Сделка с вечностью

— Значит сделайте так, чтобы Мик Шварценберг узнал о побеге как можно позже. Это на вас. Я не обещал легкой работы.

— Знаю, ваша милость.

Альдор ден Граувер поднялся и взглянул на горизонт. Солнце садилось.

— Ждите от меня новостей завтра. Я вызову вас, когда пойму, как лучше действовать.

— Точно поможет? — уточнил Веззам, глядя на травницу. — Я серебром плачу, только попробуй меня надуть.

Торговка, до сего момента лебезившая перед Первым, оскорбленно вздернула подбородок.

— Я лучшая травница в Эллисдоре, мастер Веззам! У Варны пустых снадобий не бывает! Если говорю, что заснете от этой смеси, то голову готова дать на отсечение за свои слова.

— Я не хотел тебя оскорбить, добрая женщина, — смутился ваграниец. — Просто и правда сплю скверно. Когда битва за Эллисдор была, я всякого навидался. Товарищей потерял. Они приходят ко мне во снах, и это меня мучает. Потому и хочу убедиться, что точно крепко засну от твоего сбора.

Веззам перевел дух и уставился в темные глаза женщины. Лгать он ненавидел. Еще сильнее не любил говорить много. Но торговку это объяснение, казалось, устроило. О Варне-травнице говорили всякое: и ведьма, дескать, и речи зверей слышит. Но на поверку она оказалась... обычной женщиной, только мудрено ряженой. Сухие руки увешаны костяными браслетами, на груди множество ожерелий из сушеных ягод и деревянных бусин.

Варна смилостивилась и вернула лицу дружелюбное выражение.

— Мои сборы помогают, не зря же столько молвы идет. И стража меня не трогает не просто так. Поверь, ваграниец, если бы от моих трав не было толку, меня б давно сожгли.

— Верю. — Он разыграл последнюю хитрость. — Только не говори никому, что я к тебе приходил. Если войско узнает, что их командир кошмарами мучается... Ну засмеют же.

— Я тайн своих покупателей не выдаю. Сюда разный люд приходит. Бабы просят зелья — кому чтоб забеременеть, иным — чтоб от нежеланного дитя избавиться. Девки бегают за приворотными сборами, чтоб распалить и приворожить юнцов. Да и с твоей бедой, — она ткнула в сторону Веззама узловатым пальцем, — нередко ходят. Нет стыда в твоем недуге. Здесь трав столько, что табун коней с ног свалит. Нарочно положила побольше да посильнее, чтоб хватило на пару лун.

Веззам кивнул. Это ему и было нужно.

— И как заваривать?

— Возьми порошка с ноготь мизинца и насыпь в чашу, да перемешай хорошенько. Если быстро уснуть желаешь, смешивай с вином.

— А с элем?

— С элем тоже пойдет. Только эль покрепче тогда бери.

— Понял. — Веззам сунул мешочек с порошком за пазуху. — Спасибо тебе.

— Приходи-приходи. А знаешь, если с бабами тяжко, есть у меня порошочек, от которого член колом стоит. — Она ткнула на глиняный горшок с крышкой, на котором был намалеван вздыбленный детородный орган. — Пятерых за ночь оприходовать можно за милую душу! Ваш брат-солдат очень уж этот сбор любит.

— Интересно, но как-нибудь в другой раз.

— Ну как знаешь.

Он покинул лавку и заспешил в замок. Времени оставалось немного, а подготовить он должен был достаточно. Граувер сдержал обещание и уговорил короля Умбердо сперва поохотиться. Гацонец, как полагал Веззам, согласился не без помощи супруги: Рейнхильда с энтузиазмом принялась готовиться и бог знает чего наобещала мужу. Эрцканцлер, как он и предполагал, отправился с ними — отвертеться не вышло, хотя Граувер робко пытался. Хорошей новостью стало то, что гацонцы взяли с собой на охоты почти всех военачальников, и в Эллисдоре остались гвардейцы под командованием Иццолы. Шварценберг этому обстоятельству не обрадовался — Мик наверняка многое бы отдал, чтобы не видеть его рожу.

Недовольство выразили лишь церковники: у божьих людей прямо-таки чесались руки окончательно расчистить для Умбердо дорогу к трону.

Войдя в ворота цитадели, Веззам перво-наперво осведомился у кастеляна о вине, которое выкупил за свои кровные.

— Все пять тутачки, мастер Веззам. — Кастелян указал на стройный ряд толстых бочек. — Роскошествуете, имею сказать. Вино-то гацонское, не сравнить с местным.

— Гацонцы с нами надолго, сами понимаете. И если я не вмешаюсь, Шварценберг однажды все же набьет Иццоле морду. — Ваграниец воздел палец к небу. — А это политический скандал. Нельзя допустить такого, пока эрцканцлер не на месте.

— Спорить не буду. Искра между ними пробежала недобрая.

— Вот именно. — Веззам хлопнул по крышке одной из бочек. — Поэтому выкатим сегодня хорошего вина для всех. Преломят хлеб, вкусят вина. И, даст бог, уже помирятся наконец.

— Ладно вы задумали, мастер Веззам, — удовлетворенно кивнул кастелян. — Хороший вы... Как его... Дипломат, вот!

— Чем нам спокойнее, тем всем лучше.

— Истинно так!

— Бочки раньше срока не выкатывай. Только по моему распоряжению.

— Конечно-конечно. Это же теперь ваше вино.

Покинув владения кастеляна, Первый забрался на стену, чтобы еще раз как следует осмотреть двор замка. Он знал здесь каждый камень, но присутствие чужеземных войск нет-нет да вносило небольшие изменения. То телеги передвинут, то конюшню расширят, то пристройку к казарме прилепят. Эллисдорский замок казался Веззаму живым существом и порой словно менялся сам по себе: кого ни спросишь, никто не знает, откуда выросла постройка, которой не было еще пару дней назад.

Истерд держали на втором этаже господского дома, в покоях хозяек замка. И хотя таковой теперь считалась Рейнхильда, она отказалась выгонять Истерд. Жест благородный, но неудобный. Окна в покоях королев толком не открывались из-за массивного витража. А это означало, что Истерд придется выводить из покоев и вести по коридорам. А там было много лишних глаз даже ночью. Еду Истерд приносили в покои, в замковый нужник сопровождали слуги. Прогулки разрешались лишь в старом саду, но он был отгорожен от остального двора крепкой оградой да замковой стеной, переходившей в отвесную скалу — ни одной веревки не хватит, чтобы оттуда сбежать.

Оставалось действовать самым простым, но рискованным образом. Убрать служанок, опоить стражу и воинов, загодя вывести лошадей и оставить у северной стены, а затем переправить Истерд через эту же стену. Ворота ночью открыть не получилось бы. Ситуацию осложняло и пикантное положение женщины — Веззам не был уверен, что она сохранит былую силу. По вечерам Истерд порой становилось дурно.

Он осмотрел уже примеченный дровяной сарай, что примыкал к замковой стене. Крыша у него была деревянная — выдержит вес человека. Забраться на нее модно было, встав на перевернутую бочку — утром он ее поставил и укрепил камнями по бокам. А вот перелезать через стену и спускаться на внешнюю сторону придется по веревке. Ничего. Если Истерд хочет жить — справится.

Веззам предупредил ее ждать ночи и сказал хорошенько отдохнуть. Оставалось лишь добавить порошок в вино и помирить Шварценберга с Иццолой.

Истерд прислушалась к шорохам за дверью. Со двора доносился пьяный рев солдатни — хайлигландцы, гацонцы и наемники встречали каждую новую бочку вина приветственным ором, хлопаньем в ладоши и топотом. Звучали песни, несколько человек терзали дудки и барабаны. Истерд знала, что Веззам готовил ее побег — рано утром он предупредил ее и велел быть готовой. И теперь она понимала, что он задумал.

Когда служанка унесла остатки ужина, Истерд порылась в сундуке и нашла старую рундскую одежду: в штанах, хотя они и стали тесны в талии, всяко было удобнее бежать, случись что. Заплела тугую косу, обернула вокруг головы и перевязала платком, чтобы никто не опознал ее по приметным рыжим волосам. Рубаху перетянула поясом, приторочила к нему нож и мешок с рунами. Больше всего она боялась, что снова придут слуги. Увидев ее в дорожной одежде, они бы все поняли.

Собравшись, она уселась на кровать, сделала несколько глотков отвара от тошноты и мысленно воззвала к северным богам. И хотя они давно перестали ей отвечать, Истерд надеялась на помощь. Просила она и за Веззама: ваграниец терял многое, помогая ей. Да что говорить, помогая ей, он терял все. Они оба понимали, что, устроив ее побег, Веззам не сможет вернуться в Эллисдор — схватят и четвертуют. Для них обоих этот побег станет дорогой в один конец. Истерд была уверена, что в Рундкаре его окружат почетом — отец не позволит тронуть вагранийца, что спас ей жизнь.