Страница 94 из 124
Что это было?
Я был слишком далеко, чтобы бояться. Я слишком долго боялся Саймона и таких, как он, даже если отказывался признаться в этом себе или кому-либо еще.
Я пробился сквозь воинов еще до того, как Вейл успел позвать меня. Я пробивался сквозь тела, крылья, оружие — через все, что стояло между мной и ним.
Я собирался убить его.
Он стоял на балконе и ждал меня: янтарные крылья расправлены, меч наготове, волосы откинуты назад так, что подчеркивают жесткие, жестокие линии его лица.
Я не замедлился, когда летел за ним. Наоборот, я махал крыльями, набирая скорость, так быстро, что не видел ничего, кроме его медленной, хищной улыбки за несколько секунд до нашего столкновения.
Мы столкнулись в оглушительном грохоте стали и вспышке магии, мой Астерис окутал нас мантией черного света. Наши тела ударились друг о друга. Его меч встретился с моим, металл с визгом ударился о металл.
Он тут же парировал. Он был сильным воином, даже после стольких лет. Несмотря на свой возраст, он встретил меня удар за ударом, шаг за шагом. Даже моя магия, казалось, не могла остановить его, хотя, подстегиваемая ненавистью, она лилась из каждого взмаха моего клинка, подчеркивая каждое столкновение.
Я был ранен. Я устал. Моему телу было все равно.
Я собирался убить его.
Сквозь красный цвет моей ярости и черный цвет моего Астериса лицо Саймона так удивительно напоминало лицо его двоюродного брата. Это был мой бывший господин, который усмехался в секунды между ударами и блоками, дразнил меня, побуждая к действию.
Сколько раз тогда я представлял себе, каково это — убить Некулая?
Бесчисленное количество. Семьдесят лет. Двадцать пять тысяч дней, чтобы лежать в постели, закрыв глаза, и думать о том, как бы он звучал, когда кровь наполняет его легкие, думать о том, как бы выглядело сдирание с него кожи дюйм за дюймом, думать о том, не описается ли он в свои последние минуты.
Я столько раз думал об этом.
В конце концов, не я получил это удовлетворение. Оно досталось другому жестокому королю. Я говорил себе, что меня это устраивает. Пусть они рвут друг друга на части.
Я обманывал себя.
Я хотел быть тем, кто это сделает.
И теперь это казалось почти так же хорошо.
Когда я в первый раз ударил по его телу, пустив по его руке красно-черную кровь, я, черт возьми, рассмеялся — громко и безумно.
Эта капля крови что-то пробудила во мне. Мой следующий удар был сильнее, быстрее, лезвие искало его плоть, как голодное животное. Когда он успел нанести ответный удар, я его почти не почувствовал, использовав силу его удара против него самого.
Я был настолько поглощен своим безумием, что слишком долго не замечал, что именно меня в нем не устраивает. Я заметил, что Саймон ничуть не обеспокоился, хотя я его ранил. Даже когда я ударил его еще раз, и он отшатнулся назад.
Я прижал его к стене, с моего меча стекала ночь, в ноздрях стоял густой запах его крови.
Вот и все.
Я хотел смотреть в его глаза, когда он умрет. Хотел получить это удовлетворение.
Я хотел увидеть страх на его лице, когда он поймет, что раб, над которым он издевался двести лет назад, будет тем, кто убьет его.
Но когда я встретился с глазами Саймона, я не увидел страха. Я вообще мало что увидел. Они были пустыми, налитыми кровью, остекленевшими, как будто он смотрел не на меня, а сквозь меня, на что-то за миллионы миль за горизонтом.
Противный гул зазвучал в воздухе, взывая к моей магии, проникая глубоко в вены.
Я колебался. И наконец услышал голос в голове — тот, что твердил: «Это неправильно».
Мой взгляд на мгновение метнулся вверх, уловив движение в стеклянном окне над мускулистым бронированным плечом Саймона.
Септимус стоял посреди пустого бального зала, наслаждаясь видом через окна от пола до потолка, совершенно спокойный. Он улыбался мне, между зубами у него поднимался ленивый шлейф дыма от сигариллы.
Это неправильно.
Саймон не двигался, хотя я держал его на прицеле. Пульсация в воздухе становилась все сильнее, все громче. Неестественная рябь, взывающая к моей магии, казалось, стягивалась, словно легкие раздувались на вдохе, притягивая меня ближе.
На самом деле я впервые с тех пор, как увидел Саймона, вгляделся в его внешность, и у меня что-то прояснилось в голове.
На нем были старые, классические ришанские боевые кожаные одежды. Тонкая выделка. Но, как ни странно, верхняя пуговица была расстегнута до груди, обнажая длинный треугольник кожи.
Кожу, испещренную черными пульсирующими венами.
И все эти вены вели к куску серебра и слоновой кости, вмурованному прямо в плоть его груди.
Это было так гротескно, так пугающе неправильно, что поначалу я не мог понять, на что смотрю.
А потом я узнал его:
Серебро было кулоном Винсента, разбитым, расплавленным и искаженным, измазанным кровью Саймона.
А слоновая кость была…
Зубы.
Зубы, приваренные к металлу.
В голове пронеслось воспоминание о словах Септимуса:
— Я нашел несколько, в Доме Крови. Зубы.
— И что, черт возьми, можно делать с зубами Бога Смерти? — спросила Орайя.
И в момент внезапной ясности я понял: Вот на что способны зубы Бога.
Они создали гребаное чудовище.
Эта мысль промелькнула в моей голове лишь на мгновение, когда лицо Саймона, наконец, расплылось в леденящей кровь улыбке, и он выпустил всплеск магии, перевернувший весь этот проклятый Богиней мир.
Глава
59
Орайя
Я бежала.
Бежала по этим туннелям, я обогнала Джесмин, хотя я даже не знала точно, куда я иду — знала только то, что я поднималась и двигалась к выходу, так быстро, как только могла, черт возьми.
Мы, к счастью, были уже близко к выходу. Я практически плакала от радости, когда увидела перед собой лестницу. Я нырнула в нее, распахнув дверь с другой стороны, и только через несколько секунд поняла, что нахожусь у подножия замка. Матерь, здесь царил хаос, меня швырнуло в море крови, стали и смерти, Кроворожденные, Ришанцы, Хиаджцы и демоны рвали друг друга на части.
Я почти не обратила на это внимания.
Вместо этого я смотрела вверх, на вершину замка, на балкон, где совсем недавно я спасла жизнь Райну. С этого ракурса ничего не было видно, но я чувствовала его, чувствовала эпицентр этого неприятного ощущения.
Мои крылья раскрылись, и я оказалась в воздухе прежде, чем успела усомниться в себе.
Никогда раньше я не летала так быстро. Быстрее, чем я даже предполагала, на что способна.
Я поднялась на балкон, но тут же была отброшена назад…
Что это было?
Это было похоже на Астерис, может быть, но сильнее — красный, а не черный. Казалось, что он разрывает сам воздух и перестраивает его. Это длилось всего мгновение — по крайней мере, мне так показалось, но, когда я вновь обрела сознание, мои крылья не работали, и я начала падать.
Глотнув воздуха, я выпрямилась, и как раз вовремя взмахнула крыльями, чтобы не врезаться в опору.
Я взлетела обратно на балкон.
Райн. Райн, сражающийся с… о, Матерь, это был Саймон? Он выглядел совсем по-другому — не только из-за доспехов, резко отличавшихся от тех, что я видела на нем раньше, и даже не из-за вихрей красной магии, окружавших его. Он чувствовал себя по-другому, словно его перекинули через какую-то грань, которую не должен переступать ни один смертный. Как будто часть его самого перестала существовать.
Каждый кусочек моего сознания противился его присутствию.
И этот инстинкт злобно отреагировал при виде Саймона, склонившегося над Райном, с поднятым мечом, с жутким красным туманом на лезвии.
Я не помню ни приземления, ни движений, ни выпада. Помню только струю крови, брызнувшую мне в лицо, когда Пожиратель сердец нашел свою цель, пронзив спину Саймона прямо между крыльями.