Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 15

– Какой мужик?

– Ну, Громозека. Ты, наверное, его не знаешь. Приезжий. Но уже обосновался здесь на постоянку. Взял здесь в аренду землю, работает. Что-то выращивает. Лошадей развел. Богатый. Но злой.

– Злой? – удивилась Рита.

– Его все боятся.

– Даже ты? – не поверила подруга.

– Я с ним не сталкивался. Не пересекался. Мне до него дела нет. В селе слух ходит, что он жену грохнул.

– Ужас какой. Это правда?

– А я откуда знаю? Я ж не следователь. Бабки судачат, что была жена, а теперь нет ее. Дети его боятся. Ходили, просили, чтоб на лошадях покатал, а он им такие страшилки наговорил, что они теперь к нему ни ногой. Теперь боятся персики воровать.

– Так ведь это хорошо.

– Чего хорошего? Всю жизнь воровали, а теперь боятся.

Рита спорить не стала. Они как раз обошли глухой забор, и вышли к кованым воротам, объединяющих два двора.

От маленького переселенческого домика не осталось ни одного камня, ещё при прошлых хозяевах, но это преображение превосходило все позволенные фантазии. Дом увеличился, к старому пристроили комнаты, но ни один стык не выдавал недавние строительно–монтажные работы. На месте старого стоял огромный двухэтажный дом с широкой многоступенчатой лестницей к главному входу. Балясины каменные – колонны Исаакиевского дворца в миниатюре. Дворик был по-хозяйски ухоженным, ни соринки, ни травинки. На заднем плане виднелся крытый бассейн, рядом деревянная баня.

Удивительно для сельской местности. Нет, конечно же бани есть почти в каждом дворе, а вот бассейн – это настоящая роскошь, присыпанная европейским стилем и избалованностью, несвойственным местному коренному населению.

Двор без признаков огорода, сада, курятника и свинарника. Газон с нежной молодой травой, тропинки из плиточки выложены в плавных формах, мягко обходя вечнозеленые деревья. И огромные высокие кусты пионов.

Рита пришла в восторг, открыла рот и охнула.

Пионы – нежная слабость Риты. Ни к одним цветам она не относилась так трепетно и романтично.

Рита стояла, бескультурно заглядывая в чужой двор, и любуясь чужой клумбой.

– А вот и ваза?

Ромка вывел её из примитивного любования живыми цветами своим возвышенным желанием спасти букеты срезанных цветов.

– Что? – не поняла Рита.

Ромка тыкал пальцем сквозь прутья кованых ворот, показывая на массивный вазон, стоящий на крыльце двухэтажного красивого дома.

– Сейчас я ее достану – заявил он.

– В смысле, достану? – не поверила она своим ушам.

– Держи – он всучил ей в руки букеты и прошмыгнул в открытые ворота.

– Ты куда?

– В случае опасности свисти.

– Ромка…

– И не отсвечивай здесь.

– Вернись, сейчас же.

– Я выйду, свистну.

– Свисти, когда тебя собаки покусают – предложила безжалостно Рита, уходящему во двор Ромке.

Он приложил палец к губам, юркнул между сосной и туей и скрылся.

– Супер – возмущенно устраивая букеты на кованую лавочку в одном стиле с воротами и садясь рядом, пробубнила она – ждет меня Петровка, тридцать восемь. Дожилась.

За ее спиной послышались топот медведя, заросли расступились, и из них вылез Ромка, точнее пока только его голова.

– Бу – напугал он.

Рита снисходительно напугалась (сделала вид) и потребовала:

– Вылезай оттуда.

– Не могу, мне ваза нужна.

Объяснять ему, что это не ваза, а вазон, и скорей всего тяжелый, как мешок цемента, она не стала. Предупредить она, конечно, могла, но не видела в этом толк. Раз уж подвыпивший человек решил чего-то добиться, он будет пытаться это делать. Не факт, что добьется.

Заросли сошлись, и Ромкина голова исчезла, точнее он весь. Но ненадолго.



Послышался голос:

– Рит, – шептал Ромка – Ритка.

– Чего тебе? – не оборачиваясь, поинтересовалась она.

– Ты на стреме?

– Ну и сленг у тебя – кислым голосом заметила она.

– Чего?

– Три судимости за плечами?

– Чего?

– Ничего. – Она махнула в его сторону рукой и двинулась вдоль забора, думая, что будет делать Ромка при встрече с хозяином вазы, точнее вазона.

В день последнего звонка в школе на летние каникулы в клубе открывалась дискотека. Только на выходные и до двенадцати ночи. Вот только обидно, что всех отпускали из дома до одиннадцати. Но никого же это не останавливало. Утром Рита говорила бабушке, что пришла в пять минут двенадцатого «Прости, я больше так не буду, опоздала всего на пять минут». Бабушка верила или делала вид. И на следующий вечер отпускала на дискотеку.

На следующий день и последующий месяц все повторялось. Но однажды бабушка не заснула вовремя, то есть сразу после вечерних новостей, и дождалась Риту в половине первого. Не отходя от кассы, отругала и пообещала больше не быть доброй и запереть на замок на все оставшееся лето. Рита с самого утра стала подлизываться к бабуле, вымаливать прощение и обещать не повторять свою ошибку. К вечеру бабуля сдалась.

Это сейчас Рита понимает, что бабушка сразу знала, что не станет исполнять свои обещания, но для пущей грозности и убежденности, а также видимости своего строгого характера и жесткости в воспитании, держала марку. В тот вечер она разрешила погулять с подружками до десяти часов.

До десяти!? Ужас! Кошмар! Позор! Стыдно признаться. Лучше вообще не идти.

Но делать нечего, решила не испытывать судьбу и бабушкино терпение. В полдесятого распрощалась и отправилась домой.

По дороге из клуба ее догнал Ромка с Виталькой Рыжовым, объявили, что проводят до дома. Летний вечер. Еще малышня во дворе многоэтажки носится. В переулке возле дома бабки Игнатовой (соседки Виталика Рыжова), парни остановились и заявили:

– Клубники хочешь?

Рита не успела ответить, как двое одноклассников перескочили через забор и устроились возле него с другой стороны. Ползая на корточках, они срывали и грызли клубнику. Именно грызли. Хруст стоял на пол округи.

– Я ее еще днем, через забор заприметил – шептал Виталька. – Бабка Игнатова ее поливала, клубника шикарная. Да, Ромка?

– Да, вкусная – согласился друг и выругался – блин. Что это такое? Хрум, хрум.

– Хрум, хрум, фу, гадость. Но сладкая. Да?

– Да, хрум, хрум. Вкусная. Тьфу. Противно. Ритка, держи – Ромка протянул руки сверху забора и передал ей горсть клубники.

Рита взяла, но есть не стала. Ее насторожили звуки и реплики друзей с огорода Игнатовой.

Она дождалась, когда они, как кузнечики (в данном случае, как саранча) перескочат через забор, и продолжили путь домой. Она прижимала к груди руки, несла клубнику.

– В зубах застряла – сообщил Виталька – До сих пор на зубах скрипит.

– А я десну поцарапал – пожаловался Ромка.

– Что вы ели? – в недоумении поинтересовалась Рита.

– Клубнику – в один голос ответили парни.

– Бабка Игнатова какой-то сорт вывела. Сладкая. Ничего не пойму – цыкая языком по зубам, сообщал Ромка.

Они как раз подошли к единственному в проулке уличному фонарю, и Рита посмотрела в свои ладошки на клубнику, усиженную маленькими домиками улиток. Это они хрустели на зубах и царапали десна. Она прикрыла глаза, и, стараясь скрыть улыбку, сообщила:

– Отличный сорт – улиточный.

– Улиточный? – не понимали парни.

– Клубника с улитками – пояснила Рита, стараясь не рассмеяться в голос, показывая парням свои ладоши с салатом из клубники и улиток.

– С кем? С улитками? – Виталька осознал меню ужина из огорода бабки Игнатовой, отвернулся и сплюнул на обочину.

Ромка последовал его примеру, вспоминая:

– Ну, да. Конечно. Клубника вон какая крупная сладкая. Улитки наползли. А мы же не видели. Там темно. Срывали и в рот.

– Бедные – не удержалась и прыснула смехом Рита.

– Да, болеть будет долго – пожаловался Ромка.

– Да, не вы, бедные. Бедные улитки.

Она смеялась звонко и заразительно, что парни тоже стали смеяться, перебивая друг друга, рассказывать ей, как ползали вдоль грядок клубники, наощупь выискивая самые крупные. Срывали и, не дунув, не протерев, закидывали в рот. И не понимали, что это за сорт такой, мясистый с привкусом ракушки.