Страница 14 из 21
Мама, конечно, смеялась. Кыш, почувствовав, что всем весело, так и носился по квартире, а мне было не до смеха, когда я вспомнил, что должна прийти Вета Павловна жаловаться на мою дисциплину. После этого папа сразу перестанет гордиться своим сыном, и сегодняшняя заслуга перед человечеством мне не поможет.
Но Вета Павловна всё не приходила.
Я последний раз вывел Кыша во двор. Гера на этот раз прогуливалась с братом Рудика – военным лётчиком. Она рявкнула, увидев Кыша, и он её тут же усмирил.
– Если б ты знал, – сказал я папе перед сном, – как я ненавижу этих проклятых, злющих немецких овчарок! Ты сам мне читал, как они кусали пленных в лагерях и до самой смерти затравливали беглецов! Ненавижу!
– Ты брось эти штучки! – сказал папа. – Собаки здесь ни при чём. Это их хозяева во всём виноваты. Приучают собак к подлости – они и будут подлецами. Для них травля беззащитных пленных становится охотой. А ты почему возненавидел овчарок?
Я промолчал. Папа сам приучил меня к тому, чтобы не жаловаться.
– А что ты скажешь о псах-героях, которые взрывали эшелоны с фашистами, выносили раненых из боя?.. Находили и находят краденое… Овчарки водят на улицах слепых… Нянчат детей… Всё дело в воспитании. Рудик испортил Геру, потому что сам бесчестен и труслив… И смелой преданности в Гере ни на грош! Настоящий пёс умрёт, а защитит хозяина. Вот так… Теперь представь, что ты поехал туристом в Альпы. Вдруг метель. Ты сбился с дороги, замёрз как цуцик и подумал: «Каюк! Прощай, родимая турбаза! Прощайте, папа и мама!» Тут ты ещё попал под лавину снега. Каюк, и всё! Но люди послали по твоему следу огромного сенбернара. И он нашёл тебя. Ура! А на груди у него мешочек, а в мешочке бутылочка… э-э… чая… Ты глотнёшь глоточек горячего чая, согреешься, прижмёшься к тёплому мохнатому псу, заплачешь от счастья и поклянёшься до конца своих дней его не забыть. А ведь этого пса могли натаскать на ограбление путников. Так что брось эти штучки – ненавидеть породу овчарок, если Гера тебя обидела. Она здесь ни при чём. Хозяин виноват во всём. И учти: Кыша нужно воспитывать, а не играть с ним, как с котёнком. Он должен быть смелым, преданным, честным и весёлым. А как он будет смелым, если ты сам трусишка? Ты маленький – значит, будь удаленьким!
Папа не добавил: «Как я», но я и так понял, что нужно никого не бояться, как он.
– Вопросы есть? – спросил папа.
– Ты задолжал мне ответ про пигмеев, – сказал я.
– Это африканское племя. Ростом они малы, вроде нас с тобой, но зато как рыба в воде чувствуют себя в лесу. Путешественники самого лучшего о них мнения.
– А чем они питаются?
– Охотятся на зверей. Очень любят вкусные корни и кузнечиков.
– А ты бы съел кузнечика?
– Мы с Сергей Сергеевым во время войны змею съели. Есть ещё вопросы?
– Я всё не пойму, почему вдруг дядя Сергей Сергеев стал предателем вашей дружбы. Взяли бы и помирились.
– Никогда! – вдруг вскрикнул папа и заходил по комнате. – Лучшему другу воткнуть нож в спину! Вовек не прощу!
Глава 28
Засыпая, я представил, как я поднялся высоко-высоко в горы Альпы и вдруг разбушевалась метель. Свист… Тьма-тьмущая… Вернее, тьма снежная… И тут ещё какой-то сугроб обвалился на меня. Я струсил, выбился из сил и сказал сквозь слёзы:
«Прощай, родная турбаза! И мама! И папа! И Кыш! И Снежка! И Вета Павловна! И даже завуч! Все прощайте! Каюк!»
Но тут ко мне неожиданно подбирается овчарка Гера. Я обрадовался, обнял её, вынул из мешочка горячую бутылку, глотнул чайку и сказал доброй спасительнице Гере:
«Клянусь, я тебя никогда до конца своих дней не забуду!»
И Гера помогла мне добраться сквозь метель до родной турбазы…
Ночью я проснулся оттого, что за стеной два раза громко вскрикнул папа. Я на цыпочках подошёл к спальне.
Папе, наверно, приснилось что-то страшное. Он вдруг заворочался и заговорил во сне:
– Проверь вакуум! Каждый винтик проверь! Следи за приборами! Я не могу быть не прав! Я всегда прав! Никто точней меня не знает, сколько дней осталось до зарплаты!..
Глава 29
Я пошёл спать и утром спросил у папы, сколько дней осталось до зарплаты.
– Не знаю, не считал, – удивился папа. – Зачем тебе?
– Нужно, – ответил я и подумал, что папа просто похвалился во сне.
А может быть, точно так же он кажется себе во сне во всём правым, а на самом деле виноват и поэтому настроение у него серое?
– Я слышал, как ты во сне говорил про вакуум, – сказал я.
Папа схватился за голову. Он был в ужасе.
– Не смей никому рассказывать. Я всю жизнь боялся выболтать во сне военную тайну! И вот на́ тебе! Свершилось!
– Митя! Не забивай с утра голову ребёнка чепухой! – сказала мама. – Он же на уроках будет думать о военных тайнах и этом дурацком вакууме!
Я хотел спросить, что такое вакуум, но пошёл прогулять Кыша, чтобы папа в это время побрился электробритвой.
Он включил её, как только захлопнулась дверь, но Кыш поднял лай и ни за что не хотел уходить из подъезда.
Я взял его на руки, но он вырвался и ещё бешеней залаял, как будто по глупости мы не понимали грозящей нам опасности, а он, Кыш, всё видел и понимал.
Конечно, при этом проснулись соседи, выглянули из квартир и стали меня ругать.
Лаял Кыш недолго: папа догадался выключить бритву.
Но эти секунды показались мне часами.
– О собаках тоже пора поставить вопрос на товарищеском суде, – сказал кто-то.
Я спорить не стал и вывел Кыша на улицу.
– Ты понимаешь, что если ещё будешь будить соседей, то попадёшь под товарищеский суд? И я вместе с тобой! Ну что тебе эта бритва? Плюнь ты на неё! Нашёл себе врага! Забудь!
«Рр-ав! И не подумаю забывать! Я всех защищу от этого большого жука! Рр-ав!»
Глава 30
По дороге в школу я встретил Снежку. На ней был красный плащ с капюшоном и белые ботики.
«Это, пожалуй, красиво», – подумал я.
– Слушай, а почему ты не здороваешься? – сказала Снежка. – Я хочу, чтобы ты говорил мне «доброе утро» и «всего хорошего». Я нарочно тебе навстречу шла. Я тебе вопрос задам. У меня есть кошка Цапка. Ей три года. Знаешь, сколько она денег проела за это время, если съедает в день тридцать копеек?
– Сколько? – спросил я.
– Вот это надо подсчитать. Рыбка, молочко, колбаска. Твой щенок ещё больше проедает.
– Тебе что – жалко?
– Ни капли, просто интересно. А мы не умеем считать, – пожалела Снежка.
– Ну, раз не жалко, то пойдём после уроков к моей маме. Она на вычислительной станции работает. Тут недалеко, – предложил я, обрадовавшись, что Снежка не жадина для своей кошки.
На двух уроках в этот день мы с ней не получили ни одного замечания. А в конце второго урока я вдруг вспомнил, что папа велел мне никогда не трусить, и решил, не откладывая дела на неделю, принести в школу Кыша. Раз проиграл, значит надо выполнить Снежкино желание.
Представлять, что из всего этого получится, мне не хотелось. И без представления было страшно. По-моему, никогда мне не было так страшно.
Ещё не прозвенел звонок, а во рту у меня стало кисло, и в ногах появилась противная слабость.
«Вот и настал тот самый момент, когда надо проявлять смелость, – подумал я, услышав звонок на большую переменку. – А то какая же смелость, если ни капли не страшно?»
Ничего не сказав Снежке, я сбегал домой. Кыш вел себя хорошо, потому что перед уходом в школу я достал с полатей свои старые игрушки и надувного крокодила и дал Кышу поиграть. Пингвин со свистком так ему понравился, что он даже не бросился мне навстречу. Кыш сжимал зубами резинового пингвина, который при этом посвистывал, и раздумывал, что это означает.
– Пойдём в школу. Только быстрей, а то опоздаем, – сказал я, погрузив Кыша в здоровенную сумку из-под картошки.