Страница 36 из 110
– Леди Эдвина, – негромко сказал Джон, – наконец-то мы снова встретились. – Он тихо ступая, подошел к ней. Эдвина обнаружила, что не в силах отвести от него взгляда. Джон сбросил с плеч плащ и медленно отстегнул меч.
– Разве у вас не найдется сегодня для меня, приветливого слова? – спросил он с жестокой насмешкой в голосе.
– Я… – начала она, и тут у нее подогнулись колени. Эдвина упала на пол, опустив голову: – Я не делала этого! Я была против этого плана, Джон! Клянусь! Я не хотела, чтобы тебя убили!
Эдвина не могла поднять глаз, она чувствовала, как страх сковывает все ее члены, и она не могла позволить себе быть такой трусихой, ей нужно всегда думать об Энни! Как бы он не решил отомстить ей, она должна сделать все, чтобы он не тронул ее дитя. И Эдвина непроизвольно совершила лучшее, что только могла сделать в ее положении. Джон смотрел на ее склоненную голову, на густые каштановые волосы, ниспадающие на льняную сорочку, блестевшие в полумраке. Слабый свет, просачивающийся в комнату из-за открытой двери, пробивался сквозь тонкий материал и являл взору упругую грудь молодой женщины и плавные линии тела. Он приподнял ее подбородок.
– Клянешься ли ты, Эдвина, что не принимала участие в этом предательстве? – спросил он хрипло.
Слезы покатились у нее из глаз, когда она посмотрела в его лицо, сохранявшее угрюмое выражение. Эдвина даже не думала о том, чтобы сопротивляться или бежать. Она попыталась ответить, но не смогла и просто покачала головой. Джон отпустил ее подбородок и отступил на шаг. Эдвина всхлипнула и, наконец, снова обрела дар речи.
– Я не хотела твоей смерти! И чтобы ты не собирался со мной сделать, смилуйся над моим ребенком! Ибо я клянусь, что она не принимала участия в этом предательстве, ведь ей всего только пять лет!
Она умоляюще посмотрела на него, сердце ее бешено забилось, но не только из-за страха перед его жестокостью, он был молод, красив и пробудил в ней желания, которых она не испытывала за время своего короткого брака. Эдвина подумала, что она сходит с ума. Может, так и было на самом деле.
Но прежде, чем Джон успел ответить на ее мольбу, дверь снова содрогнулась от сильного удара.
Граф де ла Тер пнул приоткрытую дверь и застыл на пороге, высокий, сильный, гневный, его темные глаза сверкали, лицо казалось высеченным из гранита, а губы были настолько сильно сжаты, что превратились в почти невидимую узкую полоску.
– Он жив! – в ужасе воскликнула Эдвина, – он и в самом деле вернулся из могилы! – она подумала, что упадет сейчас в обморок.
Тристан коротко взглянул на Джона, подошел к ней, схватил за плечи и яростно встряхнул.
– Где она? – спросил он с клокотанием в горле. У Эдвины застучали зубы. – ГДЕ ОНА?
«Женевьева, он имеет в виду Женевьеву!», – подумала она и почувствовала, как подступает тошнота. Женщина попыталась выдавить из себя хотя бы слово, но язык присох к гортани и не хотел слушаться.
– У-у-уехала! Уехала!
– Уехала?
Казалось, что его гнев испепелит ее. Эдвина никогда не испытывала прежде такого страха, и ее никогда прежде не держали с такой силой ничьи руки. Она знала, что должна говорить. Облизнув губы и глядя в непроглядную темень его глаз, Эдвина, наконец, заговорила:
– Женевьева… она выехала сегодня в Лондон, – и, снова облизнув пересохшие губы, продолжала: – Она уехала в Лондон, чтобы отдать Эденби Генриху Тюдору и принести ему присягу.
Тристан держал ее стальной хваткой, глядя с недоверием и гневом. Затем, поняв смысл сказанных ею слов, выругался с такой неистовой яростью, что Эдвина невольно отшатнулась:
– Проклятье!
И к величайшему удивлению Эдвины, Тристан отпустил ее почти бережно, развернулся на месте и пересек комнату огромными шагами. По пути к двери он задержался на мгновение, чтобы сказать Джону:
– Я выезжаю сейчас же, чтобы вернуть свою собственность, – произнес граф де ла Тер во внезапно наступившей могильной тишине. – Ты присмотришь за замком и за соблюдением моих приказов. Никого из замка не выпускать до моего приезда. Это касается и людей, заключенных в подвале. За все отвечаете вы с Тибальдом.
Джон кивнул, и Тристан стремительно вышел из комнаты. Плащ его развевался подобно флагу Правосудия.
Эдвина с беспокойством взглянула на Джона. Тот медленно подошел к двери и закрыл ее. Она снова почувствовала дрожь в спине, но от ужаса, охватившего ее, не могла понять – от страха или желания. Она знала, что сейчас следует волноваться за Женевьеву, и понимала, что стоит перед своей собственной судьбой.
На короткий миг она прикрыла глаза. Судьба ее была уже решена, она видела по выражению лица Джона, что эта ночь принадлежит ему. И слегка изумившись про себя, Эдвина осознала, что почти рада этому. Ее зажали в угол, и у нее не было другого выбора. Она, желая того или нет, принимала участие в гнусном предательстве, и теперь ее черед платить.
Кроме того, она не могла игнорировать его молодость, прекрасное телосложение, крепкие мускулы. Эдвина вспыхнула, желание охватило ее с непреодолимой силой, ей хотелось прижаться к нему, почувствовать его прикосновение. Ей должно быть стыдно, наверное, ей и на самом деле было стыдно. Но она не была невинной девочкой, она прекрасно знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются наедине.
Эдвина всегда старательно исполняла свои супружеские обязанности, но никогда прежде не испытывала такого волнения. Давно уже потеряв своего мужа, она не была ни перед кем в долгу.
Джон был значительно моложе ее умершего супруга, и, судя по всему, мог подарить ей… нечто неизвестное…
Она замерла и похолодела, голос ее все еще дрожал, когда, взмолившись, произнесла:
– Моя дочь, она спит…
Джон кивнул головой в сторону двери и хрипло произнес:
– Позови служанку, и пусть она унесет девочку в свою постель.
Эдвина не верила своим ушам, она не могла сдвинуться с места. Джон сам, сгорая от нетерпения, открыл дверь и крикнул:
– Эй, кто-нибудь!
Старая Мэг, одна из кухарок, суетливо вбежала в комнату, с выражением страха на лице.
– Заберите девочку, – резко произнес Джон. – Положите к себе в постель и спите с нею рядом.
Мэг, переваливаясь с ноги на ногу, прошла мимо Эдвины, едва взглянув на ее. Осторожно взяла Энни и с облегчением вздохнула от того, что ее задача сводится к столь простому поручению.
На секунду задержавшись возле Эдвины спросила:
– Маленькую отнести в ее спальню?
– Да, – с усилием прошептала та.
Когда Мэг с Энни на руках вышла, Джон, не сводя с Эдвины глаз, закрыл дверь спальни и запер ее на засов. Он медленно подошел к молодой женщине, легко коснулся ее щеки. Казалось, что напряжение между ними сразу пропало, когда он взял ее лицо в ладони и посмотрел в глаза долгим взглядом. Эдвина не шелохнулась. Мягко улыбаясь, Джон дотронулся до ее трепещущей груди.
– Сердце твое бьется, как у птички, – сказал он.
Она все еще не могла вымолвить ни слова. У нее перехватило дыхание от его прикосновения, сильного и нежного одновременно.
Джон снова улыбнулся и пальцами осторожно провел по ее бархатистой шее, чуть касаясь кожи. Затем его руки скользнули под ткань ночной рубашки на ее плечах, и потянули легкое одеяние вниз, пока оно не упало на пол, оставшись лежать светлой грудой у их ног. Эдвина, такая беззащитная и прелестная в своей наготе, стояла, покорно опустив руки.
Джон отступил шаг назад, разглядывая с восхищением ее тело, на его шее пульс забился так же часто, как и на ее. Но вот он шагнул к ней и взял ее на руки. Его губы были такими горячими, такими жадными… Поцелуй его возбудил и довел почти до исступления Эдвину, а прикосновения его рук к обнаженному телу разожгли в ней бурный огонь. Джон нежно поглаживал ее спину пальцами, а она, обхватив его шею руками, все крепче прижималась к нему. Он снова ласково и страстно прикоснулся к ее шее, и Эдвина издала негромкий вскрик покорности и желания… Джон крепко сжал ее в объятиях и отнес на кровать. Его руки и губы непрестанно двигались по ее телу. Он нашептывал ей непонятные слова, которые еще больше разжигали в ней огонь страсти. Она негромко стонала, но в ее стоне не было протеста.