Страница 9 из 13
– Ладно, так и быть, поживите у меня. Не оставлять же такого красавца на улице.
Я обернулась, чтобы поблагодарить старушку, которая привела нас сюда, – но ее не было видно.
– Заходите, – проговорил хозяин. – Что ж на улице-то стоять… холодно на улице.
Он развернулся и вошел в дом.
И вы не поверите – Ося потрусил за ним, преданно заглядывая в глаза…
Я завершала эту процессию.
Войдя в дом, я спросила мужчину:
– А кто та старушка?
– Какая? – Он удивленно покосился на меня.
– Ну, та, которая меня к вам привела?
– Да никто вас не приводил, – ответил он безапелляционно. – Вы одна пришли.
– Как? – Я чуть не поперхнулась от удивления.
Ведь без той старушки я бы ни за что не нашла его дом… и она его явно хорошо знала – назвала его Васей и говорила, что рассердится, если он не сдаст нам комнату…
Но если он не хочет об этом говорить – значит, у него есть на то какие-то свои причины.
– Меня, кстати, зовут Василий, – сообщил он, проходя через полутемные сени.
Я хотела сказать, что уже знаю, но прикусила язык. Черт его знает, в какую игру он играет, но если ему так нравится – пусть его… мне нетрудно подыграть. Сказала же та старушка, что он чудной.
– А меня – Лиза… – представилась я в ответ. – Елизавета, если полностью…
– Вот и познакомились.
Мы прошли через короткий полутемный коридорчик, куда выходило несколько дверей. Еще здесь была крутая деревянная лестница, ведущая на второй этаж.
Хозяин открыл одну из дверей и остановился посреди большой светлой комнаты.
Здесь был диван, обитый пестрой ворсистой тканью, круглый стол, накрытый плюшевой скатертью, на которой стояла ваза с букетом из сухих листьев, пара венских стульев, этажерка со стопкой старых пыльных журналов и книг.
– Вот здесь вы можете жить, – проговорил хозяин, с долей смущения оглядев эту комнату. – Если вас устроит.
– Устроит, устроит, конечно, устроит! – обрадовалась я. – А сколько нужно платить?
– Да нисколько, – он махнул рукой. – Еще не хватало за это старье деньги брать…
– Но так нельзя… – запротестовала я.
Мне приходилось слышать, как девушки снимали подозрительно дешевые комнаты у одиноких мужчин, а хозяева потом требовали у них определенных услуг.
– Ну, если хотите, можете платить столько, сколько считаете нужным. Столько, сколько вам нетрудно.
И опять мне это не понравилось… Вот не люблю я этого, предпочитаю, чтобы сказали прямо, чего и сколько. А то потом заплатишь и будешь думать: не то мало – и человек недоволен, не то много – и тогда я буду расстраиваться, что переплатила. Когда мама болела, ужасно я намучилась с врачами и сиделками, некоторые не могли сразу назвать сумму, а когда я отдавала деньги, то поднимали брови в изумлении – что, это все? Ой, не надо про маму сейчас думать, а то вспомню, расстроюсь, а мне нужна ясная голова.
А этот тип тут еще добавил:
– Только у меня будет к вам большая просьба… даже, пожалуй, требование…
Ну вот, напряглась я, сейчас он и выдаст… выдаст такое, что нам снова придется искать жилье…
– И какая же просьба? – осведомилась я напряженно.
– Вы можете ходить по всем комнатам в доме, но я очень прошу… я запрещаю вам открывать вот эту дверь! – Он выглянул в коридор и показал на дверь справа от входа.
– Да я никуда не собираюсь ходить, кроме этой комнаты! – выпалила я с облегчением. – Мне ее вполне хватит. И Оська тоже не будет ходить.
– Нет, вы можете по всему дому ходить, если захотите, но только не в ту комнату… – повторил он настойчиво.
– Конечно-конечно! – Я замахала руками. – Вы хозяин, как скажете – так и будет!
– Собаку можете оставить, когда за вещами пойдете, – он скупо улыбнулся, – пускай во дворе побегает.
– Но у меня нет… – Я запнулась, но взяла себя в руки. – Да-да, конечно, но лучше я потом, сейчас очень устала…
Если я скажу, что у меня нет вещей, это вызовет подозрение. А мне нужно продержаться в этом доме хотя бы несколько дней, потом я уж как-нибудь определюсь.
– Скажите, а есть здесь поблизости магазин? – Я решила сменить тему. – Мне бы продуктов купить.
– Ну… – он скупо улыбнулся, – магазин-то есть, только он уже закрыт. Да и нет там ничего. Туда только за хлебом ходят, а как хлеб кончается, продавщица его и закрывает, чтобы зря не сидеть.
И, видя мое расстроенное лицо, он добавил:
– Вы можете чаю попить на кухне и что найдете, то и ешьте.
И мы с Оськой отправились на кухню. Скажу сразу, я ожидала худшего. Думала, что, как у всякого одинокого мужчины, у этого Василия на кухне был жуткий бедлам, но все оказалось не так страшно. Кухня была большая и довольно светлая. Стоял там стол, покрытый выцветшей, но чистой клеенкой, три табуретки, очень крепкие, на одной была бирка «144-я военчасть». Еще на кухне была дровяная плита, на которой, как на столике, стояла обычная газовая плитка на две конфорки. Рядом стоял грязноватый электрический чайник. А одну стенку занимал старинный буфет – огромный, в три этажа. В самом верхнем стояли пузатые рюмки и граненые стаканчики, про которые бывший мой сосед дядя Гриша, помнится, пел, будучи в подпитии: «Стаканчики граненые упали со стола, упали и разбилися, разбита жизнь моя!»
После чего обязательно бросал граненый стакан на пол, а потом поднимал целый и говорил, что и в песне тоже все врут.
В средней части буфета я нашла разномастные чашки и довольно непрезентабельные тарелки, на которых было написано «Общепит». Там же стояла сахарница с отбитой ручкой и коробка с чайными пакетиками. Все остальное место занимали пачки лапши быстрого приготовления – я так поняла, что хозяин этим и питался. Внизу буфета находились кастрюли и парочка закопченных сковородок.
В самом углу кухни притулился старенький холодильник. Я открыла его без надежды на успех и нашла там полбуханки зачерствелого, но все же не плесневелого хлеба, два яйца и банку варенья. Судя по аккуратной бумажке, перевязанной ниточкой, варенье хозяину кто-то подарил, не иначе та старушка принесла.
Себе я поджарила яичницу, Оське развела лапшу. Он понюхал содержимое миски и уставился на меня с немым удивлением: что ты мне подсовываешь? Как ты вообще себя ведешь? Ты что, забыла, что должны делать приличные хозяева? Они должны насыпать в миску до краев сухой корм или же класть туда кашу с кусочками мяса или фаршем. И уж потом нужно выдать собаке косточку из супа. Лучше сахарную, но мосол тоже сойдет.
– Ишь, размечтался! – фыркнула я. – Откуда я тебе тут все это возьму? Завтра куплю, а сейчас лопай что дают!
Оська понял, что я не шучу, и съел лапшу, при этом морда его выражала нешуточное страдание.
Варенье оказалось из сливы. Я намазала его толстым слоем на хлеб, было очень вкусно. Я съела три куска, после чего наскоро прибрала за собой. Хотела поблагодарить хозяина, но его не было видно.
Оказавшись в своей комнате, я первым делом проверила дверь.
Мои подозрения оправдались: она закрывалась изнутри на хлипкую задвижку, так что открыть ее ничего не стоит.
Но тут Оська перехватил мой взгляд и рыкнул успокоительно: мол, какая задвижка, подруга? Ведь я с тобой, а значит – мимо меня ни одна самая хитрая муха не пролетит! Да что там муха, ни одному комару я не дам самого малого шанса!
И в подтверждение этой мысли он улегся на пороге нашей комнаты.
Ну да, чего я боюсь с таким сторожем?
Тут я почувствовала, что вот-вот упаду без сил. И правда, день выдался на редкость тяжелый…
Хозяин выдал мне стопку постельного белья (к моему удивлению, оно было чистое, и хотя, естественно, неглаженое, но пахло свежестью – наверное, сохло на улице, на свежем воздухе).
Из последних сил я постелила на диване, разделась и легла…
И заснула в ту же минуту.
Мне снилась огромная полноводная река, которая медлительно, величественно, лениво катила свои желтоватые воды среди поросших тростником низких берегов.
К берегу этой реки медленно, торжественно шла странная процессия. Составлявшие ее люди были одеты в длинные развевающиеся одеяния – как они называются? Хитоны?