Отступники

Каре тоже скучать не приходилось: она попросила у Джона разрешения взять в библиотеке несколько книг. Он было подумал, что она найдёт какие-нибудь магические фолианты, и заранее предупредил её, что подобной литературы в его скромной библиотеке уж точно не сыскать. Однако Кара лишь усмехнулась. Выяснилось, что её интересовали только поэмы и романы. И Джон выдохнул с облегчением. Ещё не хватало, чтобы какая-то мутная девчонка начала в его замке практиковать сложные заклинания.

В конце концов он решил поговорить с ней снова.

Кара сидела в кресле у зашторенного окна; на столе рядом с ней горели свечи, чей свет падал на тонкие пергаментные страницы, покрытые мелким полууставным почерком. В нижней части каждой страницы, под последним абзацем, была нарисована небольшая виньетка. Джон пригляделся, но так и не смог понять, что именно читала его гостья. Это Анна за свои неполные семнадцать успела перечитать, кажется, все книги, что были в крошечной замковой библиотеке Резерфорда. Джон же особой любви к чтению не испытывал, и его несколько удивило, что Кара заинтересовалась его небольшой коллекцией книг.

— Добрый вечер, — улыбнулась она, не отрываясь от книги, и Джон отчего-то застыл у дверей, не решаясь проходить в глубь небольшой комнаты.

— Я подумал насчёт того, что ты говорила… — начал он. — И, допустим, я тебе верю. Допустим, я возьму свой меч, мы пойдём в Конвей и закроем Врата. Но ты должна сказать мне, как долго идти туда и, вообще, в какую сторону-то?

— Я сотворю путеводное заклинание, и оно покажет нам, куда идти, — медленно подняла голову Кара. — Хотя я сама неплохо помню путь. Идти туда… не меньше трёх недель, по крайней мере, я шла столько. Но кто знает, что нас будет ждать на пути. Мы можем дойти быстрее, а можем где-то задержаться из-за непредвиденных обстоятельств. Ты же сам знаешь, как сейчас неспокойно на тракте.

Джон вздохнул. Опять в путь… опять оставлять замок и земли, пусть не столь большие и богатые… опять пропадать где-то, доверившись лишь управляющему и капитану гвардии, положившись на их совесть и порядочность и понадеявшись, что они не продадут Резерфорд потенциальному врагу, как только тот покажется на горизонте.

— Не беспокойся, — словно прочитав его мысли, улыбнулась Кара. — Я наложу на твой замок особый щит. Благодаря ему в течение определённого времени сюда не сможет попасть кто-либо, желающий зла тебе, твоим людям и владениям.

— И ты в том числе? — усмехнулся Джон, и Кара взглянула на него с укором. — Ладно-ладно, извини. В конце концов, я пока ещё точно не решил, согласен я или нет.

— Время не ждёт, — спокойно заметила она. — Но я, впрочем, готова подождать ещё немного.

— Почему бы тебе не взять мой меч и не пойти сделать всё самостоятельно?

— В момент закрытия Врат я буду творить очень сложное и мощное заклинание, — Кара вдруг резко захлопнула книгу, — которое предполагает весьма активную жестикуляцию. А ключом в этот момент воспользуешься ты. Я всё объясню, когда мы окажемся на месте, не переживай.

— Да уж, попробуй тут не переживать… — вздохнул Джон.

— Что ж, если ты так и не смог довериться мне…

Кара вдруг встала, положив книгу на стол, привычно кашлянула, поправила подол платья и зачем-то вынула из подсвечника две свечи.

— Подойди, — позвала она, вглядываясь в пламя.

— Зачем?

— Подойди.

Джон подошёл, и тогда Кара протянула ему одну из свечей — пришлось взять. Крошечный язычок пламени бился на фитиле, с каждым мгновением всё сильнее увеличиваясь в размерах. Ведьма сжимала свою свечу одной рукой, а пальцами другой провела над огоньком, и её глаза вдруг вспыхнули золотом — за год Джон отвык от такого и поэтому вздрогнул. Однако Кара сейчас не казалась пугающей, не выглядела как дитя Преисподней и порождение тьмы. Джон ведь помнил Жанетту — та, даже не творя магию, напоминала оживший труп и казалась самим воплощением зла. Эта же девушка, колдуя, выглядела точь-в-точь как Элет — сосредоточенной и при этом не на шутку увлечённой процессом колдовства.

Кара задрожала, но её пальцы лишь сильнее сжали свечу. На костяшки попало несколько обжигающих капель воска, но она и бровью не повела. Джон же зашипел, когда на его пальцы упала горячая капелька, — это было действительно больно, хотя боль была очень короткой.

В конце концов ведьма заговорила:

— Я клянусь, что не желаю причинить вред ни тебе, ни твоим владениям. Я клянусь, что сказала правду, что целью своей ставлю лишь добро и желание помочь этому миру избавиться от тьмы. Я клянусь, что правда являюсь той, за кого себя выдаю. Принимаешь ли ты мою клятву, Джон Резерфорд?

Она подошла к нему почти вплотную, и он заметил, как сильно она нахмурилась от напряжения и сосредоточения, как плотно сжала и без того тонкие губы, мог поклясться, что даже слышал, как скрипят её зубы… Вряд ли у Жанетты магия отнимала бы столько сил.

Кара приблизила свою свечу к его свече, и их огоньки слились в один. Ведьма внимательно взглянула на Джона, в горящих золотом глазах застыло ожидание и призыв.

— Принимаешь ли ты мою клятву? — повторила она.

До конца не понимая, что участвует в магическом ритуале, Джон набрал в грудь побольше воздуха и громко ответил:

— Принимаю.

***

— Ты уверена, что этот камень пригодится? — спросил Джон, перешагивая через огромную лужу. — Не достаточно ли одного меча?

— Я не знаю… — растерянно протянула идущая вслед за ним Кара — она так задумалась, что наступила во всю ту же лужу, но не обратила на это внимания. — Жанетта знала, что силы Артефакта не хватит для открытия Врат, но он может нам пригодиться.

Они направлялись в фамильный склеп Резерфордов — туда, где была похоронена Элет. Тогда, год назад, Джон так и не смог зарыть её в землю или сжечь, ему казалось, что она заслужила лучшего, хотя бы после смерти. В жизни бедная девушка пережила немало горя и невзгод, её обманывали и предавали, ею манипулировали, а она, в свою очередь, всегда была очень добра, всегда старалась помогать людям и не пускать в своё сердце ни тени зла. Элет не заслужила столь ранней и несправедливой смерти, и тогда Джону казалось разумным хотя бы похоронить её достойно. Да и сейчас, спустя время, он не жалел о том, что сделал.

Он помнил, как на пиру в честь зимнего солнцестояния у лорда Хидельберга один из соседей Джона, сэр Говард, явно перебрал вина и как бы невзначай заметил, что сэр Резерфорд опорочил свой фамильный склеп, похоронив там шлюху, подобранную им во время своих странствий. Джон до сих пор не понимал, как ему удалось сдержать себя и не вонзить Говарду кинжал в глаз. Вместо этого он слабо усмехнулся и сказал, что похоронил там вовсе не шлюху, а свою законную жену, с которой заключил брак в Атолезе — так, кажется, назывался городок, где жил отец Маор… Именно он и стал свидетелем их клятв Господу в вечной любви и верности и теперь легко может это подтвердить. Джон знал, что Говарду вообще-то нет до личной жизни соседа никакого дела, что искать священника в Атолезе он не будет и что отец Маор в случае чего обязательно поддержал бы ложь Джона.

Они с Карой осторожно спустились в старую фамильную усыпальницу, освещая себе путь двумя факелами. Внутри было темно, холодно и сыро, в углах висели клочья серой паутины, а сами пауки изредка давали о себе знать, проползая по стенам и потолку. Вдалеке что-то капало, но в целом здесь было тихо и несколько жутко. Жутко даже Джону, который последний год посещал фамильный склеп чаще обычного. Он чувствовал, как в горле встал невесть откуда взявшийся ком, как сердце заколотилось сильнее, как задрожали ноги, заставляя его замедлить шаг… Мельком взглянул на Кару — она испуганной не выглядела.

— Она дальше, — Джон кивнул на плотны, вязкий сумрак склепа, — рядом с сестрой.

Кара понимающе кивнула.

— Мне так жаль, — повторила она, и Джон, как ни старался, так и не расслышал в её голосе притворства. — И сестру, и… — Она не договорила, видимо, так и не поняв, кем была Элет Джону.