Страница 71 из 124
— Я чертовски не могу в это поверить, — прорычала я.
На его лице отразилось удивление.
— Все только что стало интереснее, — сказала я, — и ты думаешь, что я просто сбегу? Когда надо сражаться? Когда у этого ублюдка моя корона? — Я приблизилась ещё ближе, даже несмотря на опасность, даже несмотря на то, что наши тела почти слились воедино, я приподняла голову, чтобы удерживать его взгляд, на моем лице была насмешка.
— Пошел ты нахрен, Райн, — прошептала я. — Пошел ты нахрен.
Он долго смотрел на меня, не моргая.
И мы разорвали это молчание одновременно.
Я не знала, кто двинулся первым. Поцелуй был похож на грозу над летней пустыней — на смерч, пронесшийся разом, и уничтоживший жару, настолько всепоглощающий, что ты вдруг не помнишь ничего, кроме дождя.
Он вдруг оказался повсюду.
Глава
44
Орайя
Мешок с монетами издал отдаленный СТУК, упав на пол, и руки Райна переместились на мое тело.
Он целовал меня так, словно умирал от голода. Он целовал меня так, как когда-то, много месяцев назад, когда пил мою кровь в пещере — отчаянно, сильно и с чувством голода, словно я была единственной, что связывало его с этим миром. И Матерь, я тоже чувствовала себя так, словно впервые за долгое время ухватилась за что-то крепкое.
Как будто я вернулась домой.
Я сказала себе, что забыла, каково это — целовать Райна.
Это была ложь. Тело не забывает такого — это было вырезано в моей мышечной памяти, часть меня самой, пробудившаяся из какого-то спящего состояния. Он целовал меня не только ртом, но и всем телом — так, как боролся, с каждой мышцей, перестроенной под задачу, сосредоточенной только на мне.
Это платье было таким чертовски тонким.
Шелк позволял мне чувствовать все. Его руки, большие и грубые, скользили по моему телу, словно хотели запомнить каждую мышцу, впиться в каждый изгиб. Его тепло, так близко, что я могла бы поклясться, что чувствую биение его сердца под кожей. Его член — Богиня, его член, твердый, толстый и уже напряженный между нами.
Да, шелк позволил мне почувствовать все это. Он позволил мне почувствовать, как сильно Райн хотел этого так долго.
Он заставил меня почувствовать, как сильно я тоже этого хотела.
Желание скопилось внизу моего живота, мои груди выпирали из слишком тесной ткани платья, и терлись о грудь Райна, мои бедра напряглись. Мое тело помнило, каково это — целовать его, да, но оно помнило и нечто большее. Оно помнило, каково это — трахать его. Как будто заменили недостающую часть.
И теперь оно хотело этого. Оно умоляло об этом. Когда руки Райна скользнули вниз по изгибу моей спины, задевая чувствительную плоть в верхней части бедер, у меня перехватило дыхание.
Звук, который он издал в ответ, едва слышный, прокатился по мне, как гром.
От волны желания у меня внезапно закружилась голова — однако это было желание, с более темным краем, острым и опасным, выкованным в гневе, который я так долго держала в себе.
Одним резким движением я толкнула его на кровать. Он грубо упал на нее, рама заскрипела, протестуя против его внезапного веса. Я начала переползать через него, но по его лицу пробежала дрожь, и я замешкалась, снова обратив внимание на степень его ранений — жестоких, полученных на солнце, хотя и начавших уже заживать.
— Не смей останавливаться, принцесса, — прохрипел Райн, прочитав выражение моего лица, на котором дрожь уступила место искаженной полуулыбке. — Пожалуйста. Мне все равно, даже если это меня убьет.
Он провел кончиками мозолистых пальцев по моей щеке, заправив за ухо свисающие черные волосы.
— Единственное, что было хорошо в тот раз, когда это случилось, это то, что ты была последней, кого я видел.
Его голос все еще звучал легко и шутливо, но улыбка исчезла. В этом не было ничего легкого. И его касание тоже. Все это было пропитано такой мучительной нежностью.
От этого у меня защемило в груди. От этого горели глаза.
Это… это меня разозлило.
Я не была готова к этому. Еще не готова. Не сейчас, когда остатки моего гнева еще так остры в моих венах, когда его остатки разрывают раны, которые они открыли за последние несколько месяцев.
Он начал приподниматься, потянулся ко мне, но я толкнула его обратно на кровать.
— Нет, — сказала я.
На его лице промелькнуло замешательство.
— Не двигайся, — сказала я. — Ты не в праве контролировать это.
Замешательство переросло в понимание. Но даже это поначалу показалось слишком ласковым, слишком мягким, пока он не сменил его медленной ухмылкой, скривившей губы.
Я снова крепко надавила на его плечо, приказывая оставаться на месте. Затем я переключила свое внимание на его одежду. Я принялась за пуговицы его пиджака, расстегивая каждый узел серебра на его груди. С каждым разом голубой шелк спадал, обнажая голую кожу — пейзаж из бугров и впадин мышц, вздымающихся и опускающихся под его дыханием, покрытых свежими ранами и старыми шрамами, и мягкими темными волосами, которые сужались по мере того, как я следовала вниз по животу.
Я возненавидела этот костюм с того момента, как увидела его на нем. И это был именно тот костюм, который пытался превратить Райна в одного из тех, кто когда-то подчинил его себе.
Он был не таким.
Теперь это казалось настолько тошнотворно очевидным, что я удивлялась, как я вообще сомневалась в этом. Нет, та его версия, которая открывалась мне с каждой расстегнутой пуговицей, с каждым новым участком несовершенной, некогда человеческой кожи…
Это был он.
Я закончила с его пиджаком, и он помог мне приподнять плечи, когда я стянула его с него и бросила на пол. Я опустилась на его грудь, кончиками пальцев обводя его мышцы, задержалась на соске, когда он затвердел под моим прикосновением, затем провела вниз, по каждому выпуклому бугорку живота, к животу и темнеющей дорожке волос, ведущей к брюкам.
А Райн, как всегда послушный, не шелохнулся, хотя я чувствовала его хищный взгляд. Даже когда мои руки опустились к его поясу, расстегнули его и освободили его.
Когда я впервые увидела его член, я была потрясена тем, что такой орган может считаться красивым, и все же и в этот раз это было единственное слово, которым я могла его описать: красивый.
Все его тело напряглось, когда я обхватила его рукой. Он слегка дернулся от моего прикосновения, его пресс напрягся. Я наблюдала, как набухает бусинка жидкости на его головке.
Он хотел меня. Он хотел меня так сильно, что уже даже не дышал, его руки крепко обхватили покрывало. И, Богиня, боль между моими бедрами становилась все труднее игнорировать. Так легко было просто переползти на него, позволить ему войти в меня.
Слишком легко.
Легкого удовольствия не бывает.
Я хотела, чтобы он страдал за это.
Я опустилась, провела губами по его кончику, провела языком по соленой сладости жидкости на его коже.
Райн издал резкое шипение. Все его тело напряглось, словно ему требовалось все, чтобы не сделать рывок через кровать и не схватить меня.
Но он не двигался.
Я прижалась к нему ртом, на этот раз медленнее и дольше, облизывая его — все еще нежно, достаточно нежно, что я знала будет мучительно.
На этот раз в его выдохе прозвучал намек на стон.
— Ты так порочна, — прошептал он.
Он поднял голову, чтобы посмотреть на меня, его взгляд был хищным, как будто он скорее умрет, чем моргнет.
Меня пронзила волна знакомого чувства — я склонилась над ним, он смотрел на меня, и в этом взгляде было едва сдерживаемое вожделение.
Мне заставить тебя умолять? спросила я его тогда.
Я снова медленно провела по нему языком, и он издал еще один сбивчивый выдох.
— Однажды ты сказал мне, что будешь умолять меня, — пробормотала я. Еще одно прикосновение губами. — Так сделай это.
Я не разрывала зрительного контакта. Он сверкнул порочным восторгом.