Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 102 из 110

Когда они вышли на опушку леса, Тристан привлек к себе Женевьеву и нежно поцеловал ее, а затем заглянул в ее сверкающие глаза и сказал:

– Я полагаю, что Кэтрин уже успела проголодаться и нам следует вернуться назад.

Но вместо этого они опустились на траву, и Тристан с нежностью посмотрел на Женевьеву. Она лениво жевала сорванную травинку и ее глаза были задумчивы и влажны и, внезапно Тристан ощутил укол ревности.

– Ты очень любила его? – мягко спросил Тристан.

– Да, я любила его, – негромко ответила она и опустила ресницы. – О, Тристан, он бы понравился тебе. Аксель был очень осторожен в суждения и прекрасно умел слушать. Он бывал в Итоне и Оксфорде, любил поэзию и знал несколько языков. И не любил сражений. Аксель говорил отцу, что мы должны сдаться, как сделали большинство дворян Англии и Уэльса. Но мой отец был смелым, добрым и умным. Да, я любила его. – Ее ресницы внезапно взметнулись, и она печально улыбнулась Тристану. – Но никогда не любила его так, как тебя. Я никогда не чувствовала…

– Похоти? – продолжил Тристан, и Женевьева вспыхнула.

– Нет, противный негодник, леди не чувствуют похоти!

– О, а я говорю, что так оно и есть, и я люблю мою похотливую леди, клянусь!

– Ах, где твои хорошие манеры? – воскликнула Женевьева в притворном ужасе.

– Манеры, мадам? – Тристан взял ее руку и ласково поцеловал ладонь. – Я ничего не могу поделать со своими манерами, я просто счастлив. Я не могу ревновать тебя к тому бедному юноше, убитому на этой проклятой войне.

– Ревность? Хм. Ревновать? Хм…

Тристан внезапно наклонился к ней и горячо зашептал.

– Женевьева, у меня никогда прежде не было так тепло и легко на сердце. Лизетта…

– О, Тристан! – Женевьева прикоснулась к его щеке, легкий ветерок ласкал их и шумел в ветвях деревьев, журчал ручей. Женевьева подумала, что она никогда не была так счастлива.

– Тристан! – проникновенно сказала она. – Поверь, во мне нет места для ревности к ней, я рада, что ты любил ее.

Он улыбнулся и поцеловал Женевьеву. Притворно сопротивляясь, она шлепнула его по ягодице. Тристан в шутку зарычал и приподнялся на руках. Женевьева тут же откатилась в сторону.

– Я слышала, что у Кэтрин должно появиться множество братьев и сестер в Ирландии.

– Что?

– Ходят такие слухи.

– Что? – Тристан поднялся на ноги и серьезно посмотрел на Женевьеву, она встала следом. – Это ложь. К тому времени как мы переплыли Ирландское море, я был настолько увлечен тобой, что и думать не хотел ни о ком другом!

– Это правда?

– Да! Где ты слышала такую чушь?

– Где? – и Женевьева вспомнила, ей об этом сказал Гай.

Гай предупредил ее о поведении Тристана.

Она быстро опустила глаза и почувствовала холодок страха в груди. Граф де ла Тер простил тех, кто принимал участие в том предательстве. Он даже разрешил вернуться старому сэру Гэмфри в Эденби.

Но, все еще испытывал ненависть к Гаю, и Женевьева понимала, что если бы не защита короля, то Тристан давно бы уже вызвал его на поединок и убил.

Женевьева подняла глаза и, ненавидя себя за ложь, но зная, что у нее нет другого выбора, сказала:

– Я не помню, любимый. Это всего лишь слух, занозой вонзившийся в мое сердце.

Тристан обнял ее и прижал к своей груди.





– Пусть твое сердце будет спокойно, любимая, я принадлежу только тебе одной!

– О, Тристан! – Женевьева обвила руками его за шею и поцеловала, и хотя ей очень хотелось побыть с ним здесь еще, она сказала уткнувшись носом в его грудь. – Мы должны возвращаться к Кэтрин.

– Да, да, надо идти, дорогая.

Они заторопились обратно. Тропинка, извиваясь, бежала вдоль ручья и наконец, они вышли к прежнему месту. Тристан остановился и осмотрелся.

– Я рад, что ты приехала, – он посмотрел на нее, взгляд его был веселым и счастливым.

– Тристан…

Он рассмеялся и обнял ее.

– Это просто замечательно, я даже не знал, что так бывает, – Тристан вздохнул. – Нам нужно чаще уезжать сюда. Я очень беспокоюсь за Эденби, и намерен поскорее заняться делами. Я просто хотел… просто хотел кое-что отыскать здесь. Ни дух Лизетты, ни дух моего отца не могли появляться в Бэдфорд Хит, я чувствую, что вокруг меня что-то происходит, но не могу понять что. На нас с Джоном напали в Лондоне…

Женевьева вскрикнула.

– Тристан, ты никогда не рассказывал мне об этом!

Он пожал плечами.

– В то время я думал, что тебе все равно, но… – он сделал паузу и заглянул в ее глаза. Тристан уже собирался было сказать, что нападавшие были непросто грабителями, а скорее всего подосланными убийцами, но потом передумал, потому что это только еще больше расстроило бы Женевьеву.

– Это ничего не значит, Женевьева, мы быстро утихомирили тех подонков, я даже не знаю, почему теперь вспомнил об этом. Просто… я решил показать, что эти «привидения» – трюк, имеющий в своей основе обычные плоть и кровь. Здесь останется Томас, и я уверен, что он скоро поймает этого «призрака».

Женевьева заколебалась, не зная, рассказывать ли Тристану о тени в окне или нет. Но с тех пор она больше ничего не видела, и ей вовсе не хотелось, чтобы Тристан думал, что она верит в приведения.

Тристан свистнул, и Пирожок, пасшийся неподалеку на зеленой сочной весенней траве, немедленно подбежал к ним. Тристан помог Женевьеве взобраться в седло, затем вскочил на коня сам. Она прильнула к нему, слушая биение его сердца и ощущая тепло его тела.

У ступени лестницы замка Пирожка взял мальчик-грум. Тристан протянул Женевьеве руку, и они вместе поднялись наверх. Дверь открылась и навстречу вышла Эдвина с отчаянно орущей Кэтрин на руках.

– Благодарение Господу, Женевьева! – воскликнула она с улыбкой. – Малышка голодна, а характер у нее хуже, чем у тебя.

– У меня совсем нет характера, – фыркнула Женевьева и взяла дочь. Она погладила Кэтрин по щечке, и та сразу же зачмокала губками и начала искать сосок.

– Я отнесу ее в комнату, – быстро сказала молодая мать.

Тристан улыбнулся и пообещал, что скоро придет к ней. Он поблагодарил Эдвину за то, что та согласилась присмотреть за их дочерью, и дала им возможность немного побыть наедине.

На полпути Тристан окликнул ее, и Женевьева оглянулась.

– Дорогая, скажи Мэри, чтобы та собирала вещи, завтра поутру мы выезжаем в Лондон.

Она кивнула и поспешила дальше. Кэтрин становилась все более и более нетерпеливой.

Спальня была хорошо протоплена, свечи зажжены, все было готово к ее возвращению. Занавеси над постелью были отдернуты, и на кровати была постелена чистая пеленка для ребенка. Мэри знала, что Женевьева кормит лежа. Она начала уже расстегивать лиф платья, направляясь к кровати, но внезапно остановилась, заметив сквозь оконное стекло странное движение какого-то светлого пятна на опушке леса.

Женевьева нахмурилась, подошла к самому окну и, вглядевшись, увидела двух мужчин, освещенных фонарем. Они остановились среди деревьев и о чем-то оживленно беседовали. Затем один из них что-то протянул другому, очевидно какие-то документы, а второй взял их и отдал взамен мешок, скорее всего – кошелек с деньгами. Она прижалась к стеклу носом. В это время рассерженная Кэтрин издала гневный вопль, и Женевьева, не отрывая взгляда от окна, сунула ей в рот грудь.

Внезапно она замерла: ей показалось, что в одном из этих людей она узнала сэра Гая. Из-за разделявшего их расстояния нельзя было разглядеть его лица, но ей были знакомы эти движения, эта походка, то, как он вспрыгнул на коня… Этот конь, несомненно, принадлежал раньше ее отцу. Когда-то давно сэр Гай выехал на нем из Эденби, чтобы принять участие в сражении при Босуорте.

Да, это тот самый конь, Женевьева узнала его по одной белой ноге, тогда как весь он был гнедой масти.

Она хотела закричать, но крик застрял в ее горле. Что здесь делает сэр Гай? У нее возникло острое желание рассказать обо всем мужу, и в то же время она прекрасно понимала, к каким последствиям это может привести. Тристан ненавидит Гая и воспользуется любым поводом, чтобы уничтожить его.