Страница 5 из 12
За реакцией оцепенения кроется множество физиологических эффектов. Необходимо знать, что, хотя тело выглядит инертным, те физиологические механизмы, которые готовят тело к побегу, все еще могут быть «полностью на взводе». Сенсорно-моторно-нейронную матрицу, которая была запущена в действие в момент угрозы, парадоксальным образом бросает в состояние неподвижности или «шока». Когда вы в шоке, ваша кожа бледна, а глаза кажутся пустыми. Ощущение времени искажено. Но внутри этой ситуации беспомощности лежит огромная жизненная энергия. Эта энергия ждет момента, чтобы закончить начатое. Нужно учесть, что очень маленькие дети, как правило, минуют фазу активных реакций и сразу переходят к отключению. В любом случае они нуждаются в нашем руководстве, чтобы вернуться к жизни в полной мере. Более того, многие маленькие дети защищают себя не тем, что убегают, а тем, что бегут к тому взрослому, который является для них объектом привязанности. Следовательно, чтобы помочь ребенку справиться с травмой, необходим взрослый, который воспринимается им как безопасный.
Как этот необычайный прилив энергии и многочисленные изменения в физиологии влияют на нас в долгосрочной перспективе? Ответ на данный вопрос важен для понимания травмы и зависит от того, что произойдет во время и после ошеломляющего события. Для того чтобы избежать травмы, избыточную энергию, активированную для нашей защиты, необходимо «израсходовать». Если энергия не полностью израсходована, она сама никуда не уходит; вместо этого она как бы загнана в ловушку и остается там, создавая потенциал для появления травматических симптомов.
Чем младше ребенок, тем меньше у него ресурсов для самозащиты. Например, если ребенок дошкольного или младшего школьного возраста не может убежать от злобной собаки или дать ей отпор, то младенцы не могут даже согреться сами. Поэтому защита ответственного взрослого, который понимает и удовлетворяет потребности ребенка в безопасности, тепле и спокойствии, имеет первостепенное значение для предотвращения травмы. Кроме того, взрослые часто могут обеспечить ребенку комфорт и безопасность, просто дав ему мягкое игрушечное животное, куклу, ангела или даже фантастического персонажа, которые могут выступить в качестве суррогатного друга. Это может особенно помочь в момент приучения ко сну в отдельной кроватке или комнате, а также в период временной разлуки с родителями. Подобные подручные средства взрослому могут показаться незначительными, однако они могут стать жизненно важными для профилактики психоэмоциональной перегрузки маленького ребенка.
Взрослые, которые получили подобную поддержку в момент проявления своих страхов, подтвердят, что это очень важно. Такой подход значит, что потребности детей в общем и целом замечаются и учитываются. Однако исторически сложилось так, что те самые потребности долгое время позорно сводились к минимуму, если не полностью игнорировались. Возрастной психиатр Дэниел Сигел в своей нашумевшей книге «Развивающийся мозг» (The Developing Mind) обобщает нейробиологические исследования, которые подчеркивают, насколько важны безопасность и защита, предоставляемые младенцам и детям взрослыми. Младенческий мозг развивает свой интеллект, эмоциональную устойчивость и способность к саморегуляции путем анатомо-нейрональной «обрезки и формирования», которая происходит в контексте личных отношений между ребенком и воспитателем. Когда происходят некие травматические события, запечатление (импринтинг) неврологических паттернов резко усиливается. Таким образом, когда взрослые изучают и практикуют простые методики первой эмоциональной помощи, которые мы здесь предлагаем, они тем самым вносят решающий вклад в здоровое развитие мозга своих детей и в формирование их поведения.
Рецепт травмы
Вероятность развития травматических симптомов обусловлена степенью отключения в момент травмирующего события, а также зависит от нерастраченной энергии выживания, которая была изначально мобилизована для борьбы или бегства. В момент травмирующего события этот процесс самозащиты выходит из-под контроля, и детям нужна поддержка, чтобы высвободить образовавшийся заряд. Миф о том, что младенцы и малыши «слишком малы, чтобы на них что-то могло повлиять» или что «это не имеет значения, потому что они ничего не будут помнить», теперь может быть развеян. Теперь мы обладаем фактами того, что новорожденные, младенцы и очень маленькие дети в наибольшей степени подвержены стрессу и травмам вследствие неразвитости их нервной, двигательной и перцептивной систем. Эта же уязвимость присуща детям старшего возраста, мобильность которых ограничена вследствие постоянных или временных ограничений, таких как наложение шины или гипса из-за ортопедической травмы или в целях коррекции. Давайте рассмотрим пример из реальной жизни.
У Джека, одиннадцатилетнего бойскаута и отличника, вскоре после небольшого землетрясения – крошечного толчка по калифорнийским меркам – развилась «школьная фобия». Его родители не видели связи между землетрясением и фобией, находя ее симптомы довольно загадочными. Джек сам был озадачен своим ужасом перед школой. Он рассказал, что недавно перенес операцию на спине и был рад, что боли уже не мучают его и он очень хочет вернуться в школу к своим друзьям. Однако утром он буквально не мог встать с постели: живот скручивало в тугой узел. Застыв, он лежал под одеялом и старался перетерпеть приступ паники. Во время первой из трех сессий, когда мы работали с этим «узлом в животе», сосредоточившись на пугающих ощущениях Джека (а также на его внутренних ресурсах), раскрылась удивительная история. Проявился пугающий образ книжного шкафа Джека, сотрясающегося во время каждого подземного толчка. И все-таки, поскольку книжный шкаф не опрокинулся, что же сделало переживание мальчика настолько травматичным, что заставило его держаться подальше от своих школьных друзей? На протяжении наших дальнейших сеансов все прояснилось.
Когда Джек впервые почувствовал дрожь от землетрясения, он не мог точно предсказать уровень опасности; единственное, что зафиксировал его рептильный мозг, – это сигнал угрозы для жизни. Его нервная система отреагировала на воспринятую опасность в полной боевой готовности, и он продолжал чувствовать панику еще долго после того, как короткая «встряска» закончилась. Сила реакции Джека станет понятной, когда мы узнаем, что в детстве он был в течение нескольких недель закован в гипсовый корсет после операции на спине. Напуганный процедурой, а затем обездвиженный гипсом мальчик был бессилен реагировать на опасности, которые, как он чувствовал, таились вокруг него, как это всегда кажется всем маленьким детям после такого пугающего события. Естественное побуждение бежать было невозможно реализовать: он был фактически парализован, жесткий гипсовый корсет мешал движению.
Когда мозг посылает сенсомоторный импульс, но конечности не могут двигаться (или если само движение может быть опасным, например при покушении на изнасилование или хирургическом вмешательстве), это, скорее всего, приведет к развитию травматических симптомов. Впоследствии они могут проявляться в виде раздражительности, беспокойства, «узла» в животе, онемения и т. д. Когда тело больше не может выносить непосильные для него эмоции, оно впадает в боязливую покорность («выученная беспомощность») – именно это делает любое животное в ситуации, когда активное бегство от угрозы невозможно. Джек взрослел; то, что было ужасающим опытом его раннего детства, в одиннадцать лет казалось забытым, но неожиданным образом напомнило о себе.
Проблема в том, что даже если событие исчезло из сознательной памяти, тело его не забывает. Существует физиологический императив: чтобы организм смог наконец вернуться в состояние расслабленной бдительности, необходимо завершить активированные, но незаконченные сенсомоторные импульсы. Таким образом, даже после того как гипс с Джека был снят, нерастраченная энергия и неврологический «импринт» ограничения в своей мобильности остались в его нервной системе.