Страница 39 из 100
Распрощались девушки, когда на город опустились сумерки. Женя едва не задремала в такси – настолько она устала. Да и подвёрнутая накануне нога разнылась по-настоящему.
Зевая, Женя поднялась по лестнице, мечтая только об одном – скорее доползти до кровати. На её этаже вспыхнул светильник-факел.
– Что за..?
Она замерла с ключом в руке, а по спине пробежали мурашки.
Над дверным косяком, ярко выделяясь на фоне тёмно-серых каменных стен, белели намалёваные мелом символы. Перечёркнутые круги, перевёрнутые кресты, треугольники, меж которых затесались руны. Словно кто-то оставил ей уродливое послание на ведьмачьем языке.
Глава 17
Как звучит тишина
Солнечный луч крался по половицам, в его свете задорно плясали пылинки. Детские пальцы утопали в длинной шерсти, стискивая худое тельце. Над головой было надёжное укрытие, и из-за свисающей бахромы скатерти кухня выглядела смешно, в золотистую полосочку.
Ей нестерпимо хотелось зажать руками уши. Но она знала, стоит так поступить и Флорин тут же сбежит. Тогда она останется совсем одна.
К привычным запахам присоединился ещё один. Противный, едкий. Что-то странно зашуршало возле плиты.
– Мама…
– Ты ничего не понимаешь! – доносился мамин голос из соседней комнаты. – Я устала! Мне тяжело!
К лучу на полу добавились странные, злые отсветы.
– Папа…
– Тебе тяжело?! Это я работаю на двух работах! А ты только и делаешь, что покупаешь новые платья, туфли, кольца! Тебе всего мало! Ребёнок брошенным растёт!
У плиты что-то щёлкнуло, заставив вздрогнуть. Флорин изогнулся, выпустил когти, оставляя на коже четыре кровавые полосы, но она не вскрикнула. Лучше не привлекать к себе внимания, пока родители ругаются. Серая шерсть мелькнула и скрылась в дверном проёме, откуда слышались крики:
– Ты же мать, в конце концов, а не…
– Не кто? Ну?! Давай, Андрэ, скажи!
– Катрин, хватит…
– Мама, – срывается с губ тихий зов.
– Ты обещал, что у нас будет всё! Что я ни в чём не буду нуждаться!
– Катрин, я же…
– Ты же дома только к ночи появляешься! Я что, по-твоему, мать-одиночка?!
– Папа!
Треск у плиты стал невыносимым, страшным, зловещим. Что-то зашипело разъярённым чудовищем.
– Я много работаю, чтобы содержать семью. Чтобы содержать тебя и все твои прихоти!
– Плохо у тебя получается!
– А у него, значит, хорошо?!
Громкий хлопок заставил подпрыгнуть в страхе и удариться головой о столешницу.
Женя неловко дёрнулась и, всхлипывая, вывалилась из своего убежища прямо в лапы беспощадному пламени, жадно пожирающему занавески, полотенца, деревянные шкафы… Сквозь алые всполохи и дымное марево проступили жуткие чёрные кляксы, разрастаясь, они сплетались друг с другом, образуя прямо в воздухе уродливые символы. Изломанные линии, кровоточащие кресты и перечеркнутые руны на глазах складывались в жуткое послание, смысла которого Женя не понимала. А за ними, сквозь стену огня мелькнули полные злобы жёлтые глаза. Душераздирающий гиений смех разнёсся по маленькой кухне, приглушая все прочие звуки.
Женя резко распахнула глаза, подавившись собственным вздохом. Губы продолжали шептать: «Папа!». А в ушах никак не стихал жуткий ведьминский хохот.
Наяву ни огня, ни жёлтых глаз не было, но ощущение того, что кто-то только что усмехнулся из темноты, не пропадало. Будто он… оно… окутанное саваном тишины, до сих пор стоит там, в углу комнаты, и смотрит, смотрит, смотрит…
От ледяного ужаса всё тело словно онемело, а рвущийся наружу крик вылетел из горла хриплым клокотанием.
Женя собрала остатки благоразумия и, сжав в кулаках простыню, вспомнила мантру, которой учил дядя Костя. Мягкий напев внутреннего голоса медленно растворял иррациональный страх, успокаивал, убаюкивал. Женя снова погрузилась в дрёму, отчаянно цепляясь за фантазии о море, песке, шуме волн и криках чаек.
Искусственно созданную идиллию нарушил громкий щелчок, прозвучавший в ночной тиши как гром среди ясного неба. Женя вновь распахнула глаза, всматриваясь и вслушиваясь темноту.
«Господи, да что же это?! Приснилось? Или нет?»
Умом Женя понимала, что нужно привстать, дотянуться до выключателя и прогнать жуткое наваждение спасительным светом лампы. Но ватное тело не желало слушаться. С колотящимся сердцем Женя продолжала лежать неподвижно, смотреть перед собой, не моргая, вслушиваться в каждый шорох. Казалось, прошла целая вечность, когда наконец ей удалось пошевелиться. Резко сев в кровати, она спешно ударила по выключателю, словно боясь, что за эти доли секунды из под кровати выскочит Ламия и утащит её в ад.
Комната озарилась тёплым светом настенного бра, и Женя облегчённо выдохнула. Хотя сердце всё ещё стучало слишком часто. Она нащупала на комоде телефон и пролистала список контактов. До безумия хотелось услышать чей-то голос. Лучше бы Макса.
«Но не будить же его из-за кошмара».
Впрочем, затолкав совесть поглубже, она всё-таки отправила ему сообщение:
– Привет. Ты спишь?
Макс ожидаемо не ответил.
В любом случае, с телефоном в руке и при включенном свете было уже не так страшно. Чтобы окончательно прийти в себя, Женя пролистала галерею, всматриваясь в фотографии, сделанные сегодня. В целом, прогулка выдалась прекрасной, не считая поездки к отчему дому.
«Зря я согласилась на эту авантюру. Только перенервничала. И вот результат».
Женя повертелась с боку на бок, но быстро осознала, что даже со светом вряд ли сможет снова уснуть. А потому решила провести остаток ночи с пользой – поработать над сценарием. Она слезла с кровати и поплелась умываться.
Выключатель щёлкнул, озаряя ванную…
На кафеле, ровно в середине помещения сидела фарфоровая кукла, та самая, с комода, и смотрела своими широко распахнутыми невинными глазами прямо на Женю. Совершенно точно вечером куклы в ванной не было и быть не могло. Женя вообще к ней не притрагивалась.
Волна ужаса прокатилась по телу с такой мощью, что ноги, казалось, покрылись ледяной коркой, а голову, наоборот прострелило потоком обжигающей лавы.
Тук… тук-тук-тук…
Заполошно зашлось сердце. А чёртова кукла продолжала пялиться. Лицо было прорисовано художником так искусно, что, казалось, вот-вот она откроет свой очаровательный ротик и заговорит.
Секунда, другая… шаг назад, другой…
В следующий миг Женя стремглав бросилась из комнаты. Выскочив на лестницу, почти перелетела пролет вниз и затарабанила в дверь Моник. Но подруга не открыла. Тогда Женя побежала дальше, справедливо полагая, что на ресепшн должен быть хоть кто-то. Но и тут никого не нашлось.
– Люк? – позвала она, заглядывая в каморку за стойкой.
Ответом была тишина. Отель словно вымер. А она была бы рада даже пьяным постояльцам, орущим Марсельезу. Да кому угодно, лишь бы живому, настоящему. Даже Эдуару, который на её счастье вывернул из коридора, ведущего в «цветочную» гостиную. В руках мужчины дымилась чашка кофе. А взгляд…
Только сейчас до Жени дошло, что она стоит перед ним босая и в пижаме с радужными единорогами. Да на ней даже бюстгальтера нет! Она спешно скрестила руки на груди.
– Мадам Арно? – изогнул он бровь, а на лице застыла усмешка.
– Мсье Роше? – переспросила она, не понимая, как себя вести. Пожаловаться на случившийся кошмар хотелось неимоверно, но в то же время выглядеть в глазах начальника суеверной дурой было стыдно.
– Гуляете? – в его голосе звучал сарказм.
– Вышла попить, – солгала она.
– В номере закончилась минералка?
– А я за латте. Не только же вам по ночам не спится.
Она не понимала, на кого злилась больше: на себя за трусость, на него за надменность или на всю эту чертовщину, что сегодня с ней приключилась. Женя собрала волю в кулак и гордо прошествовала мимо Эдуара, направляясь в «цветочную» гостиную.