Страница 24 из 50
— Забудь, она просто за нас рада.
Надя покачала головой, думая, что не всё так просто. Но Яр поднял её на руки и отнёс в спальню.
Часть 21
Яр проснулся. Удивился тому, что в кровати один. Шторы наглухо закрыты, и рядом нет ни Нади, ни кота Людовика. Темно так, что сходу и не определишь, утро сейчас или уже день. Дверь плотно прикрыта. Он обычно её вообще никогда не закрывал. Включил лампу на прикроватной тумбочке и посмотрел время на экране телефона. Аж полдвенадцатого утра.
Несмотря на бурную ночь, Яр чувствовал себя выспавшимся и совершенно бодрым. С Надей они договорились, что к её бабушке с дедом пойдут вместе, а значит, она должна быть где-то рядом. Ну не могла же уйти куда-то не предупредив! Натянул джинсы на голое тело и вышел из спальни. На кухне хлопотала Надя, одетая лишь в его футболку, а у её ног крутился Людовик. Теперь всё встало на свои места.
— Проснулся, Ярка? — с улыбкой произнесла девушка. — Давай в душ, пока я блины допеку.
— А ты? Может, со мной?
— Вдвоём мы не поместимся, и я уже там была. Сейчас ещё постельное в стиралку засуну, чтобы скрыть следы ночных преступлений. — Она скорчила смешную рожицу, а Яр обнял её и поцеловал, сначала еле прикасаясь к губам, потом более чувственно.
Блин не выдержал такого невнимания к своей персоне и сгорел, кухня наполнилась мерзким запахом. Надя схватила сковородку и отправила содержимое в ведро.
— Ярка, дай приготовить завтрак, а то мы голодными останемся!
— Хорошо, я в душ.
Следующий блин тоже чуть не сгорел, потому что Надя залюбовалась хорошо сложенной фигурой парня под струями воды. Стенки душевой кабины, находящейся здесь же, в кухне, были почти прозрачными.
Пока он плескался, она успела закончить с блинами и накрыть на стол.
Яр ел и нахваливал, улыбался, сдабривал блины густыми домашними сливками и вареньем и снова нахваливал.
— Надь, ты ко мне переедешь? — спросил вдруг он прямо посреди завтрака. Уж больно не хотелось отпускать ему Надюшу. Как сейчас, вместе, всё хорошо и правильно. И Яр был уверен, что именно так должно быть сегодня, завтра и всегда.
— Конечно, перееду. И кажется, это случится даже раньше, чем ты думаешь. Но, Ярка, ты плохого только не мысли. Я с тобой, потому что я тебя люблю. И это единственная и самая важная для меня причина.
— Да я и не думаю, знаю, что любишь. Меня так никто не любил, как ты. И я никого так не любил. Расстаться на минуту с тобой и то страшно. Уедешь в понедельник, а я затоскую, на луну выть стану.
Они рассмеялись оба одновременно, обнялись, их губы встретились, а нежность и возбуждение охватили тела.
Если честно, после того что между ними сейчас произошло, Яру никуда идти не хотелось. Но визит к бабушке с дедом был просто необходим, и как только Надя убрала со стола и закинула постельное бельё в стирку, они собрались и пошли, правда ещё заглянули в «Магнит», купили конфеты и торт.
Надежда Владимировна, как всегда, приветливо встретила, поздравила, обняла Ярослава как родного, провела в комнату и познакомила с сыном.
Тот руку протянул для пожатия, назвался Дмитрием Арсеньевичем, ухмыльнулся, разглядывая Яра.
— Кем работаете, юноша? Судя по рукам, работа у вас не пыльная.
— Работа нормальная, главное — любимая, врач я, — спокойно ответил Яр.
— Хорошо Надька пристроилась. Врачи-то у нас неплохо берут, нуждаться не будет. А то мать разнылась, как она тут одна, не могу оставить внучку. Внучку ли, вот в чём вопрос.
— Вы думаете, что вопрос именно в кровном родстве? Или в восемнадцати годах, прожитых вместе? Ваши родители её с рождения воспитывают, любят. А от любимого человека отказаться невозможно. Я как понял, вы уезжать собрались?
Яр говорил спокойно и твёрдо, хотя внутри всё кипело от обиды за Надю.
— Да, дом продадим и поедем. Родителей я забираю. Они уже старые, вон отец инфаркт перенёс. Это ж не шутки. А я с ними теперь, позабочусь как смогу.
Яр перевёл взгляд с Дмитрия на Арсения Петровича, тот молчал, разглядывая невидимую соринку на полу. Потом поднял глаза на Ярослава.
— Не суди, сынок, мать так решила, столько лет тосковала, пока он глаз не казал, а теперь… Ай! — Он безнадёжно махнул рукой. — Не дадут мне умереть дома. Хотя какая разница где. А ему, — он снова покосился на Дмитрия, — не мы, а деньги от продажи нашего дома нужны. Зажились мы с Надей на этом свете, не могут дети наследства дождаться. Он же что учудил, он у Вовки отказ от своей доли взял. Представляешь, Ярослав Андреич? Так ведь тот про дочь не вспомнил. Бумаги честь по чести справил. Продадим дом, и внучка голая останется. Нельзя так, ирод!
Он показал сыну кулак и схватился за сердце.
— Не беспокойтесь вы за внучку, она теперь со мной. По весне строиться начнём. Участок у меня большой, дом поставим добротный, всё хорошо будет. В гости к вам приедем. Куда вы собрались-то?
— На твою зарплату только строиться, — с недоверием проговорил дед. — Или отец поможет?
— Да, обещал помочь. Он надумал и себе тут дом взять. Типа дачи. Детей на воздух вывозить.
— Воздух — это хорошо, у нас в Солнечногорске воздух богатый. Лес, озеро — что ещё надо. А мы с матерью очень далеко едем, вот так-то, Ярослав Андреевич, пешком не дойдёшь через всю страну. Приморский край место то называется. Но я там не задержусь. Береги внучку. Обидишь — откуда угодно достану.
— Не обижу.
Дед внимательно смотрел Яру в глаза, будто пытался увидеть его душу, потом пожал плечами и произнёс:
— Верю.
Дмитрий в очередной раз ухмыльнулся.
— Нет, я всё же не понимаю. Я отслужил столько лет, мотался по гарнизонам, наконец ушёл в отставку, приехал за родителями, собираюсь дом большой покупать, чтоб всем жить вместе, бизнес у меня, жена, дети, внуки. Ваши правнуки, между прочим. А они вцепились в какую-то девчонку, которая, как оказалось, им вообще никто. Она не дочь моего брата, его бывшая в этом призналась, а они не верят. Что вам она? Ну, дайте ей денег на учёбу, и всё. Вы свой долг перед неизвестно кем выполнили. Тем более что замуж она собралась. Пусть выходит и будет счастлива. Жених вам с матерью по душе. В чём проблема? Что вы ноете на пару?
— А потому что сердце болит, Димочка! — дед по подлокотникам кресла ладонями стукнул. — Потому что не в родстве дело, а в том, что с первого крика она вот на этих руках. И шаг первый у меня на глазах, и кашей я её с ложки кормил, и мальчишек гонял, что сиротой её дразнили. Потому что она, а не ты, ко мне в больницу прибегала и умоляла жить. А теперь я её оставляю. Не по-людски это.
— Хорошо, отец, давай отменим сделку с домом, и оставайтесь с ней. Только она всё равно замуж выходит. К мужу она уйдёт, уже ушла. С ним же ночевала. Ты что, думаешь, она с ним, — он показал на Ярослава рукой, — нянчиться с вами станут и последний стакан воды поднесут? А если в Москву уедут, как вы тут одни? Со мной жить будете — звоните своей Наде, пишите письма, общайтесь, пусть в гости она с мужем приезжает, я же только за. Но живите со мной, с сыном родным! Господи, неделю одно да потому изо дня в день. Вещи ваши упаковали, контейнер заказали, покупатель есть — и вдруг опять начинается.
— Как упаковали, так и распаковать можно. Не кричи на отца! Куда в отпуск ездил каждый год? К тёще? Сюда нос не казал, а теперь о родителях вспомнил да у Вовки отказ от доли наследства взял? Не мы тебе с матерью нужны, а деньги с продажи дома!
— Ну так оставайтесь. Сейчас билет закажу и улечу один.
Яру совсем не хотелось присутствовать при внутрисемейных разборках, свидетелем которых он оказался. Трудно тут судить кто прав, кто виноват. И сын, может, из добрых побуждений за родителями приехал, и в Арсении Петровиче, возможно, говорит старость и нежелание перемен, да и любовь к внучке. Пусть и не внучка им с Надеждой Владимировной Надя, но они её любят.
А ещё он подумал, что такие волнения нежелательны после недавно перенесённого инфаркта и шунтирования, а потому поспешил уверить Арсения Петровича в том, что зря он волнуется, что летом в отпуск приедут они с Надей навестить стариков в Приморский край. Обещал звонить часто и всё про их жизнь рассказывать.