Страница 17 из 18
Дом отдыха и туристская база привлекают многих возможностью поправить здоровье в прекрасных пригородных условиях, а при желании и совершить туристские походы пешком или по водному пути на лодках. Кругом — охотничьи угодья и рыболовные места — мечта многих отдыхающих. Побывал я и в Мещерской ЗОМС и Солотчинском лесокомбинате. И здесь я встретил энтузиастов, преображающих родной край, влюбленных в свое дело.
Мне захотелось узнать о перспективах развития Солотчи, и я встретился с главным архитектором Рязани Николаем Ивановичем Сидоркиным..
— Скоро вы не узнаете Солотчи, — говорит он. — Мы выстроим там целый комплекс сооружений культурно-массового назначения. В поселке появится новое здание средней школы, кинотеатр на 300–400 мест, новый Дом культуры, вторая гостиница и многое другое.
Памятники истории и культуры поселка будут полностью реставрированы. Солотчинский монастырь, например, станет музеем-заповедником.
Николай Иванович Сидоркин сам в течение четырех лет занимался разработкой проектов реставрации монастыря, а руководит осуществлением этих проектов кандидат архитектуры Елизавета Михайловна Караваева.
На домах поселка, где жили известные люди нашей страны, солотчинцы предполагают установить мемориальные доски.
За Солотчей — большое будущее.
Строки о Солотче
«…Пишу наспех. Только что вернулись из трехдневного путешествия по озерам. Места дикие. Шли с тяжелым грузом через болота и бурелом. Очень устали, но все же замышляем новый поход. Я окреп. Ночуем у костров в палатке, мокнем под дождем и обсыхаем на солнце. Я задержусь здесь еще некоторое время».
«…Сегодня я кончаю работу, потому что работаю каждый день регулярно, за исключением тех дней, когда мы уходим в лес. Здесь в лесах такая уйма грибов, что у Черного озера, например, за час можно набрать пуд-полтора. Я их очень люблю, но и то объелся. Живем мы здесь очень скромно. Едим черный хлеб, молоко, творог, сметану, помидоры и рыбу, которую сами наловим.
На днях мы ночевали в палатке в лесу, и ударил страшный град, было очень интересно. Палатка тяжелая, и я ее таскаю за плечами сам — никому не даю…
…Жизнь здесь сейчас глухая, дачников нет. Летают огромные стаи птиц, осыпаются листья, и время для моей работы самое подходящее.
А. Гайдар.»
Из писем А. Я. Трофимовой.[2] 1937 г.
«…Где ты? Кого любишь? Кого ненавидишь? С кем и за что борешься? Что ешь и что пьешь?
Я был в Ялте и Батуми. Летал в Кутаис, на обратном пути в Одессу… В Одессе я пробуду, вероятно, еще с месяц… И знаешь, конечно, море прекрасно, — но скучаю я уже по России… Всех я хороших людей люблю на всем свете. Восхищаюсь чужими домиками, цветущими садами, синим морем, горами и утесами. Но на вершине Казбека мне делать нечего — залез, посмотрел, ахнул, преклонился, и потянуло опять к себе, в Нижегородскую или Рязанскую.
Дорогой Рува! Когда вы едете в Солотчу? Какие твои и Косты[3] планы? Тоскую по «Канаве», «Промоине», «Старице» и даже по проклятому озеру «Поганому» и то тоскую. Выйду на берег моря — ловят здесь с берега рыбу бычок. Нет! Нету мне интереса ловить рыбу бычок. Чудо ли из огромного синего моря вытащить во сто грамм и все одну и ту же рыбешку? Гораздо чудесней на маленькой, чудесно задумчивой «Канаве» услышать гордый вопль: «Рува, подсак!» А что там еще на крючке дрягается — это уже наверху будет видно.
Дорогой Рува! Когда я приеду в Солотчу, я буду тих, весел и задумчив. К этому времени у меня будут деньги… а с собой привезу два мешка сухарей, фунт соли, крупный кусок сахару, и больше мне ничего не надо.
Напиши мне, Рува, письмо. Хотя бы коротенькое: как жизнь, кто, где, что, почему и все это почему? Привет Вале[4]. Если же увидишь Косту, то пожми ему от меня руку.
…Рувчик, скоро вскроются реки и стаи вольных рыб воздадут хвалу творцу вселенной; ты же, старый хищник, вероятно, уже замышляешь против сих тварей зло. Увы! И я замышляю тоже!
А. Гайдар».
Из писем Фраермаву. 1939 г.
А. Гайдар».
Из письма Доре Матвеевне Гайдар и ее дочери Жене.
Лето 1939 г.
«…Я «открыл» для себя под самой Москвой неведомую и заповедную землю — Мещеру. Открыл я ее случайно, рассматривая клочок карты, — в него мне завернули в соседнем «Гастрономе» пачку чая.
На этой карте было все, что привлекало меня еще с детства, — глухие леса, озера, извилистые лесные реки, заброшенные дороги и даже постоялые дворы.
Я в тот же год поехал в Мещеру, и с тех пор этот край стал второй моей родиной. Там до конца я понял, что значит любовь к своей родной земле, к каждой заросшей гусиной травой колее дороги, к каждой старой ветле, к каждой чистой лужице, где отражается прозрачный серп месяца, к каждому пересвисту птицы в лесной тишине.
Ничто так не обогатило меня, как этот скромный и тихий край. Там впервые я понял, что образность и волшебность (по словам Тургенева) русского языка неуловимым образом связаны с природой, с бормотаньем родников, криком журавлиных стай, с угасающими закатами, отдаленной песней девушек в лугах и тянущим издалека дымком от костра.
Мещера постепенно стала любимым приютом нескольких писателей. Там жил Фраерман и часто бывали Гайдар, Роскин, Андрей Платонов.
В Мещере я сдружился с Гайдаром — с этим удивительным человеком, существовавшим в повседневной действительности так же необыкновенно и задушевно, как и в своих книгах.
Мещере я обязан многими своими рассказами, «Летними днями» и маленькой повестью «Мещерская сторона».
«…C тех пор вся моя жизнь круто переменилась, окрепла, приобрела новую ценность, — впервые я узнал как следует среднюю Россию. С тех пор сильнейшее чувство любви к ней, к своей, до тех пор почти неизвестной, но коренной родине, ни на минуту не покидало меня, где бы я ни был, — в Калабрии или в Туркменистане, на сырой Балтике и в Альпах.
2
А. Я. Трофимова — писательница, друг Гайдара.
3
Константин Георгиевич Паустовский.
4
Валентина Сергеевна Фраерман.