Страница 15 из 17
Сергей Прудников
Родился в 1982 году в городе Кызыле. Окончил исторический факультет Красноярского педагогического университета. Жил в Красноярске, Петербурге. Журналист. Публиковался в журналах «Дружба народов», «Октябрь», «Юность». В настоящее время живет в Донецке.
Никогда
Рассказ
За стеклом замелькала в едином вихре серо-зелено-коричневая полоса, и они оторвались от земли.
«Оторвались, оторвались, оторвались!» – зааплодировала Рита смело и громко, наплевав на условности, и кто-то сзади даже ее поддержал, захлопал в ладоши тоже.
«Оторвали-и- ись!»-Слезы текли по щекам.
Как назло (или по странной иронии), место ей досталось возле иллюминатора. Раньше бы радовалась: смотри, любуйся, земля, город, поля, леса, реки, – но не сейчас. Она отворачивалась, утыкалась глазами в спинку кресла, в затылки, в фигуры снующих бортпроводниц. Ее воротило от окна – даром что не взяла пакет.
«Прощай, немытая Россия!» – крутилось в голове знакомое с детства.
«Куда не вернусь я никогда» – а это тоже хрестоматийное или сейчас родилось?
Никогда, никогда, никогда – какое сладкое слово. Как хорошо, что оно есть. Берущее под крыло, защищающее. Спасительное, незыблемое.
Как хорошо, что есть этот самолет. Есть билет с пунктом назначения – Барселона. Есть другая система координат, другая параллель, другой язык, другой быт, другие люди, другая жизнь. Слезы катились не переставая.
«Покидаете близких?»-могбы спросить кто-то.
«Нет, чужих. Уезжаю к близким».
Она не смотрела в окно, она не имела сил смотреть в окно, охватывать взором всю эту бессмысленную и беспощадную, никому не нужную, безликую ширь, которая ее едва-едва не съела, не сожрала без сожаления, рыгнув напоследок и опорожнившись в гигантском зловонном сортире в черную дыру.
Она чувствовала, что чем выше от земли, тем ей становится легче, будто она сбрасывает с себя груз, мешки с тяжелой землей, что висели, крепко прикрученные к ней по всей окружности пояса, мешая действиям, движениям, клоня к земле, погребая в итоге.
Вырвалась!
Так покидают стены темницы. Так бегут – здоровые, молодые – из смердящей больнички, где оказались по ошибке. Так уходят от вынужденных соседей – кромешных, обоссанных пьяниц. Так покидают плацкарт поезда, утомившись до смертельной головной боли от дороги, попутчиков, самого поезда. Бесконечные (год за годом) дни тряски – она приехала на таком пять лет назад в Петербург из родного Хабаровска. Так идут навстречу любви…
За три дня до отъезда она познакомилась с Сергеем. Точнее, он с ней. Чудо? Протянутая рука? Наивная!
Она даже поверила. Даже засомневалась. Даже допустила мысль, готовая забыть и простить всю бессмыслицу, всю бесплодность, всю никчемность, все седые волосы в свои двадцать семь. У нее даже глаза загорелись: неужели так бывает? Неужели она ошибалась? Быть может, она не туда смотрела, чего-то не видела, был затуманен взор? Знак свыше: остановись!
За три дня до отъезда она отправилась на пляж Петропавловки – попрощаться с камнями, которые дарили ей успокоение в сложные моменты жизни в Петербурге. Тягучее движение Невы, тишь, раскаленные на солнце булыжники… Она приходила и сразу тонула в небе и воде, не в силах сдвинуться с места, переносясь всякий раз на тот островок детства, где тоже были солнце, камни, тишина и большая вода.
На этих камнях никто не обращал ни на кого внимания, и поэтому, когда ее позвали-«девушка!», она не услышала. Тогда ее тронули за плечо, и пришлось сфокусировать свое внимание: здесь кто-то есть?
– Вы лежите тут одна, такая красивая, – сказал он сверху, мягкий, как облако. – Я спешу. Но не хочется вас отпускать. Давайте я позвоню вам?
И сразу тучи – кудрявые и пышные – сорвались с мертвой точки и побежали куда-то. И испарился островок детства. И стало просто и хорошо. И почувствовалась целесообразность всего происходящего. И скорый отъезд странно отодвинулся во времени, перестав напоминать о себе.
Они встретились следующим вечером. В ее в паспорте ждал своего авиабилет, выпит был прощальный кофе с коллегой-подругой из маникюрного салона, белели пустотой оголенные стены съемной комнаты. Она оделась в темно-коричневое, подчеркивающее фигуру, расплела волосы – каштановые, легкие, обула черные босоножки с золотистыми ремешками; никаких каблуков: ей, высокой, хотелось сегодня быть маленькой.
Он опоздал, но ненамного. Редкий типаж: рост, стать, тонкие черты лица, шапка русых волос, ясные глаза. Где раньше ты был?
Оказалось – был в Москве. Завтра уезжает обратно. Театральный педагог-романтика! А она художник-тоже красиво. В родном городе побеждала на выставках. А потом переехала в Петербург и училась в художественной академии – знаменитой Мухе. А потом бросила и стала работать. Последнее место-маникюрный салон, где она рисовала на женских ногтях стилизованные произведения искусства в миниатюре: Поленов, Ван Гог, Ренуар…
Собственно, она все понимала. За вечер можно успеть многое, а можно ничего. Он как-то быстро и естественно взял ее за руку. Она не сопротивлялась, но – давай не торопиться. Давай слышать друг друга. Дай мне почувствовать тебя, а ты почувствуй меня. Мне это необходимо, именно сейчас. Быть может, даже сильнее, чем за все предыдущие пять лет.
Редкие пешеходы и велосипедисты на дорожках Елагиного острова. Брызнувший дождик, в детстве такой называли «слепым». Заблестевший и задышавший асфальт. Красные листья под ногами… Почему листья опадают в июне? Звонок сестры из Барселоны – и впервые короткое: «Перезвоню, Маша». Влюбленная пара навстречу. Вы замечали, с каким заговорщическим пониманием смотрят друг на друга проходящие друг мимо друга пары? Найденная скамеечка с видом на Среднюю Невку: главное для любой пары – найти ту самую, одну-единствен-ную, подходящую только им скамеечку, в меру удобную, в меру уютную, в меру скрытую от глаз. Ей нравился его голос – чуть глуховатый, глубокий. Нравились его обрывочные истории о Неделе театральной педагогики, на которую он приехал. Нравились возникающие между ними, ничуть не тяготящие паузы. Сергей – красивое имя. Его нужно произносить с хрипотцой, тем самым чуть приглушенным голосом…
Он начал с ладошек – легкие щекотания и поглаживания. Потом перешел к запястьям. Затылок, волосы. Линия бедра. Губы на шее, движения языком, горячее дыхание. Мочки ушей. Она не сопротивлялась. Он потянулся к губам – она увильнула: не торопись. Он сжал ее в объятиях и потянулся снова, она снова увильнула и высвободилась.
Она понимает: хочется все и сразу. И минуты безжалостно тикают.
«Пойдем погуляем!»-она.
«Пойдем..»-он, другим голосом, отстраненным.
Поцеловал в губы он ее уже на траве, тоже на берегу: гулять, брести медленно, опять говорить или комфортно молчать ему совсем не хотелось. Он был тороплив. Она почувствовала обыденность.
Чем больше он целовал ее – в щеки, в губы, тем дальше она отодвигалась. Набежала очередная туча, и под вновь прыснувшим дождиком ей казалось, что он, склонившийся над ней – рот в рот, жадные руки, – реанимирует ее, а она все никак не желает очнуться. Она вспомнила про Барселону, про то, что надо перезвонить сестре. Он перешел к ногам, снова к бедрам. И только когда он потрогал грудь – запретная зона, – она изогнулась и встала.
«Пойдем?»-она (опасайтесь резко вспыхнувшего очарования, иначе любое неосторожное движение может привести к резкому разочарованию).
«Пойдем…»-он, насмешливо.
С неба полило обильно, и они пошли искать выход из парка, ведущий к метро. Путь до метро предстоял долгий, оттого невыносимый. Говорить о чем-то казалось бессмысленным. Держаться за руки – неприемлемым. Два чужих человека. Он ожидал чего-то большего? Прости, не оправдала ожиданий.
Шли молча: он чуть впереди, она чуть сзади. На распутье двух дорожек остановились.