятие в Самаре, но народец тамошний ушлый, на слово не поверю. Были бы из старообрядцев[12], то и принял бы обещание, а от этих – нет. Можно было бы общество сделать, выдать каждому потребное количество акций, но для этого нужно императорское согласие. Виктор Павлович, много людей будут к Его Императорскому Величеству обращаться за этим? И хорошо, если о миллионах речь, но ведь на тыщонку даже до канцелярии челобитная не дойдет!

Кочубей кивнул и подал знак секретарю, который споро заскрипел пером, записывая мысль.

– Купцов трясти надо, – продолжил Гончаров. – У них всех забот: купил дешевле – продал дороже, если не кутить, то капитал сколачивать просто. Да-да, знаю, что и у них беды бывают, но не сравнить с моими! Бородатому не надо думать, на какие средства паровик у графини Болкошиной купить, как работнику заплатить, чтобы и себя не обокрасть, и он не сбежал.

– И что Вы предлагаете, Афанасий Николаевич? – спросил бумажного короля министр.

– Закон нужен об акционерных обществах, чтобы не надо было императорское соизволение получать, но при этом люди могли свои товарищества на общих правилах создавать. И, раз уж высказываюсь, соглашусь с Дмитрием Дмитриевичем про англичан. Не будь так добры мы к их негоциантам, то Полотняная фабрика, кою еще дед мой императорам показывал, и сейчас бы работала. Так нет, завалили лавки островным товаром, она и закрылась.

Опять же не могу не признать правоту в таких словах, хотя голова противилась. По данному когда-то Аракчеевым совету я ознакомилась с трудами господина Адама Смита и восхитилась его мудростью, рассуждениями об экономических закономерностях и мыслями о стремлении рынков к равновесию. А вот сейчас задумалась: по прочитанному в книгах, Гончаровы виноваты сами, ведь чтобы конкурировать с английским сукном, им надо было бы искать способы уменьшить свои расходы, улучшить качество или сделать что-то еще. Но сейчас, сидя напротив наследника великого промышленника прошлого века, я осознала, что все не так просто. Англичане способны производимой на острове тканью обернуть Россию трижды, поэтому и цену они могут держать низкую сколь угодно долго. Как раз пока не разорятся гончаровы и прочие, оставив «бульдогам» всю продажу.

Сложнее предпринимательство, чем о нем в книгах пишут, право слово. А экономика на уровне государств у меня просто в голове не помещается.

– Как же мы купцов растрясем? – Виктор Павлович аж наклонился над столом в предвкушении.

– Введите подать на свободный капитал. Увеличьте подать на торговый оборот, если он не мелочный, а на промышленный снизьте. Деньги потекут туда, где их меньше в казну взимают.

– Ох, сколько махинаций будет!

– Будет! – согласился Гончаров. – Но и сейчас воруют, а тут кто-то задумается, что легче в самом деле в мануфактуру вложиться. Или в строительство чугунки.

Да, так в народе стали прозывать колесопровод. Я из вредности держалась за старое наименование, ведь стояла у истоков этого начинания, но люди коверкать язык не хотят. Первые колесопроводы в самом деле чугунные были, отсюда и пошло.

– Интересно, – теперь Кочубей откинулся на спинку, – хотите частные деньги в государев прожект ввести?

– А почему нет? – пожал плечами Афанасий Николаевич. – Пусть Ваши чиновники свои чугунки тянут, на то никто не претендует. Но если мне нужна дорога от фабрики в Самару, то дайте мне ее построить и использовать?

– Никак нельзя в таком виде, – я не выдержала и встряла в разговор. – И я согласна, что надо пускать частных лиц в строительство…

– Ну да, Вы сами себе соперников позволите создавать? – усмехнулся Гончаров.

Это он намекает на то, что в государственных колесопроводах есть и моя доля.

– Не соперников, а соратников. Я, Афанасий Николаевич, только сейчас после Ваших слов об этом задумалась, и нахожу идею эту полезной, но слишком уж смелой. Поверьте мне, как лицу, со всеми сложностями столкнувшемуся. Колесопровод – это не просто две железные палки и паровоз, это и станции припасные, и вокзалы, и охрана, и обучение машинистов и ремонтников, но главное – это строгая дисциплина. Каждый поезд должен идти в соответствии со своим расписанием, чтобы ни на минуту не задержался, иначе где-нибудь в ночи встретятся два паровоза лоб в лоб. Что будет представляете? Поэтому руководить всей… чугункой должно одно ведомство. Но ведь в самом деле можно разрешить вам построить свою часть дороги, за пользование которой Вам будет идти плата. По времени ли, по количеству поездов – то решать надо.