Страница 5 из 9
Старик Гартман был глубоко религиозен, он регулярно ходил в церковь, и на верстаке перед ним всегда лежала Библия.
– Коммунисты не хотят иметь ничего общего с религией, – говорил он, – поэтому я против коммунизма. Я действительно вовсе не сторонник русских. Но я и не национал-социалист. Как послушаешь отпускников, так волосы дыбом встают. Невинных людей убивают, вешают мирных жителей. С этим я никак не могу согласиться. Нет, это ни к чему хорошему не приведет. Да притом война на два фронта. Мы не можем ее выдержать. Это показала еще Первая мировая война. У России гигантская территория и большие людские ресурсы.
– Ничего, справимся! – сказал я и простился со своим старым знакомцем. Однако то, что я от него услышал, снова дало пищу сомнениям, которые лишили меня сна несколько недель назад, после беседы с генералом Паулюсом. Много ли есть в тылу людей, которые думают, как этот столяр? Я прислушивался к речам окружающих, разговаривал с крестьянами, мелкими торговцами, рабочими, учителями. Чаще всего они были со мной осторожны, избегали отвечать на мои вопросы. В их глазах я был высокопоставленный военный. Вот это-то меня и смущало, вот отчего мне не удавалось рассеять свои сомнения. Впрочем, жена рассказывала мне, что люди у нас живут в постоянном страхе перед гестапо. Необдуманное слово могло навлечь на человека арест и ссылку в концлагерь. Повсюду царило взаимное недоверие. Подавленное настроение я наблюдал и в Эйхене, когда ездил к своему брату. Многие из моих юных родичей погибли на фронте, и все это были крестьянские сыновья, которые когда-нибудь унаследовали бы родительский хутор. В былые времена я с удовольствием ездил в свою родную деревню к родственникам и друзьям. А теперь мне пришлось выражать им соболезнование по поводу постигших их утрат. Почти всюду встречались мне женщины с заплаканными лицами.
По возвращении из Эйхена я застал в Мюнценберге телеграмму от коменданта Франкфуртского гарнизона: «Согласно приказу 6-й армии, немедленно прервать отпуск, явиться завтра в управление кадров сухопутных сил в Берлине».
Это был неприятный сюрприз. Моя жена совсем приуныла. Как она радовалась моему отпуску, какие только планы мы с ней не строили! А теперь все рухнуло. Я быстро собрался. Разлука и мне давалась тяжело.
В Наугейме я поспел к ночному поезду на Берлин. Прибыв туда в первой половине дня, я сразу же явился в управление кадров сухопутных сил. Меня уже ждали, и дежурный офицер тотчас препроводил меня дальше, к курьерскому поезду на Летцен. Так что я мог только по телефону приветствовать своего шурина подполковника Вагнера, начальника отдела в Главном штабе вермахта (ОКБ).
В Летцене знали о моем приезде. Здесь я наконец узнал, почему я должен прервать отпуск: надо лететь в Полтаву, где начальник управления кадров сухопутных сил генерал Кейтель[6] созывает совещание армейских адъютантов группы армий «Юг».
Я переночевал в специальном поезде генерал-фельдмаршала фон Браухича. Поезд, находившийся в лесу под Летценом, был замаскирован. Он состоял из нескольких спальных вагонов, вагона-ресторана и салон-вагона с креслами и столом. Комендант поезда отвел мне с моим адъютантом отдельное купе.
Когда на другое утро я вышел из автомобиля на Летценском аэродроме, личный самолет генерала Кейтеля был уже готов к вылету в Полтаву. Сам генерал прибыл вслед за мной в сопровождении нескольких начальников отделов управления кадров сухопутных сил.
Обуреваемый весьма различными чувствами, ждал я отлета. Поднялся сильный ветер.
Мы заняли свои места, самолет стартовал, под нами раскинулось озеро. Уже на высоте нескольких сот метров нас стало болтать. До этого я никогда не болел воздушной болезнью. Но тут мне досталось крепко. Когда мы делали промежуточную посадку в Житомире, ноги у меня были как ватные. Вполне понятно, что я не имел ни малейшего желания вылезать из машины. Правда, потом лететь было приятнее, и все же, когда я в Полтаве почувствовал под ногами твердую почву, я обрадовался.
Совещание началось на другое утро в здании штаба группы армий. Кроме Кейтеля и начальников отделов управления кадров, в совещании участвовали: 1-й адъютант группы армий «Юг» полковник фон Вехмар, 1-е адъютанты 2, 6, 11 и 17 армий, а также 1 и 4-й танковых армий. Нам было поручено установить, соответствуют ли своим должностям командиры частей и подразделений, доложить о не справляющихся со своими обязанностями командирах управлению кадров и представить свои соображения, как следует их использовать в дальнейшем, и рекомендовать кандидатов на их место, по возможности из офицеров соответствующей армии.
Наша 6-я армия предложила назначить подходящих для этого старших лейтенантов батальонными, а молодых проверенных майоров – полковыми командирами. Через месяц они будут утверждены на должности командира, а еще через два месяца им будет присвоено очередное звание независимо от срока выслуги лет. Это предложение было одобрено. Управление кадров рекомендовало 1-м адъютантам в случае потери командиров действовать по примеру 6-й армии. Я подчеркнул, что досрочное производство в высший чин не только подняло бы авторитет офицеров в глазах их коллег, имевших то же звание, но и подстегивало бы честолюбие офицеров.
Генерал Кейтель потребовал, чтобы в группе армий перед началом наступления был создан резерв командного состава из офицеров всех званий.
К вечеру совещание кончилось. Сразу же после него я доложил о результатах начальнику штаба и Паулюсу. Вскоре на нас навалились всевозможные заботы. О продолжении отпуска нечего было и думать.
Вскоре на одном из участков к югу от Харькова возник очередной кризис. Советское командование, видимо, вновь пыталось прорвать нашу оборону. Удар удалось парировать, пустив в ход зенитные орудия калибра 8,8 и вновь прибывшую дивизию. Однако советским частям удалось захватить некоторое количество пленных из 44-й пехотной дивизии. В их числе был – фамилию я его забыл – некий фельдфебель, командир взвода пехотного полка. Через несколько дней дивизия сообщила, к нашему удивлению, что взятый в плен фельдфебель вернулся в свою воинскую часть. Разведывательный отдел дивизии в своем донесении добавлял, что вернувшийся фельдфебель всюду рассказывает, будто бы солдаты и офицеры Красной армии обращались с ним хорошо. Эти сообщения, шедшие вразрез с нашей пропагандой, вызвали немалое волнение в разведывательном отделе штаба армии. Я присутствовал при том, как начальник отдела докладывал о происшествии на обсуждении обстановки у начальника штаба. Он уже приказал доставить в штаб армии фельдфебеля в сопровождении одного из офицеров, так как эта история казалась ему весьма загадочной. Допрошенный офицером разведки фельдфебель сообщил, что ему удалось бежать из плена. Тем не менее с пленными, по его словам, обращались более-менее гуманно.
Все это казалось нам неправдоподобным. Начальник разведывательного отдела считал, что фельдфебель подослан в свою часть в целях ее деморализации. Если даже это не так, то его пребывание там подрывает моральное состояние этой части. Поэтому он предложил перевести фельдфебеля в запасную часть с категорическим запрещением посылать его на Восточный фронт. С предложением согласились.
Принятая мера не могла все же помешать оживленным толкам, возникшим в дивизии по поводу происшествия. Большинство стояло на той точке зрения, что пленный был отослан обратно с вполне определенным заданием, поэтому с ним так хорошо и обращались. Сообщению его верили лишь немногие. Но нам так никогда и не стало известно, что произошло в действительности.
Случай с фельдфебелем дал пищу для разговоров и среди офицеров штаба армии. Я вполне допускал, что в данном случае это не было бегством из плена, однако сомневался в том, целесообразно ли переводить фельдфебеля в запасные части, о чем и сказал Паулюсу.
6
Однофамилец фельдмаршала Кейтеля – начальника Верховного командования вооруженными силами.