Страница 37 из 101
И моя способность убить его после этого тоже зависела от моего тщательного изучения Райна.
Мой взгляд вернулся к окну. Свет в основном погас, за исключением единственного светильника, который теперь тускло освещал спящую девочку, укладывающуюся в постель, едва различимую.
Этот район сегодня был полон вампиров. Остался месяц до завершения нашего сотрудничества, столько времени будет потрачено зря. Сколько людей умерло за последний месяц, потому что меня здесь не было? Сколько еще могло бы жить, если бы мне помогли?
— Хорошо, — сказала я. — Хорошо. Мы сделаем это.
Я чуть было не забрала слова обратно только потому, что Райн выглядел таким довольным собой.
Он наклонился ближе, в его глазах блеснуло любопытство.
— Помнишь, как ты попросила меня об одном честном слове?
Я кивнула.
— Одно честное слово, Орайя. У нас есть три недели до состязания Третьей четверти луны. Мы действительно собираемся работать вместе?
Я поняла, о чем он на самом деле меня спрашивал. Буду ли я сотрудничать с ним. Позволю ли я нам работать вместе.
— Что ты сделал, чтобы заслужить мое доверие? — Я мысленно выплюнула эти слова.
Доверие все еще было ценной и опасной вещью. То, что я давала ему сейчас, было не совсем этим. Но…
Я посмотрела вниз, на спящую девочку. Потом на Райна. Я впервые заметила, что мы сидим совсем близко друг к другу, меньше чем на расстоянии вытянутой руки.
Я заметила это, но не сдвинулась с места.
— Да, — сказала я. — Думаю, да.
Глава
22
— Орайя.
Винсент произнес мое имя на одном выдохе облегчения не столько в качестве приветствия, сколько в качестве отчаянной благодарности Матери за то, что я здесь.
Этого я не ожидала.
Одно слово, и столько моего гнева улетучилось, оставив уязвимую привязанность, которая болела под чувством вины.
Я заставила его ждать еще один день. Я не могла заставить себя увидеть его после того, как стала свидетелем того, что случилось с той маленькой девочкой. И все равно, поднимаясь сегодня с холма, я сомневалась, была ли это хорошая идея.
Я думала, что готова. Работа в человеческих районах что-то успокоила во мне. Это не заставило забыть образ заплаканного лица той маленькой девочки, но это заставило почувствовать, что ее боль чего-то стоит.
И все же, с каждым шагом, который я делала по направлению к месту встречи с Винсентом, я чувствовала себя все меньше и меньше. Все части себя, которые я так тщательно скрывала от него, были слишком близко к поверхности.
Поэтому я почувствовала облегчение, когда он так посмотрел на меня, и это заставило весь мой гнев улетучиться. Он беспокоился обо мне, и он любил меня. Это было все, что имело значение.
— Тебе больно?
Винсент обошел меня кругом, оглядывая с ног до головы, хотя я была одета в кожаную одежду, закрывавшую все мое тело, а шрамы от ранений были скрыты под броней.
— Я в порядке.
— Ты не выглядела нормально. Ты выглядела… — Его спина выпрямилась, отцовское беспокойство сменилось яростью Короля Ночнорожденных. — О чем, — шипел он, — ты думала? Ты чуть не проиграла то состязание. Ты чуть не лишилась жизни. Ради чего?
Этот взгляд был достаточно холодным, чтобы снова заморозить мое сердце.
Ради чего?
После сказанного, я словно вновь оказалась в лабиринте, смотрела на этого ребенка, и ужасающее осознание обрушилось на меня. За многие годы я научилась тщательно контролировать свои эмоции, злость вызывает ряд физических реакций, но в этот раз она поразила меня сильно и быстро.
— Почему в этом испытании участвовали люди? — спросила я.
Я говорила спокойно, но Винсент научил меня превращать слова в сталь. Он понял это сейчас, удивленно моргая.
— Судебные процессы не находятся под моей юрисдикцией.
— Это неправда.
Удивление перешло в возмущение.
— Прости?
— Ты их не казнишь, но они находятся под твоей юрисдикцией. А люди — граждане Дома Ночи. Есть… есть защита. Должна была быть защита.
Я все время осознавала, что словно запинаюсь и путаюсь в своих же словах. В моей голове они звучали решительно и убежденно. Вслух они звучали слабо и по-детски.
Его взгляд стал более холодным.
— Защита? Их жизни принадлежат Ниаксии. Так же, как и моя. Как и твоя. И если это то, для чего они ей нужны…
— Дети? Ей нужны дети для развлечения? Для…
Я оборвала себя и повернулась так, чтобы мое лицо было скрыто в тени. Бесполезно. Это ничего не скроет от вампира.
Что-то в нем смягчилось. Я услышала перемену в его голосе, он превратился из отца в короля, а теперь снова стал моим отцом.
— Позволь мне войти в твой разум, маленькая змейка, — прошептал он.
Он не знал, о чем просит. Если бы я ему показала, ему бы не понравилось то, что он там увидит. Слова, тяжелым грузом лежавшие на моем языке, имели вкус предательства — они могли выдать меня ему как человека, слишком непохожего на него. Недостаточно для вампира.
— Человеческая жизнь не должна стоить так мало, — сказала я. — Есть причина, по которой людей защищают в пределах их районов.
— Все наши жизни стоят дешево, Орайя. Человеческая. Вампирская. Даже жизни богов.
Он сказал это с некоторой жалостью, как будто был удивлен, что ему приходится объяснять что-то настолько очевидное.
Это было правдой. Смерть была повсюду в Доме Ночи. Родители убивали своих детей. Дети убивали своих родителей. Влюбленные лишали друг друга жизни в ночи, зайдя слишком далеко в порыве страсти. Даже истории о наших богах были порочны, низшие божества часто убивали не более чем ради забавы. Ночнорожденные выковали свой народ и свои клинки из стали, твердой, холодной и неумолимой.
Это была жизнь. Возможно, это был знак того, что со мной что-то не так, и я пыталась принять это. Пыталась вбить себя в этот клинок. Возможно, это было потому, что я не была ни человеком, ни вампиром, и потому, что, стоя на этой границе, было так ясно видно, насколько велики различия.
— По крайней мере, вампиры умирали ради чего-то, — сказала я.
— Мы все за что-то умираем. Неважно, вампир ты или человек.
Я не приняла этот ответ. Я вообще его не приняла. Если бы я умерла в Кеджари, по крайней мере, я бы сделала это по собственной воле. Но те люди? За что они умерли? Ни за что. Развлечение для нашей кровожадной богини и кровожадного населения. Я выбрала эту жизнь, а тот ребенок — нет.
Винсент был прав в том, что Дом Ночи не уважает ни одну жизнь, но, конечно, некоторые из них ценятся больше, чем другие.
Я старалась остановить себя на этом. Но не смогла. Слова пришли раньше, чем я смогла остановить себя.
— Это могла быть я. Та девочка. Это могла быть я. Ты когда-нибудь думал об этом?
Выражение лица Винсента потемнело, как грозовые тучи, затмевающие мощную неподвижность луны.
— Это никогда не была бы ты, Орайя.
— Я…
Человек. Я так редко говорила ему это слово. Никогда не произносила его вслух. Как будто это был какой-то грязный термин, который никто из нас не хотел признавать.
— Ты не такая, как они, — решительно вклинился он. — Это никогда не была бы ты.
Он был неправ. Я знала это, как и то, что лучше не говорить об этом.
Он подошел ближе, тени в его взгляде становились все глубже, все яростнее.
— Ты хочешь изменить этот мир, маленькая змейка? Тогда взберись на свою клетку так высоко, чтобы никто не смог тебя поймать. Сломай ее прутья и сделай их своим оружием. Нет ничего острее. Я знаю, потому что я это сделал.
Я привыкла видеть Винсента-короля, Винсента-отца, но так редко я наблюдала его вот в таком виде: Винсент-революционер. Иногда было легко забыть, что он изменил это королевство. Он знал, каково это — жаждать перемен.
— В этом мире ничего нельзя добиться без власти, — говорил он. — А власть требует жертв, сосредоточенности и безжалостности.