Незабываемая прогулка

Полагаю, что я не упоминал ранее о поваре. В нашем доме мы имели служанку и повара, не только потому, что моя семья могла позволить себе их, но также и потому, что моя мама не была самой лучшей домашней хозяйкой в мире. Она могла приготовить хороший бутерброд мне на завтрак, время от времени, но были времена, когда горчица забивалась ей под ногти, и требовалось три или четыре дня, чтобы удалить её. Без Елен я вырос бы, питаясь подгоревшим пюре и пережаренным мясом. Мой отец, к счастью, понял это, как только они поженились, и повар и служанка были с нами, еще до того, как я родился.

Хотя наш дом был больше чем другие дома, это не был дворец или что-то в этом роде, и ни повар, ни служанка не жили с нами, потому что мы не имели отдельных жилых помещений. Мой отец купил дом из-за его исторической ценности. Хотя это не был дом, где когда-то жил Блекберд, который был более интересен для меня, но он принадлежал Ричарду Доббсу Спайту, который подписал Конституцию. Спайт также имел ферму в окрестностях Нью-Берна, который был приблизительно в сорока милях пути, и там он и был похоронен. Наш дом, возможно, не был столь же известен как тот, где Доббс Спайт был похоронен, но это все еще предоставляло моему отцу немного гордости в залах Конгресса, и всякий раз, когда он шел вокруг сада, я мог видеть, что он мечтал о наследии, которое он хотел оставить. Это нагоняло на меня грусть, потому что независимо оттого, что он сделал, он никогда не сможет превзойти старого Ричарда Доббса Спайта.

Исторические события как подписание Конституции приходят только однажды каждые несколько сотен лет, и независимо от того, как бы Вы ни старались, обсуждая субсидии для фермеров выращивающих табак или говоря о «Красном влиянии», вы никогда бы не превзошли такое историческое событие.

Даже такой как я знал это.

Дом был в Национальном Историческом реестре — все еще, я полагаю — и хотя Джейми была там однажды, она все еще отчасти испытывала трепет, когда была внутри дома. Моя мать и отец были оба одеты очень изящно, как и я, и моя мать поцеловала Джейми в щеку в знак приветствия. Один ноль, в пользу моей мамы, так как она сумела поцеловать Джейми прежде меня.

У нас получился довольно формальный обед, хотя он и не был скучным. Мои родители и Джейми продолжили самую изумительную беседу — припомнилась мисс Гарбер — и хотя я пробовал пошутить, это вышло не слишком хорошо, по крайней мере, такой была реакция моих родителей. Джейми, однако, смеялась, и я принял это за хороший знак.

После обеда я пригласил Джейми погулять в саду, даже притом, что на улице была зима, и не было ни листьев, ни цветов. После того, как мы надели наши пальто, мы вышли на улицу и вдохнули охлажденный зимний воздух. Я мог видеть, что наши дыхания превратились в облачко пара.

«Твои родители — замечательные люди», сказала она мне. Я полагаю, что она не приняла проповеди Хегберта близко к сердцу.

«Они хороши по-своему», ответил я. «Особенно, моя любимая мама». Я сказал так, не только потому, что это была правда, но также и потому, что это была та же самая вещь, которую дети говорили о Джейми. Я надеялся, что она поймет намек.

Она остановилась, чтобы посмотреть на кусты роз. Они были похожи на искривленные палки, и я не понял того, в чем она заинтересовалась.

«Действительно ли это правда о вашем дедушке?» спросила она меня. «Истории, что люди говорят?»

Я полагаю, что она не поняла мой намек.

«Да», сказал я, пробуя не показать мое разочарование.

«Это грустно», сказала она просто. «В жизни есть вещи дороже, чем деньги».

«Я знаю».

Она посмотрела на меня. «Правда?»

Я не смотрел ей в глаза, когда отвечал. Не спрашивайте меня почему.

«Я знаю, то, что сделал мой дедушка, было неправильным».

«Но разве ты не хочешь исправить то, что он сделал?»

«Я действительно никогда не думал об этом, по правде сказать».

«А будешь?»

Я не ответил сразу же, и Джейми, отвернулась от меня. Она уставилась на кусты роз с их искривленными ветками снова, и я внезапно понял, что она хотела, чтобы я сказал да. Это — то, что бы она сделала без минуты размышления.

«Почему ты так поступаешь?» Я проболтался прежде, чем смог остановить себя, и кровь приступила к моим щекам. «Так, чтобы заставлять меня чувствовать себя виновным. Я не был тем, кто так поступил. Я только родился в этой семье».

Она протянула руку и коснулась ветви. «Но ты же можешь исправить это», сказала она мягко, «когда у тебя будет возможность».

Ее точка зрения была ясна, даже мне, и глубоко в душе я знал, что она была права. Но время того решения, если оно когда-либо сможет осуществиться, было в далеком будущем. Но я размышлял о более важных вещах. Я изменил предмет разговора на тот, в котором я чувствовал себя лучше.

«Нравлюсь ли я твоему отцу?» спросил я. Я хотел знать, позволит ли Хегберт мне видеть ее снова.

На ответ у нее ушла минута.

«Мой отец», сказала она медленно, «волнуется обо мне».

«Не так ли поступают все родители?» спросил я.

Она посмотрела под ноги, затем в сторону, а потом снова на меня.

«Я думаю, что он поступает немного по-другому, чем остальные. Но ты действительно нравишься моему отцу, и он знает, что это делает меня счастливой, когда я вижу тебя. Именно поэтому он позволил мне приехать к тебе домой на обед сегодня вечером».

«Я рад этому», сказал я искренне.

«Я тоже».

Мы смотрели друг на друга под светом полумесяца, и я почти поцеловал ее, но она отвернулась и сказала такое, что выбило меня из седла.

«Мой отец волнует о тебе, также, Лендон». То как она сказала это — было и мягко и грустно в то же самое время. Также давая мне понять, что он волновался не потому, что думал обо мне как о безответственном человеке, или потому, что я имел обыкновение скрываться позади деревьев и называть его нехорошими словами, или даже, что я был членом семьи Картера.

«Почему?» спросил я.

«По той же самой причине, что и я», сказала она. Она не уточняла дальше, и я знал прямо тогда, что она сдерживала кое-что, что она не могла сказать мне, кое-что, что наводило на неё грусть. Но только позже, я узнал ее тайну.

Влюбиться в такую девчонку как Джейми Саливан было без сомнения самой странной вещью, которая когда-либо со мной происходила. Мало того, что она была девчонкой, о которой я никогда не думал до этого года — даже притом, что мы выросли вместе — но мои чувства к ней были совсем непохожи на те, какие были к другим. Это не было похоже на времяпровождение с Анжелой, которую я поцеловал в первый раз, когда я был наедине с нею. Я все еще не целовал Джейми. Я даже не обнимал её, не водил её в кафе «Сесиль» или в кино. Я не сделал ни одной из вещей, которые обычно делал с девчонками, но все же, так или иначе, я влюбился.

Проблема была в том, что я все еще не знал, какие у неё были ко мне чувства.

О да, были некоторые признаки, и я не упустил их. Была Библия — самый важный признак, но было также и то, как она смотрела на меня, когда закрыла дверь в Сочельник, и она позволила мне держать ее руку, когда мы ехали домой с приюта. По-моему, было что-то определенное, и я просто не был точно уверен относительно того, каким сделать следующий шаг.

Когда я, наконец, отвел ее домой после Рождественского обеда, я спросил, будет ли хорошо, если бы я время от времени её навещал, и она сказала, что это было бы прекрасно. Точный её ответ был — «Это будет прекрасно». Лично я не страдал нехваткой энтузиазма — Джейми имела тенденцию говорить как взрослый человек, и я думаю, именно поэтому она ладила со старшими людьми так хорошо.

На следующий день я шел к ней домой, и первую вещь, которую я заметил, была то, что автомобиль Хегберта не был на дороге. Когда она открыла дверь, я знал точно, что не надо спрашивать, мог ли я войти.

«Привет, Лендон», сказала она так же, как и всегда, как будто это была неожиданность видеть меня.

Снова ее волосы были распущенными, и я принял это как положительный знак.