Страница 61 из 110
– Вот сейчас вы именно такая, какой мне больше всего нравитесь, – сказал он, и вода не была холоднее его голоса. – Но даже если я захочу убить вас, то не думаю, что моим оружием будет холод и болезнь. Одевайтесь.
Жалкая, униженная, Женевьева отвернулась и начала одеваться. Она знала, что Тристан стоит у нее за спиной. Сначала это ее несколько удивило, но потом она догадалась, что он всего лишь собирается помочь ей застегнуть платье. Наконец, ей удалось кое-как привести себя в порядок. Тристан набросил на плечи Женевьевы ее плащ. Она села, устало прислонясь спиной к стволу дерева, слишком несчастная и опустошенная, чтобы позаботиться о своих волосах.
Несколько секунд спустя в ее руках оказалась металлическая чашка, из которой поднимался густой и ароматный пар, Женевьева бросила на Тристана обеспокоенный взгляд. Он стоял к ней спиной и смотрел за костром, и тем не менее каким-то непостижимым образом словно прочитал ее мысли.
– Подогретый эль, всего лишь. Я заметил, что вам не слишком-то нравится вино, – сказал он, не оборачиваясь.
– Оскорбление за оскорблением, милорд!
– Это был просто дар в знак благодарности.
– Которого я совсем не хотела бы получать!
– Ах, миледи, но ведь вы проявили такую щедрость и великодушие!
– Гнусный, грязный бастард! – выругалась Женевьева. Тристан не ответил, и она хлебнула горячего эля, чувствуя, как разливается по телу приятное тепло.
– Как… как ты нашел меня? – спросила она настороженно.
Он обернулся и уселся на землю, прислонившись к другому дереву, стоявшему ближе других к огню.
– Насколько я знаю, есть только одно место, куда ты могла бы уйти, – ответил Тристан и взмахнул рукой, в которой держал чашку, по направлению холма, возвышавшегося над противоположным берегом ручья. – Ты уже почти пришла, монастырь расположен как раз за гребнем.
Женевьева почувствовала отчаяние. «Так близко! Если бы только не останавливалась прошлой ночью, я уже была бы там!»
Женевьева не сразу сообразила, что последние слова произнесла вслух, до него дошло это, лишь когда Тристан расхохотался. Она быстро вскинула голову и увидела искорки смеха в его глазах, он искренне смеялся над ней, его эта ситуация весьма забавляла.
– Нет, Женевьева, вовсе нет! Я бы подошел к тебе еще прошлой ночью, но ты, по-моему, не очень-то нуждалась во мне, ведь тебе и самой удалось отбиться от этой злобной совы!
И он снова рассмеялся. Его просто трясло от смеха, он даже был вынужден поставить свою чашку на землю, чтобы не расплескать содержимое.
Женевьева втянула воздух сквозь зубы.
– И ты был там?
– Все время.
– Ты бастард! – она в гневе вскочила на ноги. «Ее до полусмерти перепугали прошлой ночью, а это, оказывается его проделки».
– Ты испугалась волков, я правильно понял? – ухмыльнулся Тристан.
– Нет. Волка-одиночки. И в этом был свой резон! – крикнула она. Тристан снова рассмеялся. Она шагнула к нему с искаженным от ярости лицом, готовая прервать его смех, выплеснув ему в лицо горячий эль. Но Тристан уже был на ногах задолго до того, как она подошла, и схватил ее за запястье.
– Женевьева, неужели ты думаешь, что это был бы разумный поступок?
Сквозь его смех звучало предупреждение, и Женевьева, прикусив нижнюю губу, отступила на шаг.
– Ну уж нет! Я хочу допить свой эль, а не тратить его на тебя!
Огонь внезапно вспыхнул, Тристан вернулся на свое место, а Женевьева бросила взгляд на кастрюлю, почувствовав отчаянный голод. Там варились две великолепные рыбины, а на разложенном неподалеку куске холста лежали большой кусок сыра и краюха хлеба.
У Женевьевы проснулся волчий аппетит, а голод заставлял бурчать ее желудок. Она отвернулась, чтобы Тристан не видел ее глаз, Господи, как же ей хотелось съесть хотя бы кусочек этой рыбы! Но он услышал урчание, доносившееся из ее живота, и негромко рассмеялся. Женевьева опустилась на мягкий мох у корней облюбованного ею дерева и уставилась прямо перед собой.
К ее досаде, Тристан, казалось, совсем перестал обращать на нее внимание.
– Превосходно! – воскликнул он, и Женевьева услышала, как ее мучитель выкладывает на тарелку рыбу, как режет хлеб и сыр, как наливает себе еще эля. Она ожидала, что он предложит и ей, но Тристан снова вернулся к своему дереву и начал есть. – Это даже лучше кролика, которого я изловил прошлой ночью.
Женевьева не смогла больше сдерживаться и повернулась к нему.
– Ты – сын волчицы! Ты прошлой ночью ел кролика, в то время как я голодала! Ты позволил себе ждать до утра, когда я была перепугана до смерти! Ты…
– Возможно это пошло вам на пользу, миледи!
– Бастард! – продолжала Женевьева, но он, кажется, не заметил этого, а продолжал есть рыбу, облизывая пальцы.
– Хочешь есть? – спросил Тристан, делая паузу, чтобы перевести дыхание.
– Нет!
– Прекрасно, а то я было подумал, что одной рыбы мне не хватит.
– Вот как! А я-то удивлялась, почему это ты до сих пор не уморил меня голодом!
– И я тоже.
– Ты просто ненавидишь меня!
– А ты весьма наблюдательна, – огрызнулся Тристан, но затем он прекратил свою трапезу и посмотрел на Женевьеву долгим взглядом. – На самом же деле, миледи, я не знаю, что чувствую в данный момент, но факты говорят сами за себя. Ты принадлежишь мне до тех пор, пока я не решу иначе.
Что-то в его голосе вселило в нее надежду. Женевьева встала, подошла к нему, опустилась на колени и заглянула в его глаза.
– Тристан, ты же можешь отпустить меня! Этот монастырь сразу за холмом, совсем рядом… Ну, пожалуйста, пожалуйста! Милорд, я ничего не взяла с собой, кроме той одежды, что на мне…
– И кинжала.
– Ничего! Я даже не прикоснулась к драгоценностям, я не…
– Я думаю и осмелюсь сказать, что у тебя просто не было времени, чтобы подумать о них, – мягко сказал Тристан, глядя ей в глаза.
– Какое это имеет значение? – взмолилась Женевьева, – Тристан, я не взяла с собой ничего ценного, я…
И тут он прикоснулся к ней. Протянув руку, он пальцами тронул ее за подбородок, положив большой палец на ее губы и тем самым прерывая ее речь.
– Но видишь ли в чем дело, для меня… – он приподнял другой рукой тяжелую массу ее волос, – для меня вот это – дороже любого сокровища, Женевьева.
Тристан убрал руки, как будто эти слова вырвались у него невольно, и посмотрел на тарелку.
– Прости меня, Женевьева, я действительно окончательно понял, что ты для меня представляешь слишком большую ценность, – он снова посмотрел на нее, и она поразилась происшедшей в нем перемене. Его глаза опять потемнели, они переменили свой цвет вместе с его настроением.
Тристан поставил свою тарелку и нетерпеливым движением руки отстранил от себя Женевьеву. Он покопался в своем кожаном мешке и извлек на свет еще одну оловянную тарелку, быстро наложил в нее рыбу, хлеб и сыр и протянул Женевьеве.
Та опустила глаза и удрученно, покачала головой, намереваясь отказаться.
– Ешь! Но ешь медленно, иначе тебя вырвет!
Женевьева приняла тарелку и вяло начала есть, но вот голод настолько захватил ее, что она, забыв обо всем на свете, начала, не прожевывая и давясь, глотать предложенную пищу. Тристан вырвал тарелку из ее рук.
– Я же сказал – медленно!
Она кивнула, все также не поднимая глаз, и он отдал ей тарелку обратно. Затем Тристан поднялся и отошел от нее, и Женевьева услышала, как он негромко разговаривает со своим конем. Она подумала мрачно: а разговаривает ли он когда-нибудь так же нежно с какой-нибудь женщиной, как сейчас с этим животным?
Наконец все было съедено. По собственной инициативе Женевьева взяла его и свою тарелку, отнесла их к ручью, вымыла и насухо вытерла подолом своей юбки. Когда она вернулась, то увидела, что Тристан тщательно затаптывает костер.
Он взял тарелки и кружки и положил их обратно в сумку, которую перебросил через седло. Женевьева стояла близко к коню, и животное неожиданно наклонило голову и подтолкнуло ее своим влажным мягким носом. Она едва удержала равновесие и, рассмеявшись, потрепала коня по морде, тот подошел ближе, требуя еще ласки, точно огромный щенок.